По его напряженному лицу и неподвижному взгляду было видно, что он судорожно пытается просчитать ситуацию, потом посмотрел на меня. В его глазах уже не было панического страха.
— Я напишу.
Правда, ему потребовалось около десяти минут, чтобы прийти в себя и унять дрожь в пальцах. На описание его "подвигов" ушло не менее часа. Пододвинув мне два исписанных листа, он тихо сказал:
— Я уеду. Мне бы только,… немного денег. На дорогу.
Я отсчитал ему сто рублей из его денег, которые он торопливо засунул во внутренний карман пиджака.
— Чем дальше уедешь — тем лучше.
— Да — да. Уеду. К тетке. В Рязань.
— Приведи себя в порядок и пошли.
Час ушел на то, чтобы добраться до фабричной окраины, зато никого нам искать не пришлось. Курившие рабочие, стоявшие у входа в барак, сразу окликнули его:
— Антон, здорово! Какими судьбами? Случилось чего?
Лицо предателя напряглось, он кинул на меня быстрый взгляд, потом быстро подошел к окликнувшим его фабричным рабочим.
— Эй! Ты чего?! Что‑то случилось, Антон?!
— Это вам письмо. Там все — правда. Если сможете — простите! — и, развернувшись, предатель бросился бежать.
— Ты куда?! Да что случилось, Антон?! Может догнать? Бросьте! Лучше, давайте читать письмо! Да не здесь же! Пошли ко мне!
Вернувшись в гостиницу, я нашел в номере Лешку. Лицо заплаканное, глаза красные.
— Держись, парень.
— Я‑то что, дядя Сережа. А вот батя…. Говорил же ему: давай уедем…. Эх! Не послушал меня.
— К отцу Елизарию на занятия будешь ходить?
— Буду.
Достав из кармана деньги, я передал мальчишке 25 рублей: — Отдашь ему. Что объяснить, сам знаешь.
— Знаю. Дядя Сережа, я тут колбасу и булки купил, да с коридорным Федором сговорился насчет самовара. Чай пить будем?
— Еще спрашиваешь! Кстати, держи еще деньги. Это тебе на хозяйство, а теперь мне надо отойти минут на двадцать. С человеком переговорить надо. Хорошо?
— Дела — в первую очередь, а то я не знаю, — солидно заявил мальчишка. — Буду ждать.
Поднявшись на верхний этаж, я кратко изложил Луговицкому, что произошло за последние несколько часов. Тот внимательно выслушал меня, а затем неожиданно спросил: — А как же Антон?
— Вам‑то чего беспокоиться об иуде, который вас предал?
— Так‑то оно так, но все равно это неправильно, Сергей Александрович.
— Нет вопросов. Идите к своим товарищам и скажите, что заставили писать его письмо под дулом револьвера. Как вам идея?
— Гм! Я все понимаю…. Вы человек действия и все делали, как считали нужным, но….
— Скажите мне спасибо, и я пойду.
— Извините меня, Сергей Александрович. Ведь я даже не поблагодарил вас за то, что вы для меня сделали. Большое вам спасибо! Вы спасли мне не только жизнь, но и честь!…
— Алексей Станиславович, — оборвал я его поток благодарностей, — мне действительно надо идти!
— Так что мне дальше делать?!
— Пару дней пересидите здесь, а потом сходите к Розе и узнайте новости. До свидания.
— До свидания.
После всех этих событий прошел месяц. Казалось, жизнь вернулась в свою колею, но спустя три дня после того, как Алексей Луговицкий сделал предложение моей сестре, его нашли убитым. Два выстрела в грудь были сделаны почти в упор. Карманы вывернуты. Часы, бумажник, даже серебряная заколка из галстука исчезла. Сестра узнала об убийстве первой. Ничего не подозревающий о постигшем ее горе, как обычно, я пришел на обед и в первый миг даже ее не узнал. Лицо серое, глаза тусклые и безжизненные, словно яркий и веселый огонек, озарявший все ее порывы, притух и сейчас чадил, не давая ни радости, ни тепла.
— Что случилось?!
— Лешу убили.
— Как убили? За что?
— Ничего не понимаю. Ничего не знаю. Меня, как позвонили, словно черной волной накрыло.
— Погоди! Может это не так!
— У меня еще с вечера сердце ныло, Сережа. Я как знала! Боже мой!
— Собирайся, мы едем в полицию!
Спустя час в участке мне рассказали все, что знали об этом убийстве, а потом попросили опознать тело. После чего мы отправились домой, где я уложил Наташу в кровать и заставил выпить снотворное. Спустя полчаса убедившись, что она спит, вышел из квартиры. Выйдя на улицу, медленно пошел, пытаясь понять, что могло стать причиной его смерти. Первой пришла мысль, что это дело рук революционеров, которые почему‑то взяли и передумали на счет казни. На втором месте стояло ограбление, но две пули в грудь, выпущенные в упор, явно не соответствовали стилю работы уличных грабителей. Так мне сказал и следователь, занимавшийся этим делом.
