class="p1">Его даже вспоминать не пришлось. Строки возникали в голове сами собой, как будто складывались заново. Или словно зажигались, как свечи в темноте комнаты. Я всем сердцем любила это стихотворение. Уютное, живое, теплое. Оно дышало моими чувствами и искренностью. Состояло из них. Из них и из любви.
Это стихотворение было желтого цвета.
В той квартире пахло лимоном,
Не могу это все передать,
Терпкой мятой, слегка кардамоном…
Этот запах не мог не пленять.
По-мальчишески мне улыбнулся,
Приглашая присесть, помечтать
О прекрасных цветках незабудки,
Что положишь к любимой в кровать.
Рассказал мне, игриво-веселый,
Как ты будешь ее целовать.
И какой из тебя непутевый
Для кого-то получится зять.
Рассказал мне о первом свидании,
Как прекрасна она и легка,
Как настанет момент расставания
И ее не отпустит рука.
Как ты будешь робеть перед мамой,
Когда в гости ее позовешь.
Она будет чертовски упрямой,
Но нежнее ее не найдешь.
Рассказал о цветках незабудки,
Что тонули в прекрасных глазах,
А мои были преданно чутки —
Я боялась уйти вся в слезах.
В той квартире пахло лимоном,
Не могу этот запах забыть,
Терпкой мятой, слегка кардамоном…
Пахло всем, чтоб тебя полюбить.
Я открыла глаза, едва договорив последнее слово. Саша молчал, опустив голову и сунув руки в карманы брюк. Он кусал губу и рассматривал мыски своих белых кроссовок. А может, просто задумался, провалившись взглядом в вязкое пространство перед собой.
Прежде чем он взглянул на меня, приподняв подбородок, прошла целая минута. Ну, или около того. Все это время я смотрела на него и чувствовала, как мое сердце бьется где-то в горле.
Не знаю, почему мне было так важно услышать его мнение об этом стихотворении. Может, потому, что он один из немногих, кто знал и помнил о моем увлечении? Или потому, что рождал во мне какую-то непонятную реакцию, которую я уже не могла не замечать. На его присутствие, действия, слова. Он был… особенным для меня?
Я хотела знать, что он думает. Не только о стихотворении, а почти обо всем, о каждой теме, так или иначе мелькнувшей сегодня в нашем разговоре.
Когда Саша поднял глаза, я уже и не надеялась получить ответ. А может, надеялась не получить. Я столько замков сегодня успела построить: воздушных, теплых, невесомых. И каждый из них теперь был развеянным по ветру пеплом — практически ничем. Пустотой.
Так ли нужно мне знать, что он скажет?
Саша слегка улыбнулся. На гладкой щеке привычно появилась глубокая ямочка, но теперь она не казалась мне очаровательной. Улыбка в этот раз получилась какой-то невеселой. Еще несколько секунд он молчал, глядя мне в глаза с каким-то странным сожалением, а потом, наконец, заговорил.
И в этот самый момент, на одну крохотную секунду — или даже меньше — в моей голове возник вопрос, ответ на который я, пожалуй, не узнаю никогда: будет ли Саша вспоминать и размышлять о нашем сегодняшнем разговоре? Лежа в своей постели поздно ночью, потягивая горячий кофе прохладным утром, шагая по улицам города с извечными руками в карманах и легкой ухмылкой на лице. Будет ли он вспоминать о нас в один из этих будничных моментов?
Я не знала.
А Саша тихо произнес:
— Я не помню, как пахнет кардамон.
Глава одиннадцатая
Четверг
— Ты же меня любишь?
Стоило ли мне поразмышлять над этим, прежде чем дать ответ?
— Люблю, — осторожно ответила я спустя пару секунд, не понимая, почему Гита вдруг решила задать мне этот вопрос. Я чувствовала, что она спрашивает не просто так.
— Замечательно! — послышался из трубки ее восторженный возглас. Я не сомневалась, что в этот момент она подпрыгнула на месте от радости. — Тогда все подробности отправлю сообщением. До встречи!
И раздались короткие гудки.
Внезапный звонок разбудил меня, и я все еще не понимала, что происходит и не приснилось ли мне это. Отняла от уха телефон и открыла историю вызовов, но нет: последний звонок действительно был от Гиты, и завершился он только что.
Это было странно и забавно одновременно. Усмехнувшись, я отложила айфон на письменный стол и поправила волосы, взъерошив их пальцами после сна. А потом неожиданно уловила запах свежескошенной травы — и все мысли разом вынесло из головы.
Повернулась к окну, наполовину закрытому плотными шторами. Из образовавшегося проема на пол, стену и часть потолка падал поток сияющего солнечного света, заставляя меня щуриться. А из приоткрытой форточки тянулась утренняя прохлада, смешанная с тем самым запахом, знакомым каждому с детства.
Я подошла к окну и распахнула шторы, замечая двоих дворников с газонокосилками на другой стороне улицы через дорогу. Они прервали свою работу и о чем-то увлеченно переговаривались, но большая часть газона уже была приведена в порядок. Я невольно улыбнулась и прикрыла глаза, глубже вдыхая самый летний на свете аромат, желая оставить его в себе всегда.
Свежесть нового дня. Яркий свет солнца сквозь прикрытые веки. Раскачивающееся умиротворение под ребрами. Прекрасное состояние после хорошего отдыха. Несмотря на странный звонок Гиты, я была спокойна, безмятежна и счастлива.
Звук нового уведомления наполнил комнату, отскакивая от стен. Затем еще один. И еще. Было несложно узнать Гиту по ее манере отправлять несколько сообщений подряд. Я открыла глаза и посмотрела на светящийся экран.
Это точно все не просто так.
* * *
А я ведь сразу догадалась, что это все не просто так. Что нужно было подольше подумать, прежде чем отвечать Гите «люблю». Или хотя бы поинтересоваться, что стояло за ее неожиданным вопросом.
— День семьи, любви и верности? Ты шутишь, должно быть. Он был неделю назад.
— А картины можно отправлять вплоть до конца месяца. Лиз, прости! Просто мы вчера с моим преподавателем поговорили и решили, что определенно стоит изобразить пару. А мне удобнее рисовать с натуры. Ну, всем удобнее рисовать с натуры, но не суть. Я показала твою фотографию, и преподаватель согласился, что ты идеально подходишь!
— Ладно. Хорошо. Я не против. А он тоже идеально подходит? — прошипела я, искоса поглядывая на сидящего рядом со мной Воскресенского, который уже пристроил свою руку на моем плече в подобии… — как там сказала Гита? — «нежного объятия».
— Ох, я не смог отказать Гите, когда она попросила меня побыть для нее натурщиком, — протянул Саша, натягивая на губы слащавую улыбочку.
— Ты ведь знал, что второй натурщицей буду
