Поможем. Обязательно.
Дело ведь богоугодное, как же тут не помочь! Надо!
* * *
— Страшно мне, Машенька. Придут ли…
Михайло Корибут посмотрел на жену. Отвечая его взгляду, Марфа, раскинувшаяся на ложе в одной тонкой рубашке — и ту б не надела, да из окна холодком повеяло, чуть потянулась, изменила положение так, чтобы вышло более соблазнительно, еще раз добрым словом вспомнив науку Лейлы.
На Руси такого не было. А в гаремах, когда девиц тысячи, а ей надобно стать одной-единственной, — как только не научишься себя показывать…
— Придут, Мишенька. Не думай о плохом. Алешенька — брат мой. А Сонюшка — сестрица любимая. Не оставят они нас в беде.
— А царь согласится ли?
— Убедят.
Спокойная уверенность Марфы была заразительна, словно вирус гриппа, и Михайло поневоле проникался ей. И разглядывал жену.
Хороша…
Что тут скажешь?
Он отчетливо помнил, как встречал ее кортеж. Как пели трубы и как из кареты выскользнуло восхитительное видение в белом платье. Девушка присела в реверансе, опустив глаза, а потом вскинула на него очи — и улыбнулась так, что у мужчины голова закружилась. Было, было в Марфе нечто такое, чего не нашлось во всех дамах его двора.
Невинность и чистота.
Воспитанная в тереме, в строгих порядках, она твердо знала, что измена — грех, что развратничать нельзя — и придворные дамы, которые свободно спали как с королем, так и с конюхом, на ее фоне казались Михайле теперь попросту… грязными.
Да и остальное…
Вопреки всем утверждениям о чистоте душевной — дескать, коли есть она, то о телесной чистоте и заботиться незачем, Марфа попросила мужа в качестве свадебного подарка построить ей баню.
Стоит ли говорить, что муж согласился, и, несколько раз разделив с женой удовольствие от совместного посещения бани, вдруг заметил, что кожа стала чище, раздражений меньше, да и желудок болеть стал гораздо реже.
Ксендзы ворчали, но спорить с королевой не решались, только шептали, мол, дикая страна — дикие нравы…
Но показная, даже нарочитая набожность и королевы, и ее свиты затыкала всем рты. А Марфа, хоть и молилась усердно, — делала все так, как ей надобно.
И батюшка, находящийся в ее свите, выслушивал молодую королеву — и отпускал ей грехи. А что делать, ежели во имя родины?
И постепенно Михайло не просто увлекся молодой женой, нет. Это чувство плавно переходило в любовь. И вот он уже морщится от надушенных прелестниц, четко ощущая за запахом духов вонь давно не мытого тела и вспоминая, насколько приятнее пахнет кожа Марфы. Вот он смотрит на глубокие декольте, выставляющие напоказ то, что мужу одному должно быть ведомо — и сравнивает с ними Марфу, которая умудряется грациозно носить даже закрытые платья. Да и в постели… не было у Михайлы еще такой любовницы — невинной, он головой готов был клясться, что до него к Марфе ни один мужчина не прикасался, такое не сыграешь, и в то же время словно угадывающей его желания. Как-то не приходило мужчине в голову, что на Руси бани были совместные — и Марфа отлично знала, как выглядят голые мужчины. Не было для нее ничего удивительного в мужской наготе. А Лейла довела теоретические знания по ублажению мужчин до совершенства, научив Марфу определять по малейшим признакам, что нужно мужчине. Вот и получился… сплав. И Михайло таял в руках молодой жены.
К тому же приятным бонусом к красоте оказался ум. И Михайло с удивлением узнал, что его жена отлично говорит, читает и пишет на четырех языках, что прочла множество книг, что знает греческих философов — и может спокойно поспорить об их учениях, что легко решает математические задачи и даже слагает стихи…
Мужской ум в очаровательной женской головке?
Софья, фыркнув, сказала бы на это — программа до пятого класса средней школы плюс углубленное изучение языков. Но ее не поняли бы. Тем не менее, Михайле было интересно разговаривать с женой днем — и он сходил с ума от ее тела ночью. Что еще надо мужчине?
Он любил, был любим и искренне удивился бы, узнав о мыслях молодой королевы. А Марфа, глядя на мужа, думала о том, что его еще учить и учить, что двор его — сточная канава, которую придется чистить, и сестрица Сонюшка была права, рассказывая, что ее ждет. Но даже так — лучше, чем в постылом тереме. А значит — вперед!
Любовь?
Нельзя сказать, что Марфа была без ума от мужа, нет. Для этого ее слишком много учили. И женщина четко разграничивала симпатию, страсть, привязанность — и настоящую страстную любовь. Последней у нее еще не было.
Будет ли?
