Помнила его худые щеки, ясные-ясные глаза и широкие ладони — всегда больше моих. Светло-русые растрепанные волосы, из-за чего пряди постоянно падали на лоб.
Воспоминания о том Саше не исчезли из моей головы. Они поблекли, пожелтели, как старые фотографии, но не канули в небытие.
Я прекрасно помнила все это даже сейчас, когда передо мной стоял уже, пожалуй, совсем другой человек.
— Могу точно сказать, что ты стал шире в плечах, — заметила я, манерно оглядывая его с ног до головы. — И вытянулся как-то. Я думала, что мальчики растут до шестнадцати.
— О, это да! — Он задорно хохотнул, ныряя пятерней в волосы, поправляя светлую челку. — Я сам удивился, когда начал вытягиваться. Наверное, спорт поспособствовал, не знаю.
— Приятная неожиданность.
— Это правда.
— Да. В общем… кроме этого, больше особо ничего не помню, — снова повторила я, кусая губу.
И нет, мне не стыдно. Не буду же я разбрасываться собственными воспоминаниями направо и налево. В конце концов, это мои воспоминания. Хочу — делюсь, хочу — не делюсь. Сейчас вот не хотела. Я еще после танца поняла, что Воскресенский стал слишком проницательным за последние годы. А пока я сама не успела разобраться во всех своих эмоциях, ему в них точно копаться не стоило.
Мне показалось, что Воскресенский недоверчиво усмехнулся.
— Прямо не помнишь?
— Поправочка: я сказала «не особо помню», — напомнила я, деловито поднимая брови и искоса глядя на Воскресенского.
— А есть разница?
— Еще какая. Не помнить — значит вообще. А не особо помнить — значит лишь немного.
— Как сложно.
— Если подумать, то ничего сложного нет, Саша, — отчеканила я, интонационно выделяя слово «подумать».
Он обратил на меня полный скептицизма взгляд.
— Это ты так попыталась меня подколоть?
— Нет, это я посоветовала тебе включить голову.
— Вот оно что.
— Именно.
И повисла тишина. Я не любила ее между нами, она всегда начинала казаться мне неловкой и какой-то лишней. И я никогда не могла понять, смущала ли она Воскресенского так же, как и меня.
Хотя, наверное, нет, потому что лицо его в такие моменты оставалось расслабленным и не выражало ничего, что могло бы выдать дискомфорт.
Мы обогнули дом Гиты и вышли к одной из главных и самых оживленных пешеходных улиц, что примыкала с одной стороны к городской площади, а с другой — к длинной аллее. Здесь всегда было полно народа. Гуляя по вымощенной широкой дорожке с вытянутыми фонтанами, клумбами ярких, душистых цветов, деревянными конструкциями, увитыми гирляндами, которые в темное время суток горели теплым светом, зелеными островками с небольшими деревцами — или даже просто проходя мимо этой красоты, — я в полной мере ощущала, что тоже принадлежу этому миру, что я часть всего этого. И неважно, какое настроение царило на аллее, оно в любом случае всегда было заразительным.
Как и сейчас. Частые прохожие медленно гуляли, переговариваясь, скамейки заняли компании молодых людей и подростков, и каждый раз откуда-то слышался очередной взрыв смеха.
Мне было спокойно тут, и я не могла объяснить почему. Просто чувствовала.
— Ну, ладно, — прервал вдруг Саша с каким-то подозрительным весельем наше затянувшееся молчание. — Рассказывай.
Я не поняла.
— Что тебе рассказывать?
— Чем живешь, рассказывай.
— Кажется, я рассказывала тебе об этом в клубе. Или ты так напился, что забыл? — усмехнулась я, насмешливо поднимая бровь.
— Нет-нет, Лиз. — Я встретила его лукавый взгляд, когда повернула к нему голову. — Я все прекрасно помню. Но сейчас мы оба не пьяные, и я бы выслушал более вдумчиво историю твоей жизни.
Ах вот оно что.
Я глубоко вздохнула, хмуря брови. Подобные вопросы всегда ставили меня в тупик. Это как если бы меня вдруг попросили посоветовать фильм. Все мысли в этот момент отчего-то всегда разбегались.
Вот и сейчас было то же самое.
— Историю жизни, — протянула я, усиленно размышляя над тем, с чего начать. Наверное, можно было бы и сократить. Все равно он сам сказал: прекрасно помнит. Значит, вполне не прочь послушать краткую версию. — Я учусь в университете по направлению «Медиакоммуникации». Перешла на пятый курс. После окончания университета хочу переехать, найти работу и зажить счастливой жизнью. Конец.
Да уж. Той ночью история моей жизни наверняка казалась ярче и интереснее. По крайней мере, звучала она дольше, чем эта.
— То есть сейчас ты живешь не счастливой жизнью? — поинтересовался Саша с плутовской улыбкой на лице. Подловить меня вздумал.
— Вот еще! Я сейчас живу счастливой жизнью и потом буду жить счастливой жизнью.
— Да? — Он хитро прищурился, словно ему все-таки удалось уличить меня в чем-то. — Ты так выразилась, что мне показалось, будто сейчас ты не считаешь себя счастливой.
— Тебе показалось. — Я заставила себя вежливо улыбнуться. — Я неверно выразилась, и я продолжу проживать свою счастливую жизнь. А вообще, ты не можешь отрицать, что после выпуска из университета все поменяется. Очень сильно. И все же мне хотелось бы, чтобы моя жизнь сложилась благополучно.
— Что может пойти не так?
— Хм… — Я сделала вид, будто задумалась, скользнув взглядом вверх. — Например, все.
Саша негромко рассмеялся.
— Конкретнее?
Я снова вздохнула. Громко и глубоко.
— Конкретнее — все, Саша. Я могу не найти работу, не привыкнуть к новому месту, не поладить с коллегами, разочароваться в профессии. Столько тонкостей и нюансов, что действительно становится не по себе.
Казалось, Воскресенский снова смеялся надо мной и моими словами. Смотрел как на маленькую глупую девочку, сверкая глазами. Его губы дрогнули в плохо сдерживаемой улыбке.
Нет, он точно не понимал масштабов проблемы!
Мне предстоял такой ответственный шаг! Ведь всегда страшно менять свою привычную жизнь, выходить из зоны комфорта, привыкать к чему-то новому, раскрывать перед собой незнакомые двери. Страшно до дрожи в руках и легкого чувства тошноты. Даже несмотря на мое любопытство, мечту перебраться в город побольше, стремление открыть для себя новые возможности, желание почувствовать совсем другую, увлекательную, яркую, сумасшедшую жизнь уже не студентки, а взрослой женщины, мне было страшно оставлять позади привычную реальность. А Саша… просто не понимал.
И зачем я вообще распиналась перед ним?
Я раздраженно выдохнула и махнула рукой, закусив губу от досады.
— Забудь.
— Нет, не забудь, — мягко возразил он. — Ты паришься по всяким мелочам, Лиз. Приедешь и устроишься, куда денешься? Поначалу всегда страшно. Потом приспосабливаешься к новой жизни, вливаешься в ритм.
— Это достаточно сложно для меня, — призналась я неожиданно даже
