Мередит подвинула к девушке миску с поднявшимся тестом и показала, как формовать булочки.
— Но учтите, Кора, тут не Лондон. Некоторые здешние мужчины грубые и неотесанные. Если начнут приставать к вам, скажите мне.
— Да, мэм.
— И не гуляйте в одиночку по пустоши. Эго может быть очень опасно, если не знаете дороги. А если захотите куда-то пойти, то вас проводит конюх.
— Только не сейчас, — послышался чей-то низкий голос. — Деррил обихаживает мою кобылу.
Повернувшись, Мередит увидела стоявшего в дверях Гидеона. Предоставив булочки Коре, она поспешила к нему. Боже, только бы он не…
— Нет, сегодня никакого фургона, — сказал он, отвечая на безмолвный вопрос. — Я приехал, чтобы узнать, как обстоят дела. Но газеты привез. В седельной сумке у меня лежит бутылка хорошего портвейна и…
Он глянул поверх плеча Мередит.
— Черт возьми, кто это?!
Мередит оглянулась на Кору. Руки девушки были в муке, и она старательно лепила булочки. А комочки поднявшегося теста напоминали ее груди, вздымавшиеся над корсажем, когда она нагибалась над столом.
— Это Кора, — пояснила Мередит, снова поворачиваясь к Гидеону.
— Похожа на шлюху, — пробормотал он.
Мередит потянула его за собой, подальше от девушки.
— Она и была шлюхой. До последнего времени. А теперь моя служанка.
— Стала брать на работу потаскух, — прошипел Гидеон. — Я думал, это не такая гостиница. Ты всегда считала, что «Три гончие» — респектабельное заведение.
— Оно и есть респектабельное. Я уже сказала: она больше не занижается своим ремеслом.
— Понятно. Значит, спасаешь падших женщин.
— Нет. Она приятельница лорда Эшуорта, и ей нужно где-то жить.
— Эшуорт все еще здесь? — прошипел Гидеон.
— То есть в гостинице? Нет, он на пустоши.
Гидеон выругался и проворчал:
— Значит, он поселил в гостинице свою личную шлюху? Но что дальше? Не позволяй ему обустраиваться здесь, Мередит!
— Она не его шлюха. — Мередит вздохнула. Ей очень не хотелось сообщать новости об их с Рисом совместном строительстве. — Посиди пока в баре, — велела она. — Сейчас я принесу тебе поесть, и мы поговорим.
Вернувшись в кухню, она похвалила Кору. Потом налила в кружку чая, нагрузила тарелку холодной ножкой цыпленка и булочками, после чего понесла все Гидеону. Как это бывает со всеми мужчинами, после еды его настроение значительно улучшилось.
— А теперь слушай, — начала она, когда Гидеон набросился на еду. — Я никому не позволю дурно говорить о Коре. В юности ей очень не повезло, и обстоятельства вынудили ее заниматься не слишком почтенным ремеслом, но это не слишком отличает ее от некоторых… известных мне контрабандистов. Так или иначе — здесь она не будет принимать клиентов.
— Уверена? — Гидеон запил чаем третью булочку и, вытянув шею, заглянул в дверь кухни. — Видишь ли, старые привычки и прочее… С такой внешностью недостатка в предложениях у нее не будет. Что, если ей надоест такая жизнь? Что, если ей приглянется постоялец, который заплатит ей комплиментами и уложит в постель?
— В таком случае она не слишком будет отличаться от меня, — холодно проговорила Мередит. — И вообще для человека, не стремящегося стать служителем Божьим, ты сегодня очень уж суров.
— Просто мне это не нравится. От нее только и жди беды, — проворчал Гидеон.
Мередит пристально посмотрела на него. Он уже успел расправиться с четырьмя булочками и курицей, но все еще злился, и глаза его блестели. Так вот чем объяснялось его дурное настроение!.. Он хотел Кору!
И злился на себя из-за этого.
По правде говоря, Мередит тоже была немного зла на него. Она привыкла, что Гидеон частенько строил ей глазки. Но Кора-то моложе ее, красивее. Не говоря уже о том, что грудь у нее определенно пышнее. У любого мужчины при виде нее потекут слюнки, как при виде сочного, хорошо прожаренного ростбифа.
— Мужчины каждую ночь будут драться из-за нее, — продолжал Гидеон, упрямо набычившись. — Буду потрясен, если оба Симонса переживут эту неделю.
— Они будут слишком измучены, чтобы драться, — заметила Мередит.
— Ты о чем?
— Они будут работать.
Гидеон презрительно фыркнул:
— Вряд ли. Пока Эшуорт все еще в округе, я не могу возобновить свое дело. Так что работы у них не будет.
— Они станут работать на меня. И на лорда Эшуорта.
— Эй, Мередит!.. — прорычал Гидеон. — Скажи, что ты шутишь. И побыстрее!
— Нет, это правда.
И Мередит стала рассказывать о своих планах, с трудом выдерживая холодный взгляд Гидеона — взгляд, температура которого с каждой секундой опускалась на несколько градусов. К тому времени как рассказ был закончен, на его ресницах, казалось, выступила изморозь.
— Пойми же, — умоляла она, — я много лет копила деньги, отказывая себе во всем, и мне понадобится еще десять лет, чтобы собрать те деньги, которые лорд Эшуорт может просто вытащить из кармана. Этот наш план — моя единственная возможность перестроить гостиницу.
— Но ведь он собирается восстановить Нетермур-Холл! Ради всего святого, что станется с моими товарами?!
— Он строит не холл, а коттедж поблизости. И мы дадим людям честную работу. К тому же он не сможет находиться одновременно в двух местах. Так что ты будешь спокойно заниматься своим делом.
— С кем? Ты украла мою рабочую силу!
— Знаю. Но я уверена, что ты все наладишь, пусть и не сразу. Гидеон, у тебя нет выбора. Лорд Эшуорт так просто не сдастся. И никуда не уедет. Он твердо намерен построить этот коттедж. — Мередит нервно наматывала тесемку передника на палец. — Он ведь строит коттедж для моего отца. Я не могу сказать «нет».
Она не сказала, что Рис строил коттедж и для нее. Для своей невесты. Не было смысла упоминать об этом. Кроме того, она уже отказала Рису.
— А когда строительство закончится? Что тогда?
— Он уедет. — Мередит невольно вздохнула и добавила: — Я в этом уверена.
— Что ж, прекрасно. Так и должно быть. Этот человек отсутствовал четырнадцать лет, но какой-то каприз привел его обратно. Следующий изменчивый ветерок унесет его отсюда. Надеюсь только, что до этого постройка будет закончена.
— Разумеется, — буркнула Мередит. — Но при тех суммах, которые он тратит, вряд ли это можно назвать капризом.
— Он аристократ. Их капризы могут дорого обходиться, но тем не менее остаются капризами.
Мередит, фыркнув, потянулась к пустой тарелке. Положила в нее столовый прибор, а сверху — кружку. Гидеон не сказал ничего такого, чего бы она ни твердила себе с того вечера, как здесь появился Рис. Но Гидеон был очень убедителен, и она вдруг поняла, как ей хотелось, чтобы они оба ошиблись.
