Работа на руинах была труднейшей задачей, в том числе и потому, что тотально не хватало необходимого оборудования. По опыту других разбомбленных городов было известно, что спасатели могут заразиться трупными бактериями или даже отравиться газами, скопившимися под сводами подвалов. Тем не менее в первую неделю мужчинам и женщинам, занятым на работах по извлечению тел, приходилось работать голыми руками, без защитных средств. Однако вскоре поставки перчаток и противогазов увеличились настолько, что их хватало с избытком, а часть даже пустили в широкую продажу. Также срочно понадобилась резиновая обувь – обычно сухие погреба и подвалы теперь стали непроходимыми из-за выделений гниющих тел.
В качестве противодействия сильному зловонию, которое появилось через несколько дней, всем подразделениям, участвовавшим в спасательных работах, начали выдавать коньяк и сигареты. Кроме того, можно было получить одеколон и специальное мыло. Некоторые спасательные команды работали в противогазах с пропитанными коньяком прокладками, вставленными в рамку фильтра. Женщинам, которым не разрешалось употреблять алкоголь, выдавали патоку и по двадцать сигарет в день для успокоения нервов.
Работу по выносу тел из подвалов, которая считалась наиболее тяжелой, поручали вспомогательным отрядам – мобилизованным украинцам и румынам из иностранных формирований СС, а также военнопленным. Писатель Курт Воннегут в своем пронзительном романе вспоминал об этом так:
Военнопленных из многих стран собрали в то утро в определенном месте, в Дрездене. Было решено отсюда начать раскопки. И раскопки начались.
Билли оказался в паре с другим копачом – маори, взятым в плен при Тобруке. …Все осыпалось, то и дело происходили мелкие обвалы.
Копали сразу во многих местах. Никто не знал, что там окажется. Часто они ни до чего не докапывались – упирались в мостовую или в огромные глыбы, которые нельзя было сдвинуть. Никакой техники не было…
Потом Билли с маори и с теми, кто помогал им копать яму, наткнулись на дощатый настил, подпертый камнями, вклинившимися друг в друга так, что образовался купол. Они сделали дырку в настиле. Под ним было темно и пусто.
Немецкий солдат с фонарем спустился в темноту и долго не выходил. Когда он наконец вернулся, он сказал старшему, стоявшему у края ямы, что там, внизу, десятки трупов. Они сидели на скамьях. Повреждений видно не было…
Старший сказал, что надо расширить проход в настиле и спустить вниз лестницу, чтобы можно было вынести тела. Так была заложена первая шахта по добыче трупов в Дрездене.
Постепенно такие шахты стали насчитываться сотнями. Сначала трупы не пахли, и шахты походили на музеи восковых фигур. Но потом трупы стали загнивать, расползаться, и вонь походила на запах роз и горчичного газа.
Военнопленные активно подключились к спасательным операциям. Многие из них, используя технические познания и навыки, сильно помогли при извлечении последних выживших из-под завалов. Пленные делали собственные прослушивающие приспособления и подводили в подвалы газовые трубы для подачи воздуха. При этом история сохранила немало случаев, когда местное население изливало отчаяние на беспомощных пленных: их лишали довольствия, избивали, расстреливали за малейшую провинность.
В некоторых местах Старого Города после огненного смерча сохранялся такой жар, что в подвалы невозможно было войти в течение многих недель – особенно в случаях, когда вопреки распоряжениям домовладельцы хранили там большие запасы угля. Как и в Гамбурге, часто среди руин находили расплавленные консервные банки, кастрюли, даже сгоревшие дотла кирпичи и черепицу, что указывало: температура в центре смерча перевалила за 1000 градусов по шкале Цельсия.
Некоторые люди встретили особенно ужасную гибель, когда прорвало систему центрального отопления и в подвалы хлынула обжигающая вода. Однако в большинстве случаев смерть тех, кто укрылся под землей, была тихой и медленной: более чем в 70 процентах случаев они погибли от недостатка кислорода либо отравились угарным газом.
Помимо разбора завалов и проникновения в подвалы, перед отрядами была поставлена важнейшая задача очистки улиц от многочисленных трупов. Дрезденский солдат, участвовавший в этих работах, писал родным:
Никогда не забуду запечатлевшуюся в памяти картину в виде останков того, что, очевидно, было матерью с ребенком. Они сморщились и спеклись в один кусок и впечатались в асфальт. Их только что от него отлепили. Ребенок, видимо, был под матерью, потому что можно было хорошо различить его очертания, с руками матери, обнимающей его.
