в обществе знатных девушек и женщин, входивших в ее свиту. Теперь образ ее жизни определялся специальным дворцовым этикетом, а сама она стала четвертым по значимости официальным лицом в государстве (после отца, матери и брата). Ксения была послушной дочерью и быстро свыклась с новой ролью. Вскоре у нее с матерью появилось много дел. Предстояло расширить царицыны мастерские, чтобы рукодельницы поскорее изготовили всем новые роскошные наряды: отцу, брату и им самим. Кроме того, следовало переодеть придворных и царскую свиту. По приказу Марии Григорьевны в мастерские стали доставлять красивые заморские ткани: золотую и серебряную персидскую и турецкую парчу, разнообразный бархат, атлас, шелка, тафту. Кроме того, иностранные купцы были обязаны сначала предлагать царице и царевне драгоценные камни, ювелирные украшения и всевозможные безделушки и лишь остатки везти на рынок. Все, что выбирали царствующие особы, забиралось в казну. Вскоре все члены царской семьи оделись в новые одежды, поражавшие иностранных дипломатов пышностью и дороговизной. Многие отмечали, что никогда раньше сам царь и его придворные не выглядели столь великолепно. Несомненно, в этом была заслуга Марии Григорьевны и Ксении.
Если раньше боярская семья выезжала на богомолье в Троице-Сергиев монастырь достаточно скромно, иногда просто в свите царя Федора и Ирины, то теперь их поездки становились красочным зрелищем для простых людей. Впереди всей процессии ехали 600 пищальщиков, за ними 25 человек вели на поводу лошадей, украшенных леопардовыми шкурами, далее вели шесть рыжих лошадей, убранных алым бархатом. Перед каретой царя два боярина везли лестницу, обитую красным бархатом, за ними два боярина везли подушки из парчи. Царь ехал в золоченой карете, запряженной шестью светло-серыми лошадьми в сбруе из алого бархата. Далее верхом ехал царевич Федор в парчовой одежде. За ним пешком бежала толпа придворных. Царица ехала в золоченой карете, запряженной десятью серыми лошадями, Ксения — в такой же золоченой карете следом за ней, но видеть ее уже никто не мог. Она была на выданье, и занавески на окошках были опущены. Рядом с ее повозкой также бежали придворные, следом везли фонари для освещения дороги в темное время суток. Замыкали процессию 36 ехавших верхом женщин в красной одежде, белых войлочных шляпах с широкими полями, подвязанных красными лентами, и белой фатой. Это были замужние боярыни, чьи мужья находились в царской свите. Последними ехали кареты со знатными вдовами.
Женихи-иностранцы
С 16 лет Ксения перестала открыто появляться на людях. До свадьбы никто из посторонних не имел права видеть ее лицо. Отец, став царем, вознамерился как можно выгоднее выдать замуж свою повзрослевшую дочь-красавицу. Самым подходящим женихом мог быть отпрыск европейского королевского дома с перспективой стать правителем каких-либо земель. Дипломаты подсказали царю, что таким женихом может быть шведский принц Густав, изгнанный из своей страны вероломным дядей Карлом (королем Карлом IX). Густав сначала жил в Италии, потом переехал в германские государства. Он надеялся либо вернуть отцовский трон, либо стать ливонским королем. Правда, для юной Ксении жених был староват, разница в возрасте составляла 21 год. Но царя Бориса это обстоятельство не смущало. В 1599 году с помощью своих агентов он убедил принца приехать в Москву, обещая помощь в достижении какого-нибудь престола. Прибыв в русскую столицу, Густав узнал, что царь хочет женить его на своей дочери. В качестве приданого он обещал дать Калугу с тремя городками.
Для Густава построили красивый дом, оснащенный всем необходимым, и приставили многочисленную прислугу. Во время приемов царь встречал его как дорого друга и будущего родственника. Заранее он осыпал возможного зятя многочисленными подарками: серебряной посудой, золотой и серебряной персидской парчой, бархатом, атласом и другими дорогими тканями для всей свиты. Ему были пожалованы драгоценности, золотые и жемчужные цепи, много прекрасных лошадей в полной сбруе, всевозможные меха и большие суммы денег, не меньше 10 000 золотых. Царь Борис хотел, чтобы его гость устроил свой двор со всей роскошью на зависть шведскому королю, его изгнавшему, и брату-сопернику Сигизмунду, польскому королю.
Ксении до свадьбы нельзя было видеться с женихом, но во время официального приема она смогла через потайное окошечко разглядеть его. Вряд ли взрослый и во всем чуждый ей мужчина мог понравиться девушке. Но она не хотела огорчать отца и свое мнение высказывать не стала. Первым условием, которое поставил перед Густавом царь Борис, была перемена веры. Принц был протестантом, а русская царевна могла стать женой только православного человека. Однако упрямый швед оказался несговорчивым. Он не желал идти на поводу у гостеприимного хозяина. Более того, очень скоро выяснилось, что Густав и жениться на Ксении не хочет: в изгнании он завел себе любовницу, жену хозяина дома, в котором снимал жилье, и даже имел от нее детей. Обосновавшись в Москве, принц пригласил к себе свою зазнобу и стал жить с ней, как с женой. Тщеславная иностранка публично демонстрировала свои права на жениха царевны: выезжала в царском экипаже за покупками, присвоила подаренные драгоценности и т. д. Кроме того, оказалось, что Густав склонен к пьянству и экстравагантным выходкам. Например, грозился поджечь Москву, когда ему пеняли на некрасивое поведение. В итоге москвичи стали откровенно подсмеиваться над женихом Ксении и над честолюбивыми замыслами царя Бориса, связанными с ним.
На семейном совете было решено, что Густав является недостойным кандидатом на руку и сердце царевны. Он был выслан в Углич под надзор приставов. Там из местных доходов ему выделялось на содержание 4 000 рублей в год. Менять веру ему уже не предлагали, но любовницу отправили на родину к мужу. Вскоре приставы сообщали царю, что принц занялся какими-то опытами, похожими на чернокнижие, возможно, от скуки. После воцарения Лжедмитрия его перевели в Ярославль, а потом — в Кашин, где он и умер, всеми забытый, в 1607 году.
Очень скоро царь Борис нашел для дочери нового жениха. Им стал младший брат датского короля Христиана IV Иоганн. Он был много моложе Густава (родился в 1583 году) и представлялся более покладистым человеком: достаточно быстро согласился на переезд в Россию и перемену веры. Возможно, ему даже показали портрет Ксении, выполненный каким-нибудь заезжим живописцем, чтобы принц не затягивал с поездкой в Москву. В августе 1602 года датский корабль с Иоганном вошел в устье реки Наровы. Там, в Иван-городе, он был встречен русской делегацией во главе с боярином М. Г. Салтыковым. Не зная русских обычаев, вежливый принц снял шляпу и раскланялся со встречающими. Этим он поверг их в шок, поскольку русские бояре считали себя недостойным такой чести и милости.
