Бахайном, и, значит, Гидеон ни за что не отошлет их отсюда, несмотря на все мои страхи.
Должно быть, он догадался, о чем я думаю, поскольку продолжил:
– Важно считать Кисию нашим гуртом здесь. – Он прижал кулак к сердцу. – Но она слишком велика, чтобы быть гуртом здесь, – указал он на голову. – Мы не можем требовать, чтобы крестьяне отдавали нам весь урожай, если не способны прокормить и дать кров своим семьям. Часть урожая всегда отдавалась императору, но этого слишком мало, чтобы обеспечивать армию, кормить людей и лошадей, снабжать нас маслом для ламп и пергаментом, стрелами, мясом, чаем, вином и шелком. А если не платить слугам, они не будут убирать, повара не будут готовить, а…
Подошел лорд Ниши, и Гидеон замолчал.
– Ваше величество.
Он поклонился в пол – не просто приветствие, а знак полного повиновения – и оставался в этом положении, пока ему не велели подняться.
Пока лорд Ниши кланялся первому левантийскому императору, Лео стоял в глубине комнаты, его кулон поблескивал на свету. Лео носил такое же ожерелье, как у его предыдущего тела, и я задумалась, было ли оно уже на месте, когда бог вернул Лео. Может, это скорее цепь раба, чем дар.
Я смотрела на него, а он на меня, и ледяная тяжесть страха в животе вернулась, а может быть, она никуда и не уходила.
«Однажды, когда ты будешь уже не нужен Гидеону, я убью тебя, Лео Виллиус, – мысленно пообещала я. – Буду убивать столько раз, сколько понадобится, чтобы ты больше не вернулся».
На другом конце комнаты Лео улыбнулся.
* * *
До конца аудиенции я успела убить Лео Виллиуса шестью разными способами. В основном не слишком изощренными, вроде перерезания горла или выстрела из лука, но лучше всего было бы его отравить. Так легко представить его лежащим лицом вниз на столе – чашка с чаем разбита, в уголках бледных губ подсыхает пена от дозы красношапочника.
Я представляла эту сцену всю дорогу до кухни, где ужинали Клинки. При моем появлении шумные разговоры сменились приветственными жестами и бормотанием: «Добрый вечер, капитан». Под потолком висели клубы дыма и пара, но внизу все так напоминало сборище у походного костра, что я улыбнулась. Не все мои Клинки были из гурта Яровен, но все они левантийцы. За этим столом мы ели и пили, как единое целое, и даже непривычная еда и вино не могли изгнать бурную радость из моего сердца.
Когда я уселась, разговоры возобновились. Я слушала гул голосов, чувствуя благодарность за место, где я всех понимаю и где не нужно мириться с существованием Лео. В желудке заурчало, и я потянулась к кружке с вином, заметив неподалеку Ясса эн’Окчу. Он перестал жевать и смотрел на меня.
– Капитан, – сказал он в надежде, что я не заметила его взгляд. – Еще раз спасибо за возможность защищать императора Гидеона. Кека говорит… – Он на секунду смутился, поскольку «говорит» – неподходящее слово для немого. Но Ясс решил все-таки использовать его. – Он говорит, что тебе все равно нужны еще Клинки, особенно учитывая, что сегодня ты лишилась одного. Могу я порекомендовать…
– Лишилась?
Я поискала взглядом Кеку. Он уже смотрел на меня своими проницательными глазами и толкал в бок Локлана. Тот поспешно проглотил вино.
– Птафа ушел, капитан, – сказал он, не глядя на меня.
– Ушел?
За столом замолчали. Локлан пожал плечами.
– Дезертировал.
Я выругалась и, увидев, сколько залитых светом факелов лиц повернулись в мою сторону, добавила:
– Когда?
– Точно не знаю. Балн видел его сегодня утром.
Я оглядела стол.
– Никто не спрашивал у стражников? Они не должны открывать ворота без разрешения капитана.
– Я спрашивал, – отозвался Локлан. – Но они говорят, что открывали их только для паломников сегодня днем.
– Значит, кто-то лжет.
Сидевшие за столом зашевелились, люди скребли ложками в мисках, ерзали на скамьях. Когда никто не ответил, я снова выругалась сквозь зубы.
– Перемены не происходят в одно мгновение. Империи не строятся за один день. Вначале всегда трудно.
