Я не ответила, доплыла до лестницы и быстро выбралась «на сушу». Хватит с меня общества этого грубияна. В конце концов, молоко за его вредность мне не дают.
— Стой, стерва! — закричал Павел. — Мы не договорили!
Желваки у него так и ходили. Пришлось немного задержаться у бортика
— Выбирай выражения, братишка, — процедила я, отпихивая его от лестницы. — Напрасно ты думаешь, что меня так уж легко отправить домой.
— Ты мне угрожаешь?
— Нет. Пока нет, — я послала ему воздушный поцелуй, а потом, тряхнув головой, побежала обратно в дом.
Настроение, конечно, было испорчено. Хотя чего это я? Давно пора к такому привыкнуть.
Из вредности я переоделась в весьма вызывающую маечку и шортики. Сколько можно подстраиваться под дурацкий вкус этого чудовища? Пусть терпит. Мне ведь тоже многое приходится терпеть — и ничего.
За время нашего отсутствия Виола дожарила сырники и сервировала стол. Пахло в кухне умопомрачительно. Оказавшись там, я предусмотрительно достала из холодильника сметану и с улыбкой присела на свое место.
— Ты переоделась? — удивилась племяшка. — А зачем?
— Так получилось, — уклончиво ответила я.
Больше она ничего не спрашивала. Природа наградила Виолу удивительным чувством такта.
Минут через пять к нам присоединился Павел. Он тоже сменил одежду на сухую и, кажется, даже подсушил волосы. Я его старательно игнорировала, а он нарочно неторопливо ел все, что ему накладывала дочь, и изо всех сил прожигал меня взглядом. Наверное, хотел испортить мне аппетит.
Наивный! Мой аппетит по утрам ничем не перешибешь.
40
Когда Павел уехал на работу, Виола позвала меня к бассейну. Я не стала сопротивляться, но прихватила с собой альбом и карандаши. «Племяшке» это, конечно, не понравилось. Она засопела, как какой-нибудь мопс. Впрочем, меня это не смутило: мною еще в детстве был идеально освоен навык игнорировать любые помехи. Я тщательно намазалась кремом от солнца и, опустившись в шезлонг, тут же погрузилась в рисование.
Минут пятнадцать Виола ожесточенно бултыхалась в воде, но потом любопытство в ней таки пересилило неприязнь. Она присела рядом со мной и стала заглядывать через плечо. Я пыталась нарисовать кусочек сада: дорожку, пальму и пару кустов. На первый взгляд, в этом не было ничего сложного, но получалось у меня почему-то ужасно.
Как жаль, что в седьмом классе, выбирая между ветеринарным кружком и художкой, я предпочла первое! Хотя, ладно. Будем делать хорошую мину при плохой игре.
— По-моему, симпатично получается, — весело сообщила я Виоле, в сотый раз подтирая ластиком корявые контуры.
Она посмотрела на меня слегка ошарашенными глазами.
— Лид, а ты что-нибудь слышала про перспективу?
— Перспективу чего? — ухмыльнулась я. — Перспективу прославиться и разбогатеть? Ну что ты! Не надо переоценивать способности своей тетушки.
Виола даже за голову схватилась, а потом решительно выдернула у меня альбом:
— Погляди внимательно! У тебя все предметы одинакового размера. Но ведь то, что находится дальше, кажется глазу маленьким.
— Чего?
— И дорожка! Дорожка должна постепенно сужаться.
Я всплеснула руками:
— Господи, ты совсем меня запутала. Ничего не понимаю.
Она почувствовала себя виноватой, покраснела. Пальцы Виолы, словно против ее воли, схватились за карандаш.
— Сейчас покажу, как надо!
Перевернув страницу, «племяшка» на мгновение словно испугалась, замерла. Но потом она все-таки взяла себя в руки и стала проворно делать простенький набросок:
— Вот, смотри! Кусты, которые дальше от тебя, должны быть меньше, чем те, что на переднем плане. А еще не забывай про линию горизонта.
Я сделала крайне придурковатый вид:
— А что с пальмой? Как быть с ней?
