- Очень хорошо.
- Ваша миссия заключается в том, чтобы ускориръ отправку оружия в нашу дивизию. Этого вы должны достичь любой ценой. Соотвечствующие документы и деньги, а она для такой поездки потребуются, и большие, уже приготовлены. Я прошу вас завтра же выехать. Понятно?
- Так точно, герр генерал. А когда оружие будет готово к отправке, кто должен его сопровождать?
- Вы немедленно сообщите об этом через корпусную станцию. Но учтите, нас могут подслушать. Поэтому давайте условимся, вы сообщаете, что сигареты куплены и вам нужны, скажем, сто ящиков. Это будет значить, что оружие есть и нужно сто человек охраны или сколько вы там найдете нужным. Вы проследите за погрузкой и вернетесь либо с этим же эшелоном, либо машиной. Ведь вы же поедете туда на своей машине?
- Так точно.
- Тогда, кроме денщика, возьмите еще двух солдат для охраны.
- Я хотел бы, если вы разрешите, не делать этого. Чем больше охраны, тем быстрее обратят на меня внимание французские террористы.
- Вы правы. Но в Бонвиле будьте осторожны, маки действуют там очень активно, - предупредил генерал.
- Выезжать завтра?
- Сегодня отдохнете с дороги, приготовитесь, а завтра утром в путь. Надеюсь получить от вас утешительные вести и как можно скорее.
- Сделаю все возможное, герр генерал.
Поручение Эверса настолько совпадало с планами самого Генриха, что он даже немного испугался.
"Что-то очень везет мне, - думал он, укладывая чемодан.- А фортуна, как известно, дама капризная... Всю дорогу мучила мысль, как попасть в Бонвиль, и вот, пожалуйста, именно в Бонвиль меня и посылают. Какое же задание ждет меня там? Должно быть, очень серьезное, иначе меня предупредили бы... Либо не хотят, чтобы я заранее волновался, либо изучают еще обстановку... Так или не так, а надо быть готовым к самому худшему..."
Генрих окинул взглядом комнату, словно видел ее в первый и... последний раз. Возможно, он не вернется сюда. Возможно, никогда не увидит Моники... И она никогда не узнает, что рядом с нею работал друг. Даже то, на что он собирался намекнуть ей сегодня, она расценит как неосторожную болтовню молодого штабиста и будет горда, что так легко развязала ему язык... Но почему она не идет? Может, Курт не нашел ее? Может, ее вообще нет дома? Что ж тогда делать? Он не может уехать, не предупредив ее о цели своей командировки. Ведь Генрих совсем не собирается доставлять это оружие по назначению... Разве самому поискать ее?
Генрих собрался спуститься вниз, но в дверь постучали. Моника! Только она так стучит, три коротких легких удара. В комнату действительно вошла девушка. Генрих сразу заметил, что лицо у нее измученное, а глаза чуточку покраснели. Тревога и жалость сжали его сердце.
- Вы... плакали, Моника? Что-то случилось?- тревожно спросил Генрих, не выпуская руку девушки и стараясь заглянуть ей в глаза.
- Совсем нет. - Моника отвела глаза. - Просто я помогала маме готовигь салат и от лука покраснели глаза...
- Фи, какая проза! А хотелось, чтобы они покраснели от слез, ведь я снова должен уехать... И даже пробуду в Бонвиле довольно долго.
- В Бонвиле? - Генрих почувствовал, как дрогнула рука девушки в его руке.
- Почему это вас так поразило?
- Ничего, я так... Понимаете, у меня там есть кузина...
- Разве она такая страшная, что я должен ее бояться?
- Нет, не ее, а маки... Она два дня назад гостила у нас и рассказывала, что там очень неспокойно.
- Ну и что?
- Я просто хотела предупредить вас.
- Спасибо, вы очень добрая девушка... А знаете что? Почему бы вам тоже не поехать в Бонвиль, навестить кузину? Я бы подвез вас на машине туда и обратно...
- Что вы! Разве я могу оставить маму! Столько забот, а она совсем одна.
- Тогда знаете как поступим - как только я погружу оружие...
- Оружие? Какое оружие? - удивилась Моника.
- Вот я и проговорился! - с досадой вырвалось у Генриха. - Тоже офицер, штабист, а треплю языком, словно баба на базаре.
- Выходит, это тайна? И вы боитесь, что я...
- Нет, нет, я вам верю, только очень прошу, случайно не скажите кому-нибудь об этом, иначе оружие может попасть не к нам, в дивизию, а к маки. Они последнее время стали очень им интересоваться, а когда узнают, что оружие автоматическое... Правда, о том, когда его отправят, буду знать только я. Впрочем, что это за разговор мы с вами завели, он совсем не для девичьих ушек, да еще для таких маленьких и розовых, как ваши... Так как же мы решим с поездкой в Бонвиль?
