Применение этих раскручивающих катапульт и их аналогов, вероятно, способствовало увеличению эффективности метательных орудий [242] . При использовании катапульты, метавшей стрелы, можно было попасть в человека с расстояния 100 ярдов (примерно 91,4 м. – Пер. ), а в нескольких людей – со вдвое большей дистанции. Метая снаряды по крутой траектории (более 45 градусов), эллины могли улучшить результат до 500 ярдов, но на столь большом расстоянии сильно страдала точность выстрела. С помощью такого оружия можно было стрелять через реку (как это сделал Александр), которая была слишком широкой для лучников и пращников. Камнеметательная катапульта могла выстрелить самым тяжелым камнем, относительно точно попав в цель, с расстояния более 200 ярдов (около 182 м. – Пер. ). По дальнобойности катапульты могли превзойти все немеханические виды оружия. Однако их сила упругости, которая, как правило, была обусловлена эластичностью веревок или волос, быстро уменьшалась. Кроме того, для того, чтобы перенатянуть их, требовалось слишком много времени, в результате чего эти орудия не были эффективны при ведении военных действий как при наступлении, так и в случае обороны, за исключением осады городов [243] . Также следует помнить, что катапульты способствовали снижению потерь, а наиболее действенными орудиями для разрушения укрепительных сооружений городов были тараны, траншеи и высокие осадные башни, унаследованные греческими армиями от войск восточных монархий.
Все эти соревнования в изобретательности при атаке и обороне, в отличие от того, что происходило в Европе в XVII веке, не превратили боевые действия в осадную войну. Предприимчивые военачальники, жившие в эллинистический период, пытались придумать как можно более быстрые способы достижения победы. Неприступный город почти не мог оказать значительное влияние на ход военных действий. Хорошо укрепленные позиции, подобные places d'armes некоторых преемников Александра, могли способствовать выполнению стратегических задач [244] . К тому же они, как, например, три крепости: Деметриада, Халкида и Акрокоринф, которые были названы узами Греции и являлись оплотами македонского господства в III веке до н. э., иногда способствовали расширению политического контроля.
Однако для раскрытия моей темы важно не столько прямое действие этих орудий обороны и нападения, сколько те сведения о применении эллинской сообразительности и македонской решительности для развития военного искусства, которые можно получить на основании их изучения. Пока я не перешел к рассказу об иных сюжетах, мне, вероятно, следует привести ряд других примеров, свидетельствующих об изобретательности этих людей [245] . Вспомнив современные изобретения, мы поймем: большинство из них стало возможным благодаря использованию материалов, недоступных эллинам и македонянам, например натурального каучука, или процессов, требующих более высокой температуры, чем та, которой они могли добиться. Они или их соседи, жившие на Кавказе, были умелыми кузнецами, но изготовление быстрорежущей стали находилось за гранью их возможностей. Они могли потереть кусок янтаря и посмотреть, что из этого выйдет, однако, несмотря на то что они называли его электроном, они не умели вырабатывать электричество. Правители Византийской империи ревностно оберегали секрет греческого огня, но в Античности не существовало стимула или патентного закона, благодаря которому можно было получить награду за свою находчивость. Ясные и живые умы эллинов более охотно решали теоретические, чем практические задачи. Однако и помимо катапульт, хотя даже в случае с ними греков больше захватывали проблемы определения начальной скорости, чем внедрение новых материалов, они создавали изобретения, служившие военным целям. В качестве примера можно привести лестницы. В источниках упоминаются и штурмовые лестницы, применявшиеся при приступе, и их «собратья», снабженные щитами для наблюдения. Тараны, как я уже говорил выше, становились все более и более мощными. Эти приспособления позволяли разрушать фундаменты стен, так как они были снабжены набором бронзовых поддонов, фиксирующих с помощью вибрации увеличение размеров подкопа. Греки, не имея ни малейшего представления о порохе, создали подобие огнемета и предшественника пистолета Вери (сигнальный пистолет, изобретенный в 70-х гг. XIX в. американским лейтенантом флота Э. Вери; для него была разработана особая двухцветная система сигналов. – Пер. ). Они применяли уксус для того, чтобы сохранять мясо, которым питались воины. Маршал Франции Мориц, граф Саксонский (1696–1750 гг., выдающийся французский военачальник; серьезно изучал военное дело, написал посвященный ему трактат, являвшийся в XVIII в. основным пособием по военной науке. – Пер. ), широко применявший это вещество, говоря о его пользе, приводит примеры из античной истории. Средиземноморские военные порты защищали подводные частоколы или столбы, вполне применимые при полном отсутствии приливов и отливов. Подобно римлянам, эллины использовали огненные или дымовые завесы для того, чтобы скрыть или замедлить продвижение войск.