Понятно, что в таких условиях идентификация была очень затруднена. Другой очевидец сообщал в тон предыдущему:
На протяжении всей дороги через город мы видели жертвы, лежащие ничком, буквально слившиеся с дорожным покрытием, которое расплавилось от чудовищного жара.
Вот еще свидетельство, принадлежащее солдату, мобилизованному на восстановительные работы из казарм Нового Города:
Один товарищ попросил меня помочь ему разыскать жену на Мушински-штрассе. Дом уже сгорел, когда мы до него добрались. Мой товарищ не переставал кричать и звать в надежде, что люди в подвале его услышат. Ответа не было. Он не хотел прекращать поиски и продолжал осматривать подвалы соседних домов, даже выковыривал обугленные тела из расплавленного асфальта, чтобы посмотреть, нет ли среди них тела его жены.
Однако, даже осмотрев обувь жертв, солдат не смог опознать тело супруги. И эта неуверенность в опознании погибших стала характерной проблемой, с которой столкнулся отдел Ганса Фойгта. Впоследствии он рассказывал:
Никогда бы не подумал, что смерть придет к такому большому числу людей такими различными путями. Никогда не ожидал увидеть людей, похороненных в таком виде: обгоревшими, сожженными, разорванными и раздавленными насмерть. Иногда жертвы выглядели как обычные спящие люди; лица других были искажены болью. Тела почти полностью оголены в результате огненного смерча. Тут были несчастные беженцы с востока в жалких лохмотьях, и люди из оперы, нарядно разодетые. Тут были жертвы в виде бесформенных кусков и в виде слоев пепла, собранного в цинковый ящик. По городу, вдоль улиц, распространялось характерное зловоние гниющего мяса.
На площади Старый рынок были устроены большие стационарные емкости для воды. Несколько сот человек пытались спастись, забравшись в них и загасив горящую одежду. Хотя стенки емкостей были на высоте 80 сантиметров над землей, фактическая глубина достигала трех метров, а скользкие бетонные стенки не позволяли выбраться наверх. Тех, кто умел плавать, утащили под воду те, кто не умел. Когда спасательные команды к вечеру 15 февраля пробились на площадь, емкости были наполовину пусты – вода испарилась от жара. Однако все люди внутри были мертвы.
Перед начальником транспортной компании, базировавшейся в Дрездене, предстало жуткое зрелище, когда он и его подчиненные добрались до Бернхард-фон-Линденау-плац, площади к югу от Центрального вокзала, где до налета находилась их штаб-квартира. Начальник вспоминал:
Линденау-плац была размером 100 на 150 метров. В центре площади лежал старик, рядом две мертвые лошади. Сотни тел, совершенно обнаженных, были разбросаны вокруг. Трамвайное депо оказалось взорвано. Рядом с депо был общественный туалет из гофрированного железа. Возле входа в него на меховом пальто ничком лежала женщина лет тридцати, совершенно обнаженная, неподалеку валялось ее удостоверение, указывавшее на то, что она приехала из Берлина. В нескольких метрах от нее лежали два мальчика приблизительно восьми и десяти лет, тесно прижавшиеся друг к другу, лицом уткнувшись в землю. Они тоже были совершенно обнаженными. Их согнутые ноги одеревенели. На рекламной тумбе, которая была перевернута, лежали два тела, также обнаженные. Нас было примерно двадцать или тридцать человек из тех, кто видел эту сцену. Насколько мы могли разобрать, люди находились в подвалах слишком долго; в конце концов они были вынуждены выскочить оттуда, так как все равно задохнулись бы от недостатка кислорода.
Некоторые районы Дрездена подверглись столь мощным ударам с воздуха, что там вообще не было шанса выжить. Одним из таких мест стала территория вокруг Зайдницер-плац. На ней тоже находилась стационарная емкость для воды, но не такая глубокая, как на Старом рынке. Пробившимся спасателям предстало жуткое зрелище: около двухсот человек сидели по краям емкости – там, где их застал ночной налет. Между ними повсюду зияли пустые места, освобожденные теми, кто скатился в воду. Все они были мертвы.
На углу площади и Зайдницер-штрассе располагалось общежитие девушек из отряда Имперской службы труда, а рядом – временный госпиталь для солдат, потерявших ноги. В момент, когда 13 февраля прозвучали сирены воздушной тревоги, девушки и солдаты смотрели кукольное представление в цокольном этаже госпиталя. Из всех, кто там был, чудом уцелели трое. Одна из уцелевших поделилась: «Никогда бы не подумала, что тела могут сжаться до такого малого размера из-за сильного жара; никогда не видела ничего подобного».
