Артему не хватало высоты и скорости. Но все же он пошел в атаку. Включил форсаж, убрал закрылки и заслонки радиаторов, а вот фонарь открыл. Последнее мешало наращивать скорость, но Артем уже знал, на что идет. Выжимая из машины последние силы, шел на сближение. Немец бил из всех пушек и пулеметов, но все мимо. Артем все ближе. Он держал курс на лобовое столкновение, но немец не выдержал атаки, попытался отвернуть в сторону. Но было уже поздно. Самолеты развалились в воздухе.
Артема выбросило из кабины через открытый колпак на высоте трех тысяч метров. Он сильно стукнулся ногой, ободрал руку. Надо раскрывать парашют. Но Артем медлил. Он шел на затяжной прыжок.
«Мессерам» сейчас не до него, вряд ли они станут его расстреливать, пока он будет висеть под куполом парашюта. Но, как ни крути, он находится над вражеской территорией, в любом случае немцы заметят его с земли, вышлют группу захвата. А он должен опередить возможных преследователей, приземлиться еще до их появления.
Он дернул за кольцо, когда до земли осталось не более трехсот метров. Парашют раскрылся, и он повис в воздухе. Под ногами открытая местность. Желтые и зеленые квадраты полей, тонкие линии лесополос. И синяя лента реки – именно туда он и падал. Именно к ней и ехал сейчас бронетранспортер, набитый немцами. Артем еще не упал в реку, но уже приплыл. Шансы на спасение практически равны нулю. С пистолетом и ножом много не повоюешь, разве что застрелиться…
Но стреляться Артем не спешил. Рано паниковать. Вдоль берега реки тянулись камышовые заросли. И в них таился один-единственный для него шанс. Если он не сможет им воспользоваться, тогда уже дело табак.
Он опустился прямо в камыши. Ноги по колено увязли в иле, но в конце концов уперлись в твердую почву. Вода накрыла с головой, но сразу же опустилась до уровня груди. Плеск воды, треск камыша, шорох опускающегося купола. Артем стремительно рванулся вперед, чтобы не запутаться в парашюте, избавился от него. Бросился в реку, немного проплыл по течению, снова свернул в камыши. Немцы уже близко. Он слышал шум мотора. Они знают, где приземлился летчик, их много, и они прочешут всю местность вдоль и поперек.
Стараясь не мутить и без того темную воду, Артем ушел в нее с головой, рукой нащупал какую-то корягу, проверил ее на прочность. Вполне. Снова вынырнул. Тихонечко срезал камышину, ртом пропустил через нее воздух. Тяжеловато дышится, но выбора нет.
Немцы уже покинули свою машину, рассыпались по сектору поиска, кто-то из них идет в его сторону. Слышен топот шагов, голоса. Все, пора…
Артем ушел под воду, одной рукой крепко зацепился за корягу. Сапоги наполнились водой, форма намокла, но это для него только плюс, под таким грузом легче держаться на дне. Он зафиксировал свое положение, один конец камышинки сунул в рот, другой аккуратно стал выталкивать на поверхность. И остановился, едва только через нее пошел воздух. Теперь главное не шевелиться.
Вода давила на уши, на закрытые веки глаз, пыталась вытолкнуть тело наверх. Сильно болели рука и нога. И дышать было тяжело. Еще труднее было сохранять неподвижность. Но Артем держался. И с замиранием сердца ждал, когда немцы его обнаружат. Ведь они же не дураки, они же должны понимать, что у него был один-единственный способ уйти от преследования. И не слепые они, кто-то же должен заметить торчащую из воды камышинку.
Тело затекло, онемело, от боли не было спасу. И легкие, казалось, скатались в трубочку от напряжения. Но Артем терпел. Потому что хотел жить. Потому что хотел летать.
Немцы несколько раз прошли мимо места, где он находился. Раздвигали камыши, всматривались в воду – но, видимо, им не хватило внимания. В конце концов они решили, что летчик утонул или каким-то образом смог ускользнуть от них по течению реки.
Артем почувствовал, как завибрировала земля, а с ней и вода под тяжестью отъезжающего бронетранспортера. Но это мог быть обманный маневр. Сейчас он высунет голову из воды и нарвется на злорадную ухмылку толстомордого Ганса.
Он высунул голову, когда терпеть не было уже никаких сил – ни предельных, ни запредельных. Вокруг все спокойно. Шумит камыш, плещется вода. Где-то далеко-далеко громыхает война. До линии фронта далеко – километров семьдесят-восемьдесят на северо-восток. И нет лесов, в гуще которых можно скрыться. В донских станицах, если повезет, можно найти кров и пищу. Ну а что дальше? Прятаться у казаков, пока наши не погонят немцев обратно?
