― Пока, ― догадался Алик. ― А командовать ― потом.
Посмеялись. Владлен глянул на Алика, приступил осторожно:
― А если к вам, в газету?
― Прямо вот так, сразу? А что ты умеешь?
― Во-первых, кое-что умею, публиковался в "Красной звезде". А во-вторых, что я, хуже тебя?
― Не хуже, Владик, не хуже, успокойся. Но ведь кое-какое образование, призвание там, опыт, наконец, не помешали бы, не находишь?
― А-а! ― Владлен презрительно махнул рукой, помолчал, потом вспомнил: ― Я, когда тебя искал, к Сане Смирнову заходил. А что, если в милицию?
― Там пахать надо.
― Вот Санятка пусть и пашет, а я сеять буду.
― Разумное, доброе, вечное? ― недобро уточнил Алик.
― Ладно, ладно, не заводись. Если что ― поможешь? В университет поступать или куда...
― Если что ― помогу. Если смогу.
― Я на тебя надеюсь, Алик. А вообще, как жизнь?
― Работаю. Детей ращу.
― Как ты детей растишь, я знаю. Вчера с Варварой тебя два часа ждали. Я не дождался.
― Не догулял я свое, Владька.
― А кто догулял? Я тут с одной познакомился, многообещающая дамочка.
― И что обещает?
― Папу.
― Тогда женись.
― А что? Кстати, на свидание к ней опаздываю. Так мы договорились, Алик?
― О чем?
― Поможешь, если что. ― Владлен протянул Алику руку, встал и пошел.
Встал и Алик. Дел по горло, надо было срочно сдавать в номер материал о первенстве Москвы по вольной борьбе, на котором он не был.
Один припрятался у подъезда, а второй вместе с Казаряном гостевал у Евдокии Григорьевны. Молчаливый хваткий паренек скромно сидел в углу за дверью и слушал, о чем тихо говорят Казарян и хозяйка. А те уже переговорили и о политике, и о врачах-убийцах, о Лидии Томащук, об отсутствии снижения в этом году цен, о запрещенных законом абортах. Потом все трое безнадежно молчали. В двадцать один тридцать Евдокия Григорьевна глянула на свои наручные кировские, кирпичиком, часы и вздохнула:
― Не придет он сегодня.
В двадцать два пятнадцать Александр Смирнов посмотрел на Ларионова, посмотрел на Казаряна и спросил уныло:
― Ну и что вы мне по этому поводу можете доложить?
― Прокол, ― признал Казарян.
― Причина? ― Смирнов откинулся в кресле, приготовился слушать, а слушать особенно было нечего. Только Ларионов наконец предложил:
― Иванюк маячок выставил.
― Не думаю, ― возразил Казарян. ― Я его замкнул прочно.
― А если? ― не сдавался Ларионов.
― А если, то тогда мне башку отвинтить следовало бы.
― Твоя отвинченная башка мне без надобности, ― ворчливо заметил Смирнов. ― Теперь решать надо, что делать будем дальше.
― Раз леску оборвали, значит, ушли на дно, ― предположил Казарян. Бреднем орудовать следует. Облавой по хазам.
― Хлопотно, долго и не особенно результативно, ― оценил это предложение начальник отдела. ― Сережа, а твои осведомители как?
― Попробую, но особых гарантий дать не могу.
― Есть еще шофер Арнольд Шульгин, ― напомнил Казарян и хотел было развить идею, но его перебил длинный телефонный звонок ― местный. Смирнов снял трубку.
― Здравствуйте, Лидия Сергеевна! ― счастливо улыбаясь, будто Болошева могла его видеть, возгласил Александр. ― Ну, наше дело такое сыскное ― по ночам суетиться, а вы-то что так задержались? ― Помолчал, слушая объяснение задержки. ― Если успешное, то рад за вас. Ну а если для нас, то просто счастлив. ― Положил трубку, сообщил то, о чем Казарян и Ларионов догадались и без сообщения: ― Болошева к нам идет.
...Лидия Сергеевна остановилась в дверях, молча, кивком, поприветствовала всех и с плохо скрытым торжеством объявила:
― Отыскался след Тарасов!
― Чей след отыскался? ― переспросил Александр.
― Лидия Сергеевна иносказательно цитирует Гоголя, ― снисходительно пояснил Казарян.
Эффектного начала не получилось, и Лидия Сергеевна стала деловито докладывать:
― Сегодня утром по нашей ориентировке из Сокольнического РОМ передан в НТО пистолет "Вальтер". Проведенная соответствующим образом экспертиза установила, что именно из этого пистолета был произведен выстрел в Тимирязевском лесу.
― Ну и ну! ― сознался в своем недоумении Смирнов. ― Откуда он у них?
― Чего не знаю, того не знаю. Узнать ― это уже ваше дело, ― взяла реванш Лидия Сергеевна.
