Но, то ли по небесному недогляду, то ли из рокового стечения обстоятельств, святым отцам в этом бойком порту чрезвычайно не везло.
Первая резиденция (под нее использовали какое-то пустующее, но крепкое и с обширными подвалами строение) располагалась на берегу моря, на окраине города. Окруженная кипарисовой рощей, она выглядела внушительно, Однако, очень скоро подверглась нападению пиратов-язычников, ограблению и поруганию, ибо слухи о сокровищах святых отцов оказались сильно преувеличенными, и язычники весьма рассердились. Второе здание воздвигли почти в центре города, на пустующей по неведомой причине площади. Было оно менее эффектным, по крайней мере, снаружи, но подвалы и подземелья не уступали прежним.
Прямо скажем — деяния святых отцов не блистали славой, ибо Сентмадильян был городком весьма строптивым, водил делишки с пестрым людом, порою очень рискованных профессий, а с ними связываться — себе дороже. Пырнут ножом, сунут в мешок — да и в воду, а то дружная команда обиженного корабля и приступом благословенные стены взять не оробеет. Приходилось также учитывать, кто кому кум, брат и сват. Словом, отыгрываться можно было лишь на безответных бродягах да нищих, и оснащенные по последнему слову пыточный науки и техники многоместные подвалы почти всегда пустовали. А тут — такая находка! Пришлый, значит, без связей дворянин с подручными. Пахло образцовым делом. Правда, Виола была местной, но ее отцу не позволит выручать родное чадо вторая жена, мачеха Виолы. Посему, едва получив анонимный донос на де Спеле, отец Гиацинт ринулся в Оленью долину. Но предвкушаемый допрос пришлось отложить до наведения порядка в личных, Гиацинтовых, делах и заметания следов нравственный нечистоплотности. А де Спеле очень вовремя получил убежище от всевозможных происков нечистой силы.
* * *
— Итак, моя крошка, вас вызывают на сбор, — повторил де Спеле, прогуливаясь по подвалу. — Странно, луна-то совсем ущербная. Так, подозреваю, что следствие добралось до нашего Дебдороя.
— Господин де Спеле, я все подслушиваю, подсмотрю и расскажу вам, — предложила Виола.
— Хотелось бы верить, — покачал головой де Спеле. — Тебе, малышка, именно сейчас придется решить, с кем ты. С нами или с Дебдороем? Ибо опасаюсь, что тысячный нам изменит.
— О-о, — простонала, Виола, заламывая руки.
— Вот именно, выбирай. — И Рене отступил к двери.
— Нель …скажи, ты любишь меня?! — обернулась девушка к виконту.
— Виола, да я … — пролепетал тот.
— Она еще не совсем пропащая, душа, — поддержал де Спеле. — И она спасла вас, виконт, для человеческой жизни.
— Я же в ведьмы пошла только из-за мачехи, она совсем извела бы меня. Нель, только поэтому! Я люблю тебя! Я бы и тогда, на шабаше, я дралась бы за тебя! Они и пальцем бы тебя не тронули.
Контанель рвануться было к девушке, но его перехватил де Спеле:
— Итак, Виола, вы отрекаетесь от Дебдороя ради господина де Эй?
— Он не отпустит меня… Мой договор у него, кровью подписанный. О, что же делать? Я раба его навеки! — в карих глазах заблестели слезы.
— Молодежь, молодежь… Как выражался старина Пафнутий Мемфисский: «Спасение от ливня вы ищете в омуте», — покачал головой де Спеле и ехидно осведомился: — Как же ты отправишься на шабаш? Отсюда?
— Отсюда… из этих стен… — Виола оглядела подвал. — Верно… это же святое место. Я не могу уйти отсюда.
— Да, таково одно из условий игры, — отметил де Спеле с непонятным удовольствием и спросил: — Ведьма не в силах вырваться отсюда, это с одной стороны, не так ли? И ведьма должна быть на шабаше, с другой стороны?
— Да, это так, — Виола заломила руки в отчаянии.
— С третьей стороны, Дебдорой учтет ваше затруднительное положение и простит. Но! — поднял руку де Спеле, предупреждая возглас облегчения. — Но, эта милая крошка обещает мне шпионить у своего господина, прекрасно ведая, что это невыполнимо. Значит, вы вводите в заблуждение меня, моя прелестница?
— Нет! Я не подумала… Но я для вас готова…
— Ты просто сделаешь кое-что для меня, договорились? — деловито закончил Срединный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да!
