Наконец мы оказались в отделе товаров для рисования. Виола даже взяла со стеллажа мохнатую кисточку и поводила ею по ладони.
— Может, купим? — робко предложила я.
Она тут же сунула кисть на место:
— Зачем?
— Ну, не знаю… Можем попробовать вечером нарисовать закат.
Виола замотала головой:
— Не хочу.
Вид у нее был совершенно непреклонный. Я вздохнула. Ничего не поделаешь, придется опять отступить. Хотя…
Я выудила с одной из полок красивый набор карандашей. Сорок восемь цветов — это же просто свихнуться можно! Руки сами собой с любовью уложили карандаши в корзину.
Виола следила за моими действиями напряженным взглядом.
— Ты не видела, тут есть альбомы? — спросила я у нее с улыбкой.
Она нахмурилась:
— Через два ряда.
— Отлично! Я, пожалуй, куплю себе один. Хочется попробовать запечатлеть ваш дом и сад.
— У тебя же есть фотоаппарат!
Я нарочно проигнорировала ее саркастичное замечание. Добавила в корзину сначала альбом, потом пачку простых карандашей, а чуть позже и пару ластиков.
— Какие забавные стерки сейчас делают! — вслух удивилась я. — В моем детстве даже близко не было подобных.
Ответа не последовало. Я оглянулась: Виолы рядом не было.
— Заяц, ты где? — я пошла по магазину, заглядывая в каждый угол. «Племяшка» как сквозь землю провалилась. Как это вообще возможно? Только что стояла рядом, а потом — раз, и нет.
По-настоящему испугавшись, я набрала Аркадию Матвеевичу. Он заверил, что девчонка из магазина не выходила. Пришлось мне снова плутать между стеллажей, распихивать людей локтями. На втором круге мне уже стала понятна хроническая тревожность Павла. На третьем я почти заплакала от ужаса.
Наконец Виола нашлась. Она стояла рядом со всякими деревянными штуками, которые можно было самому расписать красками. Я счастливо выдохнула и шагнула к ней:
— Хочешь сделать мне подарок?
Она чуть вздрогнула:
— В смысле?
— А что? Отличная мысль! — я сгребла с полки самую большую шкатулку и забросила к себе в корзину. — Лучший подарок — это подарок, сделанный своими руками, верно? Долгими зимами я буду смотреть на эту шкатулку и вспоминать тебя. Вспоминать, с какой любовью ты ее для меня расписывала.
— Но я не умею расписывать шкатулки, — попыталась схитрить Виола.
— Да брось! Рисунок сделаем вместе, а ты его потом просто раскрасишь. Кстати, чем их обычно разукрашивают?
— Акриловыми красками, — само собой вырвалось у «племяшки».
Я удовлетворенно кивнула:
— Значит, пошли за ними.
Из «Хобби-компота» мы вывалились с огромным пакетом. Виола превратилась в хмурого, сердитого ежика, но мне все равно казалось, что наметился небольшой прогресс.
Мы снова сели в машину. Аркадий Матвеевич быстро доел начатый пирожок и вытер салфеткой руки:
— Куда теперь?
— Туда, где продают вкусное мороженое! — попросила я без всяких колебаний, ведь мне надо было срочно задобрить свою разнервничавшуюся подопечную.
Аркадий Матвеевич быстро завел двигатель, а потом крякнул:
— А ничего так пирожки. Вкусные. Передайте, пожалуйста, Марте Петровне большое за них спасибо.
Я невольно ухмыльнулась:
— Вы ей лучше шоколадку купите. Шоколадка лучше всяких слов.
— И то правда, — кивнул он. — Куплю.
39
На седьмой день моего пребывания у Павла я учила Виолу готовить сырники. Первая партия пристала к сковородке, но мы быстро ее отшкрябали, а в тесто добавили побольше муки. Потихоньку дело пошло.
Павел заявился на кухню раньше обычного и украдкой наблюдал за нашими хлопотами у плиты. В своей тщательно отглаженной рубашке, в галстуке он смотрелся на кухне как ревизор. Впрочем, мы все равно довольно быстро забыли о его присутствии.
— Слушай, а кто ты по специальности? — спросила у меня Виола, выкладывая на сковороду очередные порции теста.
