— Слушай, Мир, а помнишь Анфису, ведьму, которая мне губы заговаривала?
— Помню. Она мне сейчас с утра до ночи зубы заговаривает. Жена она моя. — с довольно улыбкой добавил он. — Увидишь ее еще. А вот и она.
Действительно, на крыльце роскошного сруба Мирослава появилась высокая красивая женщина в белом малахае и длинной шубе до пят и замахала нам рукой. Из-за ее спины вынырнул суетливый, закутанный до самого носа маленький человечек и что-то закричал тонким голоском. Женщина кивнула, и колобок будто скатился вниз по ступенькам и побежал навстречу саням.
— Это Забава, дочка моя. — расчувствованно произнес Мирослав. — Ну, насчет тебя не спрашиваю, у вас маги не женятся. А у нас с этим делом — полный порядок.
Сани подкатили к крыльцу. Мирослав спрыгнул на обочину, не вошел, а как-то прямо вкатился в ворота, и поднял на вытянутые руки радостно пищащую Забаву. Анфиса подошла и нежно прижалась плечом к груди мужа.
Вот тут я впервые, пожалуй, в жизни пожалел, что в Фатерлянде существуют строгие правила относительно безбрачия магов. Да, мы могли иметь детей, но семьи строго-настрого запрещались. Считалось, что семейная жизнь ослабляет мага. И мне в голову пришел крамольный вопрос: А всегда ли так было?
Пока Мирослав о чем-то шептался с семьей, я стоял в воротах. Вдруг Анфиса глянула на меня, кивнула мужу головой и направилась ко мне.
— Привет, Шамтор! — улыбнулась она. Да, после родов она немного раздобрела, но я уже много раз замечал, что красивые русинки после родов лишь добирают в женском очаровании. — Как твоя губа? Зубы заговаривать не надо?
— Не надо, Анфиса. Все отлично.
— Смотри, как, а ты по-нашему совсем хорошо научился говорить. Что, учительница хорошая была? — Анфиса подмигнула мне и весело рассмеялась.
— Ну, пойдем в дом. — хлопнул меня по плечу Мирослав.
Мы поднялись по крыльцу и зашли. В доме было хорошо. Пахло свежим деревом, пчелиным воском и чем-то еще. Я принюхался. Я уже где-то встречал этот запах, но не мог вспомнить, где.
— Раздевайся, проходи! — весело провозгласил Мирослав.
Мы прошли в светлицу.
— Ну, пока Анфиса на стол накрывает, пойдем, я тебе дом покажу. — сказал Мирослав. Между нами проскользнула малышка Забава. Мирослав нагнулся к ней — Помоги маме, Забава, не надо за папой ходить! У папы гость почетный!
Забава собралась было похныкать, но, посмотрев на нас, передумала и ускакала к матери. И мы пошли по дому. Здесь в каждом углу ощущался спокойный достаток. Ничто не было выставлено напоказ, но каждая вещь была слажена добротно и смотрелась дорого. Я отвечал на шутки, хвалил, восхищался, а сам продолжал принюхиваться к странному запаху.
Наконец, мы спустились в подпол. Там была оборудована просторная комната, с несколькими столами и огромным множеством книжных полок. Вот здесь запах стал явственнее всего. И тут я понял. Так пахло в том самом схроне, который мы с Зигфридом перепахали носами в поисках той злосчастной пули. Это был запах того самого порошка, который высыпался из нее, когда Хельга разделила металлы. На дальнем столе были разбросаны какие-то чертежи и записи. Увидев их, Мирослав замолк, посерьезнел и остановил меня.
— Погоди, Шамтор. Туда тебе нельзя. Сам понимаешь — служба. Пойдем назад в дом.
Я вдруг неожиданно понял, что это — моя последняя вот такая встреча с Мирославом. Мы — все еще старые друзья. Нам все еще есть чего вспомнить вместе. Но мы, похоже, по разные стороны реки, и течение жизни уже никогда не даст возможности построить мост между нами.
Мы отобедали, я наговорил кучу комплиментов Анфисе, но Мирослав, очевидно, почувствовал то же, что и я. Он начал как-то очень быстро сворачивать нашу встречу, избегал любых тем, связанных с Федором и новостями из русинских земель и только пол конец, когда мы вышли попрощаться на крыльцо, внезапно крепко обнял меня и негромко сказал на ухо:
— Может, увидимся еще когда, Шам. Только не знаю, как уж доведется. Давай, будь здоров.