― Бойцы, я ― в Сокольники! ― заорал Смирнов.
― Может, сначала позвонить сокольническим-то? ― предложил Ларионов.
― А что звонить, надо в дело нос сунуть! Не до разговоров! ― Смирнов уже убирал со стола, запирал сейф, закрывал ящики.
― Александр, у меня к вам просьба, ― сказала Лидия Сергеевна.
Уже забывший о ней Александр повернулся к ней с виноватым выражением лица:
― К вашим услугам, Лидия Сергеевна.
― Если гражданина, который пистолетом пользовался, найдете, то обувь его к нам пришлите.
― Вы думаете, это он труп переворачивал? Вряд ли.
― Да нет. Я вам не говорила, но под сосной, откуда стреляли, кое-что зафиксировала. Это не след, поэтому я не внесла его в официальные списки протокола, а так, остаток отпечатка каблука с характерным сбоем. Вдруг повезет, и обувка та.
― Будьте уверены, Лидия Сергеевна, разденем-разуем мы нашего голубчика. А если надо ― умоем, подстрижем и побреем. ― И Александр, будто дамский угодник, слегка склонясь, распахнул дверь перед Лидией Сергеевной. Та мило улыбнулась и ушла.
― Элегантно спровадил! ― похвалил Казарян. ― Ты нас с собой берешь?
― Куда я от вас денусь?
На Каланчевской улице были через десять минут. Недовольный капитан принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и спросил:
― Я вам нужен? А то у меня дела...
― Вы вчера дежурили? ― поинтересовался Смирнов.
― Вчера я отдыхал после суток.
― Ну, тогда мы сами разберемся. Вы свободны.
Капитан удалился. Смирнов закурил, Ларионов устраивался за столом, а Казарян, не садясь, раскрыл папку. И ахнул:
― Алька!!!
― Что с Алькой?! ― заорал Александр.
― Да успокойтесь, с ним ― ничего. А вот делов наделал. Читай. Казарян протянул папку Александру.
Тот сел на привинченный стул и приступил к чтению. Ларионов зевнул, смахнул со следовательского стола несуществующие крошки и шепотом (чтобы Смирнову не мешать) осведомился у Казаряна:
― Где этот-то, с "Вальтером"?
― Не "этот-то", Сережа, а Николай Самсонов по кличке Колхозник. И этот-то Колхозник ― в больничке, сильно поврежден нашим с начальником другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку свою сегодня не смог повидать.
― А Цыган почему на связь не вышел?
― Задай вопрос полегче.
Смирнов оторвался от чтения, закрыл папку, передал ее Ларионову и сказал Роману, подмигнув:
― Боевой у нас, Рома, дружок.
― Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я не завидую этим двоим. ― Казарян, увидев, что Ларионов отложил папку, спросил: ― Что скажешь?
― Скажу, что бумаги надо читать внимательнее.
― Не понял.
― Цыган не пришел на связь потому, что оголец, сбежавший из трамвая, поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.
― Одна из версий. ― Казарян не желал сдаваться без боя.
― Он прав, Рома, ― подвел черту Смирнов. ― Поехали в больничку, бойцы.
Шофер "газика" дрых, уронив голову на баранку. Смирнов безжалостно растолкал его:
― Поехали.
― Куда?
― Большие Каменщики, четыре, ― назвал адрес Смирнов, усаживаясь рядом с шофером. Шофер включил зажигание и бормотнул как бы про себя:
― Конспираторы! Большие Каменщики! Таганская тюрьма, так бы и сказали.
― Ты глубоко заблуждаешься, уважаемый виртуоз вождения, ― вежливо поправил его с заднего сиденья Казарян, ― Таганская тюрьма ― это Большие Каменщики, дом два. А дом четыре ― это таганская тюремная больница.
― Один ляд! ― решил шофер и резко тронул с места.
Дежурный врач достал из шкафа две папочки ― медицинские дела полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился, отложив дела в сторону:
― Он их что, копытом, что ли?!
― Он боксер, ― пояснил Казарян.
― Разрядник?
― Мастер спорта.
― Худо, ― огорчился врач. ― Под суд пойдет за превышение мер обороны.
― Кулак против пистолета ― это превышение? ― засомневался Казарян.
― Это смотря какой кулак.
― И смотря какой пистолет, ― добавил Казарян. ― Могу сообщить вам, что пистолет ― офицерский "Вальтер", с помощью пули делающий в людях очень большие дырки.
― Хватит, ― прекратил их препирательства Смирнов. ― Что с этими... Пострадавшими?
― У Самсонова раздроблена челюсть и повреждены шейные позвонки. У Француза (фамилия-то какая, прямо кличка!) сломана скульная кость. Вот что, оказывается, можно наделать голыми ручонками, ― игрив был дежурный врач, развлекался как мог, коротая ночное время.