— Тогда … — де Спеле сбросил плащ, развесил его в воздухе подобно занавесу и поманил рукой: — Ну-ка, девочка, иди сюда!
— Контик, отойди! — вмешалась бдительная Матильда. — Думаю, они со своим делом и тут справится. Не бойся, я этому бабнику воли не дам.
— Что ж, Тильда, я уважаю ваши требования. Но предупреждаю, что это зрелище — не для слабонервных.
— Контанель! — Матильда схватила парнишку за руку и затащила за плащ.
— Итак, дорогая Виола, наденьте парадное платье ведьмы! — потребовал де Спеле.
— Здесь?!
— Да! И поживее, гром вас разрази! Уж полночь близится.
Виола превратилось в белокурую ведьмочку, правда, вид у нее был очень смущенный, тем более, что де Спеле разглядывал ее не пылким взором обожателя, а оценивающим взглядом портного.
— Где метка? Метка дьявола?
— Вот, — Виола повернулась тылом, указывая на черное пятнышко в ямочке над ягодицей.
— Что ж, начнем, — де Спеле принялся разоблачаться.
Тильда окаменела от возмущения, а когда очередь дошла до белья, — зажмурилась.
— Одевайся, детка. А тебе изменю только лицо и волосы, — услышала Матильда голос Срединного. — Нет, пуговицы на правом борту. Теперь перевязь и шпагу… прекрасно!
Матильда открыла глаза и успокоилась: Рене был снова одет и поправлял воротник, а Виола… что ж, обычай есть обычай. Но белокурая красавица проговорила нежным голосом странные слова:
— Любимые духи? У чертей собачий нюх, а сымитировать многокомпонентный человеческий запах второпях не удастся. Ирисы? — пошарила перед собой, извлекла из воздуха фарфоровой флакон, половину его содержимого вытрясла на локоны, а остатками натерла тело, при этом страдальчески морщась и сердито что-то бормоча.
Позвольте… но это никакая не ведьмочка! Это же де Спеле! И Матильда с воплем «бесстыдник!» снова зажмурилась.
— Я ведь предупреждал, что сие зрелище не для слабонервных, — откомментировал нежный голосок и позвал: — Контанель! Сюда, дружочек!
Из-за плаща вынырнул виконт и недоуменно двинул плечами — из-за чего, собственно, столько предосторожностей? Все по-прежнему.
— Я должна идти на шабаш, — промурлыкала белокурая красавица, жалобно сдвинув брови.
— Виола, не надо… я боюсь за тебя! — Контанель схватил маленькую ручку и прижал к сердцу. — Ты можешь погибнуть. Дебдорой не простит измены. Господин де Спеле! — отчаянно обратился к мрачному кавалеру: — Сделайте что-нибудь! Защитите ее!
Кавалер смущенно отвернулся, тогда Контик подскочил к нему, бесстрашно схватил за плечо и встряхнул:
— Я люблю ее, слышите? Люблю! Больше самого себя! Вы мне золото обещали — оставьте себе! Я сделаю все, что потребуете — жизнь отдам, душу отдам, только спасите ее! — оставил в покое кавалера, подбежал к красавице, обнял: — Ты дороже мне всего на свете! — И поцеловал.
— Колючка, чертополох! — взвизгнула красавица, отталкивая его. — Усы порядочные отрасти, а потом лезь целоваться! — и расхохоталась звонко, но не по-девичьи раскатисто и торжествующе. — Браво, виконт! Уж если вы обманулись, то для Дебдороя сойдет.
— Это призрак, — пояснила Матильда остолбеневшему влюбленному. — Он отправится вместо твоей Виолы. Да, прикройтесь, бесстыжий! — швырнула в де Спеле своим плащом. — Не свои телеса позорите!
* * *
На шабаш де Спеле прибыл не в облике летучей мыши и не на метле, а без затей перенесся на знакомый валун. Затесался в толпу чертей и двинулся к костру. Правда, приходилось отталкивать настырных кавалеров да отвешивать оплеухи.
— И когда ты подобреешь, малютка? — поинтересовался жирный, обросший кудрявой рыжей шерстью сазан.
Не звучала музыка, не пылали костры, не кружились в танце приглашенные, не готовились яства. В темной, безлунной ночи едва виднелись собравшиеся. Чувствовалось, что сегодня не до веселья, собрание сугубо деловое.
