— А что он сказал о твоей свадьбе со мной? — спросил Том.
— Думаю, считает, что ты — ненадежный партнер.
— В каком смысле?
— Ты миновал уже период мужской активности и достаточно стар, чтобы знать свой собственный вкус.
— Я знаю, что все в порядке.
Элизабет пинала сухие листья под ногами.
— На самом деле, думаю, он меньше удивлен, чем я. Тем, что я собралась замуж, я имею в виду. А вот я удивлена… — Элизабет посмотрела на Тома без улыбки. — Да, — проговорила она. Потом оглянулась на дом. — Полагаю, Дейл это не понравится?
— Дейл…
Дочь Тома была очень несдержанна по отношению к Элизабет. Они виделись несколько раз, всегда в его присутствии, и девушка вела себя подчеркнуто по-хозяйски, суетливо предлагала будущей жене отца чай и подушки, вела беседу. Она рассказывала Элизабет, как сильно любит свой родительский дом. «Я знаю его всю свою жизнь, вы понимаете? Меня принесли сюда из больницы после рождения, и я никогда по-настоящему отсюда не уходила. Ну, если не считать школы. Я ненавидела школу. А вы? И я не терплю квартиру, где живу сейчас. Она такая безликая…»
— Почему ты заговорила о Дейл? — спросил теперь Том.
— Потому что она сказала, что ненавидит свою квартиру. И не любит Бристоль — в отличие от своего дома. Так что, может быть…
— Я так не считаю.
— Слишком большой?
— Слишком тесный, — ответил Том.
— Для нас?
— Да.
— Продолжай, — сказала Лиз. — Мы все взрослые, а у Дейл своя собственная жизнь. В любом случае, она не высказывает в мой адрес абсолютного возмущения.
Том улыбнулся, обернувшись к Лиз. Он медленно повел ее обратно, вниз по склону.
— Тогда дом станет слишком тесен для меня, — проговорил он.
— Но ты любишь дочь…
— Дорогая…
— Тогда в чем дело?
— Она обладает подавляющим характером, если хочешь знать. Дейл нельзя ни о чем говорить, ни во что посвящать…
— Ну, значит, ее просто обмануть.
— По разным причинам. Без сомнения, это так, — ответил Том.
— Думаю, расспрошу ее как-нибудь…
— По поводу дома?
— Да.
— Не делай этого.
Элизабет остановилась.
— Что ты, в самом деле, пытаешься мне сказать?
Том замолчал, а потом произнес:
— То, что я хочу жить с тобой без постоянного присутствия кого-то еще.
— А она будет присутствовать постоянно?
— Да.
Лиз пожала плечами:
— Ну, коли ты так говоришь… Хотя я думаю, это будет немного жестко.
Он обнял ее.
— Родная, я думаю о тебе.
— Правда?
— Я помню, как Джози однажды сказала или прокричала (это больше похоже на истину), что ни одна женщина в здравом уме никогда не хотела быть мачехой. Я и не предполагаю, что ты желаешь стать таковой.
— Я не имела в виду…
— Потому что не знаешь. Пока не знаешь. Но я-то видел все это. Мы должны начать, как собирались — без коротких визитов Дейл. Руфус — совсем другое.
— Он очень милый, — с теплотой в голосе сказала Элизабет.
— И он — ребенок. Не взрослый со своими сложностями. Лукас — мужчина, с ним все в порядке, к тому же, он независим.
— Мой отец сказал… — она осеклась.
— Что?
— Что должны существовать курсы тренинга для мачех. Материнство приходит после девяти месяцев подготовки со всеми поддерживающими эмоциями. А положение мачехи больше похоже на взрыв бомбы в портфеле мужчины, за которого она вышла замуж.
— Откуда он знает об этом так много? — спросил Том.
Элизабет подняла воротник пальто.
— Отец читает истории, глядя на все с моей колокольни. Он говорит, они заставляют его думать.
Том засмеялся:
— Он замечательный…
— Я знаю.
Карвер покрепче обнял ее.
— Но ты беспокоишься?..
Элизабет посмотрела на Тома, чье лицо оказалось очень близко.
— По поводу того, что стану мачехой?
— Да.
Она рассмеялась:
— Нет, в последнее время — скорее, нет. Мы вряд ли окажемся в стране Белоснежки, верно?
Том поцеловал Лиз.
— Ты знаешь, почему я люблю тебя?
— Нет, конечно же, нет.
— Ну, на то есть сотня причин, но сто первая — потому что ты такая разумная.
Позже в этот же день он, извиняясь, сказал, что должен встретиться с клиентом.
— Я буду через пару часов. Но они работают не здесь и приезжают только на выходных, потому встречаться нам довольно трудно.
— Естественно.
— Почему бы тебе не посмотреть дом, — предложил Том, — без меня?
— Ради бога…
— В этом нет ничего страшного. Он станет и твоим домом, конце концов.
Элизабет передернуло.
— У тебя здесь уже было так много жен…
— Значит, наступило время все изменить, — сказал Карвер и улыбался ей. — Время изменить все для тебя и меня.
— О, — сказала она, смущенная и польщенная. — О…
Он поцеловал ее.
— Подумай об этом. Пройдись по дому и подумай, что тебе хотелось бы поменять. Что-нибудь обязательно найдется. В общем, как захочешь…
Когда он ушел, Элизабет сидела за кухонным столом, допив остававшийся в кружке чай. Сладкая удовлетворенность окутала ее, наполнила комнату, мирно растеклась над диваном и стульями у дальнего конца кухни — над столом, над бутылками, кувшинами, чашками и банками, над Бейзилом, растянувшимся на подоконнике и подставившим свой необъятный в крапинку живот зимнему солнцу. Трудно поверить, что покупка дома, о котором она на самом деле и не мечтала, — просто подсознательно желала сменить обстановку, — смогла все так круто перевернуть за последние несколько месяцев. Жизнь наполнилась смыслом, когда Элизабет уже потеряла всякую надежду на личное счастье. Дом трансформировался в Тома Карвера, а с появлением Тома весь новый необычный мир медленно проступал в реальности, представляясь не просто привлекательным, но именно таким, к какому она страстно стремилась годами.
Сидя на кухне Тома (вскоре это будет ее кухня), Элизабет могла признаться самой себе во всем с почти успокаивающей откровенностью. Это не просто желание обладать Томом, охватившее ее так сильно. Помимо страсти имелось еще и существование одинокой деловой женщины, отличное от сильного положения замужней особы, которая ведет дом, спокойно и уверенно решает вопросы с прачечной или проблемы приготовления рождественской индейки и приема гостей. Она сможет осознать, что решения принимаются самостоятельно, определяя весь ход вещей.
Лиз оглядела кухню, ее глаза скользили с одной вещи на другую: вот медный дуршлаг, бутылка оливкового масла, банка с деревянными ложками, а вот стопка газет, пара очков для чтения, связка ключей, подсвечник. Сна подумала с неожиданным обжигающим чувством счастья: «Я хотела бы устроить здесь свой очаг».