"Пойдем по очереди. Где живет Роза? Гм! Луговицкий что‑то такое говорил. А! Вспомнил!".
Мне повезло, и Роза оказалась дома. Открыв дверь, она с удивлением уставилась на меня.
— Вы?!
— Вы еще состоите в рабочей ячейке?!
— Почему вы задаете мне этот вопрос?!
— Мне надо знать, не вы ли убили Алексея Луговицкого?
— Я?! Вы в своем уме?!
— Не лично вы, а ваша рабочая группа, которая уже однажды приговорила его к смерти! Мне нужен ответ!
— Погодите! Алексея убили? — видно до девушки только сейчас дошел смысл моего вопроса. — За что?! Он такой мягкий и добрый человек. Как это могло произойти?
Ее глаза наполнились слезами.
— Мне нужен ответ! Прямо сейчас!
Роза вздрогнула, словно ее кнутом ударили.
— Не знаю. Правда, не знаю. Он ушел от нас. Перед этим заявил, что выходит из наших рядов. После предательства Боткина наша ячейка распалась, но я точно знаю: никто из наших не желал ему зла. Даже наоборот….
— Будем надеяться, что вы сказали правду. Иначе….
По дороге домой, так и так я раскладывал факты, но пока все сводилось к одному — к ограблению с убийством. И все равно, что‑то внутри меня протестовало против этой версии.
"Что‑то здесь нечисто".
На скамейке, врытой у входа в гостиницу, я увидел Лешку, который весело болтал с парнишкой, своим ровесником, служившим при гостинице мальчиком на посылках. Увидев меня, подбежал и радостно прошептал: — Мне отец весточку прислал.
При этих словах у меня внутри что‑то вздрогнуло.
"Вчера убили Луговицкого, а сегодня появился гонец от отца Алексея. Совпадение?".
— Весточка, это хорошо. Где он сам?
— Не написал. Зато батя на словах передал, что он уже почти вылечился и скоро заберет меня. Правда, здорово?
— Правда. А кто весточку принес?
— Ленька Червонец. Вы его знаете, дядя Сережа. Он с батей, — мальчишка сделал таинственное лицо и уже совсем тихо добавил, — тогда в банке был. И еще. Помните, я тогда вам про рыжего говорил? В золотых очках?
— Рыжего? Помню.
"Вот и все стало на свои места".
— Я его сегодня видел. Тут недалеко. Он по улице шел.
"Теперь я знаю, кто убил Алексея. Червонец. А навел на него Боткин. Вот только как они оказались вместе?".
— Дядя Сережа, вы что?
— Ничего. Задумался. Червонец еще придет?
— Вечером. Мы договорились, что я письмо напишу и передам через него отцу.
— Отлично. Мы его вместе встретим.
Бандит пришел около восьми часов вечера. Зашел нагло, не здороваясь, мазнул по мне глазами, затем подойдя к Лешке, протянул руку: — Гони письмо, шкет.
— Входя, здороваться надо! — с этими словами я шагнул к нему и с разворота ударил, зло и резко, в бок. Под кулаком что‑то хрустнуло. Лицо бандита побледнело и свело гримасой боли. Отшатнувшись, он попытался выхватить нож, но новый удар в грудь бросил на стену. Его глаза помутнели от боли, но сознания бандит не потерял.
— Дядя Сережа! Что вы делаете?!
— Стой и слушай!
Я снова повернулся к уголовнику, который продолжал держаться на ногах только благодаря стене и силе воли.
— Зачем ты убил Луговицкого? Он не предатель. Вас предал Рыжий.
— Пошел ты…!
От тычка в нервный узел он, как подрубленный, рухнул на пол.
— Это он убил дядю Лешу? — голос мальчишки дрожал, как и его тело, мелкой дрожью.
— Да. Вчера вечером.
— Зачем?!
— Ты сам не догадываешься?
— Вы хотите сказать, что ему приказал мой отец?! Это не так! — и он бросился к бандиту, который только что пришел в сознание: — Червонец! Червонец! Это отец приказал убить?! Ну, скажи! Скажи!
Тот некоторое время смотрел на мальчишку, потом медленно повернул побелевшее от боли лицо ко мне.
— Тебе… это… зачем?
Вместе с этими словами на его губах выступила кровь.
— Человек, которого ты убил, жених моей сестры.
Какое‑то время он смотрел на меня, потом тихо сказал: — Рыжий. Он, падла, навел. Я думал его подрезать, а рыжий струсил. Пришлось… стрелять. Первым… я. Второй раз… рыжий. Я его… заставил.
— Где сейчас твой пахан?
— Дядя Сережа! Я вас прошу! Так уж случилось!
Парнишка стоял передо мной с побелевшими губами, судорожно прижимая кулаки к груди.