Вздохнув, Виола стала рисовать и ее. В какой-то момент она слегка увлеклась и даже заштриховала отдельные элементы, нанесла тени. Карандаш в ее руках напоминал волшебную палочку: каждая линия ложилась как надо. Я сидела не шевелясь, боялась спугнуть это внезапное волшебство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Наметив ластиком блики, Виола поняла, что пора остановиться:
— Теперь понятней?
— Слушай, ты так круто рисуешь!
— Да прям, — она низко-низко опустила голову, словно ее не похвалили, а наоборот, отругали.
Ее светлая макушка засверкала на солнце как золотые перышки.
— Нет, правда! Ты — талант! — искренне заверила я. — А можно я сохраню этот твой рисунок? Как образец, да и просто на память.
Виола дернула плечом, мол, делай, как хочешь, а уже через секунду снова бросилась в бассейн. Даже с утра вода в нем была как парное молоко. Несколько минут «племяшка» металась из угла в угол, как дикое животное в клетке, но потом вдруг словно выдохлась. Щеки ее весьма нездорово разрумянились. Виола притащила откуда-то плавательный круг и зависла на нем посреди водной глади, старательно надвинув на глаза огромную шляпу.
А внутри меня все клокотало: Виола снова рисует! Рисует! Мне хотелось немедленно сообщить о нашем прогрессе Павлу, но по телефону я этого делать не рискнула. Решила дождаться вечера.
Наивная!
Мы с Виолой успели поужинать и немного прогуляться по набережной, а Павла все не было. В итоге я отправила «племяшку» спать, а сама, выждав минут двадцать, спустилась в гостиную, чтобы таки подкараулить «брата». Сидела я там почти час, а потом слегка задремала. Наверное, стрекот цикад меня убаюкал. Цикады в этот вечер заходились как ненормальные.
Щелк-щелк… Я подняла голову от подушки и прислушалась. Кажется, входная дверь. Ноги сами поднесли меня к окну: автомобиль Павла уже был во дворе. Я размяла затекшие плечи и помассировала шею, а потом выждала пятнадцать минут, чтобы дать «брату» время переодеться. Выждала и, прижав альбом, к груди, двинулась к его комнате.
Стучать мне пришлось дважды, потому что после первого раза никто не открыл. Впрочем, и после второго за дверью была тишина. Может, мне показалось, что Павел в доме? Может, он вышел в сад? Я уже было развернулась, чтобы вернуться в гостиную, как дверь позади меня еле слышно отворилась.
— Ты что-то хотела? — в голосе Павла было столько приятной хрипотцы, что под ложечкой у меня затрепетало.
Я обернулась. Он стоял передо мной почти голый, только бедра прикрывало полотенце. По красивым мускулистым плечам и груди стекали капли воды. В общем, ничего удивительного, что все мысли разом покинули мою блондинистую голову.
— Зачем ты пришла? — с нажимом переспросил Павел.
Черт! Действительно, зачем? Что-то я решительно не могу вспомнить. Мой взгляд проследил за одной из капель, медленно но верно сбегающей по крепким мышцам пресса к островку темных волос, виднеющихся над полотенцем.
— Что, так и будешь пялиться? — в тоне Павла послышалась насмешка.
Я испуганно опустила глаза и тут же заметила альбом в своих руках. Ах да, вот же мое дело!
Набрав полную грудь воздуха, я протиснулась в комнату и прикрыла за собой дверь.
— У меня для тебя сюрприз.
— Что, опять? — он как-то странно улыбнулся и резко оттеснил меня к стене. — Никак не уймешься?
Его зрачки угрожающе расширились, отчего довольно светлые глаза стали почти черными. Между бровей пролегло две напряженных морщинки. Он подался вперед и задумчиво погладил меня по щеке. А потом его пальцы по-хозяйски очертили мои губы. Я едва заметно вздохнула. Что он, черт возьми, делает? Я и так с трудом соображаю из-за всех этих дурацких кубиков на его прессе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Губы Павла тронула понимающая улыбка. Он читал меня как открытую книгу и явно упивался произведенным эффектом. Чуть погодя, он позволил своим пальцам пробежать по моей шее, скользнуть на грудь и опуститься почти до ложбинки между чашечек кружевного бюстгальтера, торчащего из-под моей майки. Нахальные пальцы оставили на коже горячий след и тут же вернулись к моему явно раскрасневшемуся лицу, словно ничего и не было.