Артем не торопился выходить из воды. Вокруг немцы. Так у него хоть есть возможность снова спрятаться в случае чего. А на открытой местности он легкая мишень, там его прищучат в два счета.
Он достал из планшетки карту. Промокшая насквозь бумага расползалась в руках, краски стушевались, местами потекли. Но все же Артем смог сориентироваться на местности. Почему-то вспомнился полевой аэродром, который они бомбили на прошлой неделе. За эти дни линия фронта ушла далеко на северо-восток. Вряд ли самолеты остались на месте. Ну а если остались, то что? Не станет же он угонять самолет…
А если попробовать? До аэродрома недалеко, километров десять. За ночь он одолеет расстояние. А там… Там будет видно. Все равно у него нет никакой другой возможности пробиться к своим. Полоса наступления немецких войск кишит техникой и солдатами. Только сунься туда на своих двоих, вмиг сожрут. Да и здесь не легче. Справа дорога, километра два до нее. И слева тоже дорога. И с обеих сторон доносится шум моторов. Сплошной гадюшник, из которого нужно было каким-то образом выбираться.
К ночи небо заволокло тяжелыми тучами, хлынул дождь. Вокруг темно, ни зги не видно. Но Артему это на руку. Меньше вероятность быть замеченным противником. А если вдруг и нарвется на кого-то, то столкновение произойдет на предельно близком расстоянии. Решительности ему не занимать, хватка есть, опыт и мастерство рукопашного боя тоже никуда не делись. Он вспомнил, как в лесах под Вязьмой заколол ножом сразу двух немцев. И в этот раз рука его не дрогнет. И пусть его убьют, но бой он примет. А еще он может погибнуть, если забредет на минное поле. Аккуратные немцы должны выставить таблички, но если он пройдет мимо таковой… Вопросов много, а вариант только один – идти к аэродрому, невзирая ни на что.
Темнота скрывала его от возможного преследования. Но не позволяла сверяться с картой. Все на нем промокло до нитки, фонарик не работал. И зажигалки у него нет. Огня она бы не давала, но искры от кресала – хоть какой-то свет.
Хорошо, что он заранее выверил весь маршрут, наметил ориентиры. И у компаса светящиеся стрелки. Глядишь, если память и интуиция не подведут, он выйдет на заданный объект.
Человек своим ходом движется в среднем со скоростью пять километров час. Но Артем шел осторожно, не спеша, реагируя на малейший шум. И под ноги всматривался, а вдруг попадется указатель минного поля. Пришлось обходить стороной станицу, откуда доносились немецкие голоса и шумели моторы. Света не было – фрицы соблюдали маскировку.
Станица его задержала. Но досады не было. Только тихая придавленная радость. Ведь этот населенный пункт должен был попасться у него на дороге. Значит, он находится на верном пути.
Через три часа пути он вышел еще на одну станицу. А вот этого быть не должно. Данное селение должно находиться уже за аэродромом. Значит, Артем промазал. Пришлось напрягать память, вспоминать, в какую сторону идти. Ночь, темно, тело ломает от боли и усталости. И голова отказывается соображать. В какой-то момент ему показалось, что он все перепутал. Возможно, это вовсе не та станица, которая ему нужна… Но неожиданно в небо взвилась ракета. Взлетела на предельную высоту, вспыхнула и обратно уже возвращалась под куполом парашюта. Дождь уже прекратился, поэтому светилась она достаточно ярко. Артем припал к земле. Что, если его обнаружили?
Но обнаружить его не могли никак. Возможно, ищут кого-то другого. А может, кто-то из немцев перебрал шнапса да ищет приключений на свою задницу.
Артем осмотрелся. Слева темнеют силуэты машин. Судя по всему, полуторки. Разбитые. Уничтожить их могли только на дороге. Так, дорога есть. Станица прямо по ходу. Справа лесополоса. Сам он на какой-то высотке. А ракета все ниже и ниже, свет тает во тьме. А карта расползается под руками, изображение размыто. Но станицу он найти успел, дорога, обозначение высоты. И приблизительное местоположение немецкого аэродрома. С компасом он сверялся уже в темноте.
До аэродрома он добрался только к рассвету. Голодный, уставший, злой. К взлетно-посадочной полосе пробирался осторожно, по-пластунски, как заправский диверсант. В руке только нож. На пистолет рассчитывать ни в коем случае нельзя. Поднимешь шум, привлечешь к себе внимание, тогда хана…
Аэродром должен был хорошо охраняться, возможно, на подступах к нему должны были находиться скрытые посты. Но ничего не было. Значит, часть, базировавшаяся на нем, уже снялась с насиженного места.