В ответ раздалось согласное бормотание, но прежнее воодушевление пропало, забрав с собой аппетит. Я оставила миску пустой, потягивала вино и ждала возобновления разговора. Мне хотелось уйти, но мешали капитанские обязанности.
– Локлан, – спросила я, крутя в руках кружку с остатками вина, – как там лошади?
– В порядке, – ответил мой конюх. – Им нужно больше движения, чем можно обеспечить во дворе, но я вывожу их как можно чаще. И у некоторых трескаются копыта.
– То есть совершенно не в порядке.
Он промямлил нечто похожее на извинения. Несмотря на молодость, Локлан был самым ответственным из всех моих конюхов, и поэтому я спросила:
– Что можно сделать?
– Думаю, все беды от сырой погоды. Они привычны к тому, что сухая, жесткая земля стачивает их копыта, а этот дождь и грязь их размягчают, – его глаза распахнулись, он будто завибрировал, погрузившись в свое ремесло. – Мунн считает, что всему виной изменение корма, но я никогда не слышал, чтобы такое происходило в степях. Я думаю… думаю, именно поэтому кисианцы и чилтейцы подковывают лошадей. Может, есть и другие способы, но я попытался поговорить с одним из их конюхов и, кажется, он не против научить меня. Если бы я только понимал, что он говорит.
– Я спрошу у Ги… у его величества, можно ли тебе взять завтра Ошара или Матсимелара. Ты должен рассказать ему об этом. Без лошадей мы ничто.
Локлан поморщился.
– Да, капитан.
И снова вокруг нас волнами заплескались разговоры.
– А припасы? Что у нас с едой? С водой? С красношапочником?
– Все хорошо, капитан. Вода в колодце хорошая, сено и овес доставляют регулярно. В некоторых гуртах заканчивается красношапочник, и нам приходится делиться, но его хватит, если лошади не заболеют все разом. Откровенно говоря, если такое случится, у нас будут проблемы посерьезнее, чем нехватка красношапочника.
Раздался согласный ропот, но Ясс эн’Окча на другом конце стола молчал. Он наблюдал за мной, то ли ожидая, что я прогоню его, то ли думая о том, что еще раз покувыркаться на соломе было бы не так уж и плохо – мысль, которую я так старалась отогнать.
Пора убираться отсюда. Я встала, промямлила что-то про обход двора и вышла.
Снаружи было холодно и сыро, проливной дождь резал по диагонали последний туманный серый свет. Немногочисленные люди во дворе прятались под плащами. Я оставила свой в доме и была слишком обеспокоена, чтобы возвращаться за ним. До встречи с Нуру в здании, отведенном для паломников, оставался час, поэтому я медленно нарезала круги по пустынному двору под дождем. Становилось все темнее, я уже едва видела, куда ставлю ноги. Я сдалась. Без Нуру я не смогу понять все, что говорит Кивнувший, но лучше начать в сухости, чем ждать ее под дождем.
Лорда Ниши пригласили отужинать с императором, и потому, не боясь его встретить, я постучала в дверь и подождала, утопая сапогами в грязи. Никто не ответил, и я заколотила сильнее. Ответа снова не последовало, но незапертая дверь легко распахнулась, когда я подняла засов. На мои грязные сапоги пролился свет лампы.
– Это капитан Дишива э’Яровен, – сказала я, делая несколько шагов в тишину помещения. – Начальник имперской стражи. Здесь кто-нибудь есть?
Никто не ответил. Я вошла, топая громче, чтобы обозначить свое присутствие. Грязь с моих ног стекала на чистый пол.
– Эй, кто здесь?
Свет лампы пробивался сквозь ближайшую дверь, сопровождаемый глубокой, всепоглощающей тишиной. Я открыла дверь и поспешно проглотила вырвавшийся крик. Все было именно так, как я себе представляла, вплоть до разбитого чайника, блестящей лужицы пролитого чая и засохшей пены в уголках бледных губ.
Но это должен был быть Лео, а не Кивнувший. Бедняга выглядел так, словно пил чай в одиночестве и не заметил немного странного привкуса красношапочника. А если и заметил, то не успел ничего предпринять. Судорожные спазмы, пена изо рта, меньше десятка вдохов и смерть. Быстрое милосердие для раненых лошадей. Не для людей.
Но я была уверена, что, где бы ни был сейчас Лео, он улыбается.
Глава 10