Если бы я более твердо верил в правдивость исторических преданий, то я пересказал бы здесь легенду о мессенском герое Аристомене, который слетел с высокого холма, используя свой щит в качестве парашюта [246] . Я не думаю, что правильно ограничивать просторы веры, и готов принять во внимание сообщение Корнелия Непота и Юстина [247] о том, как Ганнибал, командовавший в то время эллинистическим флотом, отправил своих моряков на берег, приказав им набрать живых ядовитых змей.
Затем он поместил их в тонкостенные кувшины, которые бросил на вражеские корабли, чтобы породить у противника тревогу и отчаяние, а также побороть, как я полагаю, беспокойство собственных отважных моряков, вынужденных вербовать на службу столь ненадежных союзников. Мое инстинктивное, возможно, весьма прозаическое нежелание искренне поверить в правдивость этой истории, однако, не исключает того, что я испытываю глубокое уважение к неизвестному тактику, который придумал данный прием и приписал его авторство Ганнибалу. И у меня нет серьезных оснований для сомнений в том, что изобретатель был греком, поэтому я считаю своим долгом рассказать о нем в своих лекциях. Из всего сказанного в этом разделе я могу заключить, что высшие достижения греческого военного искусства являются проявлениями победы человеческого разума не столько над материей, сколько над другим умом.
Глава 5 СРЕДСТВА И ЦЕЛИ ОБЩЕЙ СТРАТЕГИИ
Кажущаяся рациональность сформулированного Клаузевицем определения войны, согласно которому она является «всего лишь продолжением политики, но с помощью других средств» [248] , обманчива, так как государства могут быть втянуты в боевые действия, о которых их политики даже не подозревали. Такие страны избежали бы их, если бы это было возможно без потери чести или свободы. Поэтому, определяя стратегию как «теорию использования сражений для военных целей» [249] , он также чересчур логично сужает ее границы. Разве не говорил Наполеон, что победа всегда почему-то выгодна? Кроме того, государства в построении своей стратегии никогда не учитывают события, следующие за победой. Далеко не все они следуют максиме, вырезанной на постаменте статуи генерала Шермана, установленной в Вашингтоне, согласно которой законной целью войны является более совершенный мир. В данной работе мне следует использовать слово «стратегия» в более широком смысле, хотя, употребляя в заголовке этой ее части понятие «общая стратегия», я хотел обратить внимание слушателей на то, что в данной лекции ничего не будет сказано о стратегии, переходящей в тактику, о которой пойдет речь в разделе, посвященном действиям командования во время сражений. Под стратегией я понимаю политику, которая должна или может привести к началу войны либо стать ее следствием, а о политике можно говорить, описывая средства и цели, которые могут воздействовать друг на друга. В XIX веке Великобритания в своей политике преследовала определенные цели, как правило оборонительные, с помощью большого флота и маленькой армии. При этом в 70-х годах того же столетия на протяжении короткого периода большой популярностью пользовалось такое явление, как ура-патриотизм, ставшее следствием проведения политики, основанной на сомнительной позиции: «У нас имеются корабли, у нас есть люди, а также у нас водятся и деньги».
Теперь следует перейти от шовинистической песенки (считается, что слово jingoism, употребляемое автором книги, появилось благодаря английской песенке, содержащей угрозы вмешательства в Русско-турецкую войну 1876 г. – Пер. ), звучавшей на городских улицах, к речам Перикла или, если хотите, Фукидида. Накануне Пелопоннесской войны этот историк вкладывает в уста Перикла слова о том, что успеха в войне чаще всего можно достичь с помощью хороших суждений и изобилия денег [250] . Слово, которое я перевел как «хорошие суждения», в данном контексте значит «надежная стратегия», а «изобилие денег» предполагает заранее собранные богатства или излишки. Это изречение было применимо к войне, предложенной Периклом, но оно не всегда справедливо для боевых действий, которые велись между греческими полисами в те либо более ранние времена. Лишь у небольшого числа эллинских государств было достаточное количество средств, а некоторым удавалось достичь успеха при отсутствии денег. Войны действительно могли начинаться при незначительной финансовой поддержке. Полисные гоплиты нередко приходили с запасом провизии на несколько дней и выступали в поход, воодушевленные верой в победу [251] . Пока они находились на дружественной территории, им оказывали помощь, а очутившись на вражеской земле, они добывали все необходимое самостоятельно. Они не нуждались ни в большом количестве поставщиков, ни в обширных запасах оружия. Свои потребности они удовлетворяли благодаря скромному обозу или нескольким животным, и, хотя воинам, вероятно, платили за участие в походах, эти кампании были довольно короткими и осуществлялись тогда, когда крестьяне могли позволить себе на время покинуть свои хозяйства. Продолжительные операции, в частности осады, возможно, требовали больших затрат, однако они были крайне редкими. Таким образом, финансовые соображения не сильно ограничивали стратегию большинства городов-государств.