- Не знаю, может быть... - заколебалась Моника. Людвина будет так рада.
- Тогда условились. Как только дела у меня будут близиться к концу, я дам вам телеграмму и встречу на вокзале.
- Но я не хочу, чтобы меня видели с немецким офицером, да еще в Бонвиле, где меня никто не знает.
- На лице не написано, что я немец. А к вашему приезду обещаю приобрести гражданскую одежду. Из Бонвиля приедем вместе, на машине... Договорились?
- Договорились, - не совсем решительно согласилась Моника. - Буду ждать вашей телеграммы, а пока пожелаю вам счастливого пути.
Утром следующего дня, когда Сен-Реми еще спал, Генрих и Курт выехали в Бонвиль. Генрих рассчитал, что они прибудут туда в полдень, если ехать со скоростью девяносто километров в час. Курт вел машину быстро, стрелка спидометра часто перескакивала за сто.
- Где я ездил по такой дороге? - вспоминал Генрих. Да, он где-то видел нечто подобное. Такие же, словно рукой сказочного великана разбросанные горы, не соединенные в единый хребет. Они стоят друг за другом, образуя узкие долины, поросшие буйной зеленью, среди которой журчат неширокие, но бурные потоки чистой, как слеза, горной воды. Внизу густые леса, которые выше в горы становятся более однообразными и низкорослыми. Такие же неожиданно возникающие пятачки-полянки, со всех сторон окруженные лесом. На Западной Украине такие полянки называют полонинами. Да, да, такую именно дорогу он видел незадолго до войны, когда ехал из Станислава на Яремче. Да, как давно это было...
Генрих подозрительно взглянул на Курта, словно он мог подслушать его мысли. Тот сидел, крепко сжав руками руль и напряженно вглядывался вдаль. Было прохладно, но лицо Курта вспотело. Боясь оторвать от руля хотя бы одну руку, он лишь фыркал, стараясь сдуть капельки пота, скатывающиеся к губам.
- А ну, дай я, а ты отдохни.
Генрих сел за руль. Так было лучше. Извилистая дорога требовала большого напряжения. Думать о чем-либо было некогда, а это главное. Именно сегодня он должен быть как никогда спокоен и уравновешен. Возможно, сразу же по приезде Генрих получит задание, которое надо будет выполнить сегодня же.
Дорога становилась все более трудной, поворотов все больше, приходилось часто менять скорость, то беря крутые подъемы, то спуская машину на тормозах.
К Бонвилю подъехали лишь в пять часов вечера. В гостинице для немецких офицеров свободного двойного номера, по словам дежурного, не было. Но крупная купюра, вложенная в документ, немедленно изменила положение. Через пять минут Генрих и Курт готовились принять ванну.
- Мойся ты первый, а потом пойдешь разузнаешь, где тут хороший ресторан, - приказал Гольдринг денщику.
Гольдринг не ошибся, думая, что о возложенном на него задании ему станет известно тотчас же по прибытии в Бонвиль: пока Курт разыскивал ресторан, Генрих уже знал, какое угрожающее положение создалось здесь.
Дело в том, что расположенный в предгорьях Альп Бонвиль и весь этот район стали своеобразным центром партизанского движения на юго-востоке Франции. Ожесточенная борьба гестапо с партизанами долгое время не давала никаких результатов. Наоборот, жестокие расправы с местным населением, которое зачастую было ни в чем не повинно, лишь увеличивали ряды партизан.
Но в начале февраля 1942 года случилось то, чего никто не мог ожидать: один из активнейших членов подпольной организации, ее лучший связной Дежене, всеобщий любимец, веселый, острый на слово человек оказался провокатором. Вначале не верилось, что Дежене, который сам зачастую бывал инициатором диверсий и так охотно брался за выполнение самых сложных заданий, мог оказаться предателем. А между тем Дежене после ареста трех руководителей движения сопротивления сбросил маску и надел мундир эсэсовского офицера, с которым расстался пять лет назад, когда, по заданию гестапо, прибыл в Бонвиль под видом рабочего из Парижа.
Провокация нанесла огромный вред партизанскому движению: многие активные участники были арестованы, но все-таки до полного разгрома организации дело не дошло. Те руководители движения Сопротивления, которые остались на свободе, сумели быстро переменить явочные квартиры, адреса, фамилии, местопребывание многих участников движения.
На Дежене партизаны буквально устроили охоту. Правда, теперь он уже называл себя настоящим именем Вилли Мейер. На протяжении первой недели после разоблачения провокатора в Дежене-Мейера стреляли пять раз: его подстерегали на улицах, на квартире, которую ему за это время пришлось трижды сменить, и, наконец, в ресторане - официантка послала ему в грудь две пули.
