на то, что все те годы, организация, известная как Полк-орден, а потом и просто орден был настолько закрытым, что мы ничего не знали о нём. Ничего, но они допустили ошибку, одну, но оплошность. И этим было грех не воспользоваться, ибо нет ничего слаще, чем поймать врага на крючок его собственной глупости.
– И что же это было?
– Спешка и один-единственный человек, у которого были свои слабости… сладкое предательство.
В душе Ислам-Халифа вспыхнул пламень отвращения к говорившему, но всё же сейчас они союзники.
– Так что нам поможет, кроме славы и помощи Аллаха? Какой у вас есть план на их разгром? – поинтересовался религиозный лидер.
Улыбка Архиканцлера спала, а лик стал олицетворением той серости, что была между ними. Частый перепад настроения, вызванный похмельем от власти, стал камнем безумия в разуме правителя, ещё опаснее, чем у второго Канцлера.
– Позвольте, великий Архиканцлер, – сменив манеру общения и настроение, начал мужчина. – Когда они начнут рвать друг друга изнутри, то тогда мы нанесём сокрушительный удар. Их пожрёт собственная же опрометчивость.
Из ответа, рождённого в лёгком безумии, Ислам-Халиф понял одно, что и пытался донести Архиканцлер. Таящееся в тени предательство – вот, что хотел сказать Рафаэль и именно оно станет главным оружием в грядущей войне.
Часть вторая. И грянул шторм
2
Период начала «темнейшего часа» Великой Европейской Ночи. Остров Анафи.
Небеса над морской пучиной, посреди которой расположился крохотный островок, окрасились в страшный кроваво-красный цвет, словно сам ад спешит вырваться из-за горизонта и накрыть весь погибающий мир. Тут на память любого знающего человека и пророчества из писания придут, говорящие об Армагеддоне и конце света. Словно сами ангелы возьмут свои инструменты и будут играть на своих роковых трубах, предвещая конец этому миру.
И этот малинно-кровавый небесный каскад, лившийся адской рекой, не переставал униматься, продолжая изливаться устрашающе-карминовыми цветами, отчего складывалось впечатление, что весь запад утопает в собственной крови…
Впрочем, зловещий закат стал лишь знаменем нового мира, где нет места здравомыслию и покою, растерзав их тяжёлой дланью новой реальности. Кровавый заход сталь лишь слабым отголоском того, что творится на самом деле в мире, и особенно на западе, который задыхается от войн всех мастей. Да, бьющаяся в предсмертных муках старушка Европа и злосчастный Новый Свет, буквально утонули по горло в собственных национальных и идеологических войнах, которые рвут страны на куски. Миллионы душ каждый день стонут от того, что некогда их политики и видные не смогли уступить своей жадности, гордости и сумасбродным мыслям, чем ввергли мир в пучину хаоса. Да, поступи влиятельные люди чуть по-другому в прошлом, мир был совсем другой…
И этот кровавый закат стал подобен великой аналогии с этим миром, с карминовым заходом целой эпохи, уходящей на кладбище истории.
На востоке уже ползла беспросветная тьма. Медленно, но верно, она пожирает участки небосвода, которые становились устрашающе чёрными. И на эту мерцающую тьму падали серебреные отблески звёздного света, хоть как-то растворяя поступь мрака. Такие маленькие, такие холодные и им не разорвать сгущающуюся тьму.
На самой высокой точке острова стояли два человека, облачённые в свои балахонистые наряды. Каждый из них обладает недюжинным умом да мудростью и был известен своей репутацией. Несмотря на всю простоту выбранной ими одежды, их лица покрывал странный сумрак, опустившихся капюшонов и лики великих мудрецов пропали в сумраке их же таинственности…
– Сарагон, – тяжёлым голосом начал рядом стоящий человек. – Я умею читать небо, но не могу даже сказать о людях. Почему они покидают этот остров? – вопросил человек, указав на угнетённый временем и действительностью порт на побережье островка.
Второй мужчина обратил своё внимание на то, что творится под ногами, уставил свой взгляд вниз. Там он увидел лишь умирающий порт вместе с погибающей под тягостями жизни массы людей. Мужчины и женщины бесконечно копошились в тех трущобах, которыми стало это некогда красивое поселение, внушавшее поместную радость и ликование, а теперь остались только горечь и печаль. Местами попадались целые помойки и разрушенные строения, в которых жили нищие и не собирались покидать это место. Разбитые улицы, проходящие сквозь полупустой порт, вели у гавани, где уже ждут суда спасения, которые повезут беженцев к новой жизни. И по этим, размытым временем, дорожкам, подобно муравьям стекались люди, ведомые лишь одной целью – покинуть это место. С детьми, с вещами, с семьями – с чем угодно, но все стремились буквально сбежать с этого острова.
Сарагон переместил свой взгляд дальше и увидел, как к гавани подходят корабли. Их флаг, совершенно новый, показался мудрецу немного помпезный и неприятный на вид. Но всё же, корабли, похожие на баржи и танкер, под новым флагом готовились принять на свой борт всех тех, дабы отправить на материк.
– Ну, что вы там видите? – с энтузиазмом спросил второй человек.
– Я вижу, – более лёгким, но крепким мужским голосом ответил Сарагон, – Что люди спешат покинуть этот остров. Они уезжают отсюда.
– Но я это и сам вижу, – завозмущался мужчина. – Мне интересно, что за этим стоит. Почему они уходят? Я бы тут остался жить, потому что это прекрасное и тихое место.
– Согласен, Йорэ. Воистину, ты небочтец, ибо смотря наверх, ты перестаёшь понимать, что твориться у тебя под ногами, – едва усмехнулся Сарагон. – Люди покидают это место, потому что их жажда ценностей, их амбиции и их заоблачные грёзы – они ненасытны. Ничто и никто не может напитать тот чёрный аппетит человечества. – И указав рукой вниз, мужчина продолжил. – И эти люди не исключение. Вместо того чтобы оставаться на периферии мира и стараться выжить в этом месте они его покидают. Эти люди считают, что в другом месте они будут лучше жить. Они полагают, что в любом другом месте еда вкуснее, вода слаще, воздух чище и легче проживать собственную жизнь, – Сарагон опустил руку и безрадостно заключил. – Мне жаль этих людей, Йорэ. Они не понимают, что можно остаться там, где рождены, и вместо бесконечных поисков лучшего места, можно облагораживать мир вокруг себя. Вместо этого, они найдут лишь прах.
Второй мудрец сложил у себя руки на груди и попытался осмыслить то, что только услышал. Он, предсказывающий будущее и говорящий о прошлом, лишён был дара понимать настоящее. Это сущее проклятье для мудреца – видеть то, что будет, знать, что было и не мочь это связать в единую нить, сквозь которую проходит бытие мира.
– Йорэ, – внезапно заговорил Сарагон. – Но, несмотря на то, что этот остров