Бог весть…
В любом случае, немытая шляхта, которая не стеснялась отливать прямо на стены залов, не вызывала у королевы никакого душевного трепета. Разве что хотелось приказать взять розги — и пороть, пороть, пороть…
Останавливало только то, что подходящие для прутьев деревья в королевстве кончатся раньше, чем непоротые задницы. Увы…
Ничего, вот короля воспитаем, детей, опять же… Марфа еще не была уверена, но ей казалось, что связь с луной прервалась. Вот еще месяц подождем, а там и мужа можно будет обрадовать. И отписать Сонюшке на Русь. Пусть пришлет еще и пару повитух.
А насчет военной помощи — Марфа и не сомневалась. Это Михайле покамест не ответили, а ей Сонюшка на прощание шепнула, что сестру не бросит в любой беде. Ей опасаться нечего.
— Куда собираются нанести удар турки?
— Каменец-Подольский.
Марфа прищурилась.
— Пан Володыевский? Он там комендантом?
— Да…
Идеальной памяти своей жены Михайло и не удивлялся уже. Умница, что тут еще скажешь? Да, Ежи Володыевский. Умница, молодец, только вот…
— А гарнизон велик ли там?
Марфа вопрос словно с языка сняла.
— Тысяча человек.
— Так направь им еще людей! Направь пушки, огненное зелье!
Женщина вскочила с кровати и зашагала по комнате. Не была Марфа стратегом, да только это само на язык просилось. Михайло посмотрел мрачно.
— И кого я туда направлю?
— Собесского. Но с приказом подчиняться коменданту крепости, чтобы его слово было решающим. На сколько-то он задержит турок, а там и Алеша подойдет.
Михайло задумался.
Ежели направить туда Собесского — оголить границы. Но Русь не ударит, да и подкрепление оттуда придет — хватит заткнуть глотки самым горластым. Он притянул к себе женщину. Михайло и не замечал, что разговаривает с Марфой, не как с безмозглой бабой, нет. Как с другом… но чего тут и удивительного? Не придворная кукла, чай, которые только и знают, что любовников пересчитывать! Другие-то не задерживаются… как король-солнце при дворе бордель развел, так ему подражать и кинулись — а зря, ой как зря.
— Я могу ему приказать — да пойдет ли он?
— Любый мой, так он ведь коронный гетман! Дело его такое — войско в бой вести!
— А подчиняться Володыевскому… — Михайло все еще сомневался, но Марфа смотрела невинно.
— Так птица не бывает о двух головах. Он будет Каменец оборонять, кто ж о слабых местах города знает лучше коменданта? Вот ежели б в поле, там — да, там Собесский, а пока в городе…
— Нет, Машенька, нельзя так. Пусть Володыевский Собесскому подчиняется…
Марфа пожала плечами, вроде как недовольная, хотя в глубине души она торжествовала. Пусть-пусть. Работа такая будет у Собесского — либо победить, либо погибнуть. Коли не удержат они Каменец — все на Собесского спишем, все промахи повесим! Никакая жена под французским королем ему не поможет, как бы ни вертелась, неудачников нигде не любят. Отказаться он тоже не может. Брат на помощь идет, да и… такая плюха по репутации будет! Коронный гетман отказался подчиниться королю и идти на защиту родины! Ха!
А когда Алеша придет… ну, тут уж дело пропаганды, чтобы успехи были его, а неудачи — Собесского. А это она знает, как обеспечить, хотя б при польском дворе. Еще как справятся!
— Придет ли Алексей? Ты уверена в своем брате?
Марфа кивнула. Выдержала взгляд мужа.
— Наши судьбы, любимый мой супруг, Богом связаны. Меня брат не бросит, а стало быть, и с тобой плечом к плечу встанет. Верь мне. А ежели не придет — я в твоей власти, хоть голову мне снеси…
— Свою бы не потерять тогда…
И все же Михайло решил рискнуть.
Коли уж на то пошло, его и королем сделали с тем условием, что он Каменец-Подольский укрепит да оснастит. Просто сейм раньше палки в колеса вставлял, а сейчас вот, когда встала за спиной его тень русского государя, попритихли. Да и гарнизон давно пора там было увеличить. Вот, Лончинский от поста того отказался, пришлось Володыевского ставить. А тот хоть и неглуп, и исполнителен, да на что способен музыкант без скрипки?
Послать, всенепременно послать туда людей, пушек, зелья огненного!
Завтра он отправит к Каменцу Собесского и десять тысяч человек на усиление гарнизона. Хорошо бы поболее, да не набрать сейчас, не даст сейм. Разогнать бы этих говорунов… с-сволочи! Завтра король распорядится усилить Каменец пушками и ядрами, влезет в долги, сделает все возможное и невозможное… и уж коли победят турки — ему не жить.
