к земле дождем
кровавым.
Свинцовый дым распластан
на лугах.
Не знаю, есть ли в мире крепче
сплавы —
Двадцатилетье, Курская дуга.
Приказы Родины. Ищите в них
Мой первый год из третьего
десятка.
Ветрами раздувало плащ-палатку.
Встал вновь на место пограничный
штык.
Как сто пудов — саперная лопатка.
Приказы Родины — вот мой дневник.
Хотите, назову их по порядку?
Они дороже мне настольных книг.
Мне было под Берлином двадцать
два.
Победой шелестели дни апреля,
В последний раз под лезвием
шрапнели
Подрезанная падала листва,
Брели понуро немцы по панели.
Приподнялась над бруствером трава.
И мы к параду чистили шинели…
Мне было под Берлином двадцать
два.
ГАЛИНА БЕДНОВА
ДОМ ПАВЛОВА
Стояли насмерть русские бойцы
В сплошном огне и без воды
во фляге.
А ветер разносил во все концы
Предсмертный крик и крик «ура!»
в атаке.
Над Волгой непрерывный взрыв и
гром,
И страшен враг, звереющий
в бессилье.
Но разве можно взять обычный дом,
В котором поместилась вся
Россия?!
* * *
Жизнь моя на излете,
Я ж думаю — все впереди:
Голубые снега, голубые дожди,
Голубика на старом болоте.
Жизнь моя на излете,
А я все еще не была
В том краю, где военная юность
прошла,
Не в одном побывав переплете.
Жизнь моя на излете,
Но мне поклониться бы надо
Священной земле Сталинграда.
Друг погиб там в пехоте.
ОКТЯБРЬ БУРДЕНКО
ЗАХОДИТ СОЛНЦЕ ЗА КАРПАТЫ
Заходит солнце за Карпаты.
Июньский день истлел, умолк.
Войной разрушенные хаты
Окутал голубой дымок.
Заходит солнце, утопая
В лучах багрового огня.
И рожь, как будто золотая,
Стоит средь гаснущего дня.
И замер лес иссиня-черный.
Его лучи не золотят.
Там окопался враг упорный.
Там роты смертников-солдат.
Но лишь над лесом черно-синим
Рассвет забрезжит новым днем,
Мы эти роты опрокинем
И лес и горы — все вернем!
МАРШЕВАЯ РОТА
Гудит над бараками ветер,—
Для нас он еще не умолк.
И нам всех дороже на свете
Запасный стрелковый наш полк.
Нас учат, и учат, и учат,
Нам все здесь постигнуть дано!
Пропарывать брюхо у чучел
И резать спирали Бруно.
И сколько же длиться ученьям?..
Но прост командиров ответ:
— Не вечно стрелять по мишеням
И строем ходить на обед…
Нам было тогда по семнадцать —
Молоденький пылкий народ.
На плац приходили прощаться
Мы с каждой из маршевых рот.
Минуй нас, салют поминальный,
Всех двести на гулком плацу…
И марш вышивальный, прощальный
Нас медью хлестал по лицу.
ГРАНИЦА
От гор Кавказских до Карпатских
гор
Мы шли с боями, думая о чуде.
Мы принесли победный разговор
Горячих и разгневанных орудий.
И вот уже граница — позади!
Мы встречи с ней четыре года
ждали…
В кубанских плавнях,
в сталинградской дали
Нам все твердило сердце — к ней
иди!
И если карта, спутник этих лет,
В руках была, — высматривали лица
Не сколько километров к дому,
нет,
А сколько их осталось
до границы!..
АНАТОЛИЙ ГОЛОВКОВ
ПОЭЗИЯ МОЯ, ТЫ — ИЗ ОКОПА
Поэзия моя, ты — из окопа,
Еще тогда, солдату жизнь храня,
Блеснула мне: смотри, мол, парень
в оба,
Чем и спасла от снайпера меня.
И знак мне твой все светит,
издалека,
Но чей еще оптический прицел
Ты выдашь вдруг, сверкнув
в мгновенье ока,
Чтоб я остался невредим и цел?
Ведь с той поры войны непозабытой
Поверил я и буду верить впредь
В то, что, пока я под твоей
защитой,
Я не имею права умереть!..
* * *
Ах, эта молодость моя.
Короче летней ночи.
Мне б слушать трели соловья,
А мать: «Прощай, сыночек».
Бедой захлестнута страна,
Пылит на марше рота.
Легла