— Педагог-психолог.
— И где ты будешь работать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Пока не знаю, — честно призналась я. — Но уж явно не в школе. Я на практике чуть не сдохла от скуки.
— Зачем же ты выбрала такую профессию?
— О! Это произошло совершенно случайно. Учась в школе, я сменила десяток кружков, но так и не поняла, к чему у меня склонности. Сестра посоветовала мне факультет психологии. Наобещала, что там мне уж точно помогут найти свою суперсилу.
— И как? — по-настоящему заинтересовалась Виола. — Помогли?
— Отчасти. Я поняла, что никакой суперспособности у меня нет, так что можно смело заниматься чем угодно.
— А мне мама говорила, что у каждого человека есть какой-то талант, — возразила Виола.
— Ну не знаю. У меня вот что-то нет.
— А может, ты просто слишком ветреная? — подал голос Павел. — И не привыкла доводить начатое до конца?
От неожиданности я чуть сковородку на ногу не грохнула. Однако спорить не стала, только плечами пожала.
— А мне не кажется, что Лида ветреная, — возразила отцу Виола. — Может, ее суперсила как раз в том и состоит, чтобы уметь всего понемножку?
Он нахмурился:
— И все-таки лучше не брать с нее пример.
— Согласна, — подхватила я. — Вот моя сестра — другое дело. Она уже со школы верно выбрала профессию, и в свои двадцать пять руководит целым отделом в банке.
Павел удовлетворенно кивнул:
— Вот это я понимаю: серьезный подход.
— А я бы не хотела руководить, — вставила свои пять копеек Виола.
Лицо «братца» даже вытянулось.
— Ну это ты сейчас так говоришь…
— Нет, правда, — у Виолы даже глаза заблестели. — Я бы хотела посвятить себя семье и детям. А работать я могу нянечкой или продавцом.
Павлу ее слова явно не понравились. Он подскочил из-за стола и сгреб меня в охапку.
— Ты извини, ребенок, но мне нужно кое о чем переговорить с Лидочкой. Ты же справишься тут одна?
Она гордо улыбнулась:
— Конечно.
Павел послал ей полный любви и нежности взгляд, а потом довольно грубо вывел меня из дома и потащил в сад. Видимо, не хотел, чтобы до Виолы донеслась очередная его выволочка.
Когда мы оказались у бассейна, он вдруг схватил меня за плечи и ощутимо встряхнул:
— Что это еще за глупости ты вбиваешь в голову моей дочери?
Я даже не нашлась, что ответить. Если у человека паранойя, это, похоже, серьезно. Нет, ну сколько можно обвинять меня во всех смертных грехах?
— Молчишь? — еще больше разъярился он. — Совсем нечего сказать в свое оправдание? Значит, слушай сюда. Если я еще раз услышу подобный бред из уст своей дочери, ты немедленно поедешь домой, поняла?
Не знаю, что на меня нашло, но перед глазами словно кровавая пелена упала. Я завопила как чокнутая и бросилась на Павла. Он явно не ожидал ничего подобного, потому тут же потерял равновесие. В итоге мы вместе рухнули в бассейн, подняв миллионы брызг. Наверное, со стороны это выглядело эпично: он, она и настоящий фонтан.
Я вынырнула первой, а голова Павла показалась из воды только через пару секунд.
— Ты ненормальная? — почти сразу заорал он, нервно работая руками.
В ответ я расхохоталась. Его галстук так забавно бултыхался на поверхности воды! А светлая рубашка, кстати, стала почти прозрачной, красиво очертив мускулы.
— Чего ты ржешь, психованная? — он со всей силой шмякнул по воде рукой. — Из-за тебя я опоздаю на работу.
— Зато явно будешь спокойней, чем обычно. Твои подчиненные скажут мне спасибо.
Он подплыл ближе:
— Скажи, тебе ведь нравится меня бесить, да? Ведь нравится!
— Осторожно, — пробормотала я, проводя пальцами по его губам. — Забыл про мои штучки? Сейчас как наброшусь с поцелуями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Кажется, мне удалось его удивить. По крайней мере, глаза у него распахнулись намного шире обычного.
— Что?