Слегка ошеломленный, я зашагал вдоль улицы. К вечеру снег прекратился, но навалило его немало. К своему удивлению, я увидел, что наше временное пристанище было совсем недалеко от дома Мирослава. В сенях горел свет, и я побыстрее зашагал вперед.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда я вошел в дом, там были уже почти все, кроме Любавы. В очаге жарко горел огонь. Зигфрид повернулся ко мне.
— Пришел? И трезвый? Я тебя недооценил, практикант! Садись. Будем ждать Любаву. А потом ужинать и разговаривать.
Ждать Любаву пришлось довольно долго. Мойша, пригревшись у огня, даже задремал. Наконец, она ворвалась в двери и пристроилась в самом углу стола. На меня она смотрела хитро, и даже как-то обидно вызывающе.
— Ну, давайте, следователи, докладывайте! — начал Зигфрид. — Сначала ты, Мойша.
— Ну, это, я, того…
— Кого? — поинтересовалась Любава.
— Яво…Чего ты меня сбиваешь, глупая баба! Короче, я повстречался с нашими. Детали опущу. Но договорились до того, что, когда приедем в Городище, сможем опосля осмотра встретиться с самим Волохом, одним из Старейшин. Он нам что-то сказать хочет. Только я не понимаю, чего…
— Ты уверен, что это не засада? — спросил Зигфрид.
— Что ты городишь, Зигги? — разочарованно протянул Мойша. — Ну с каких это пор наших Старейшин ваши дела интересовать стали. Ежели он чего сказать хочет, так это, чтобы поскорее вся эта ерунда с наших болот ушла. А то поналезут потом всякие!
— Ладно. Хельга!
Хельга довольно двусмысленно поерзала по лавке своей великолепной задницей. Черт, она там что, разогревается так, что ли? Хотя нет. Она извлекла…Опять вопрос — откуда она там это извлекла? На таких юбках карманы шить некуда. Короче, она извлекла откуда-то некую тряпицу, покрытую странными значками и молча протянула Зигфриду.
— Что это? — подозрительно спросил он.
— Это мне дали у нас в поселении. Одна из женщин там прибирается в княжеской усадьбе и нашла вот это. Она говорит, Федор очень сердился на князя, когда тот сказал ему, что потерял эту тряпицу.
— Идите все сюда! — подозвал нас Зигфрид. — Смотрите. И думайте, что это.
Сверху донизу тряпочка была испещрена цифрами и какими-то символами. Я не понимал, что значили символы, но цифры уменьшались сверху вниз. Самая нижняя цифра — 24 — была несколько раз обведена в кружок и жирно подчеркнута. И тут и меня и Мойшу, одновременно осенило:
— Зигфрид, а если это количество «огненных шаров»?
— Да, остаток… — вставила Хельга.
— Так, погодите. — остановил нас Зигфрид. Он молча пошевелил губами, загнул несколько пальцев и продолжил:
— Сходится. Всего Федор, как нам известно, ставил «огненную стену» шесть раз. Здесь получается, что семь. Ну, где-то недосмотрели. Получается…Получается, он тратил на каждую кампанию около двух дюжин боеприпасов?
— Да. — сказал я. — И оставшиеся две дюжины — это его последний запас.
— Значит, вот оно, слабое место! — воскликнул Зигфрид — Нам надо с кого-то начинать. Если мы сейчас лишим Федора окончательно возможности пополнять запасы, его Великое Княжество рухнет как колосс на глиняных ногах! Значит, завтра с утра, к Городищу! Так, теперьты, Шамтор!
От неожиданности у меня часто-часто забилось сердце. Я понял, что сейчас может произойти и почему Федор осыпал Мирослава такими благами. Мой русинский друг работал над тем самым воспроизведением чужой магии и технологии, которое должно было спасти Великое Княжество Муромское. Если я выдам Мирослава, то…То буду последней скотиной и предателем. Зигфрид уничтожит и его, и Анфису, и маленькую прелестницу Забаву прямо у меня на глазах. А если не выдам…То, возможно, я уничтожу весь Лангевельт…А может, и не уничтожу…Ведь у Мирослава может и не получиться создать местную «огненную трубу» И что — теоретическая возможность завтра, против трех трупов сегодня?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— У меня ничего… — услышал я свой собственный голос и заметил на себе заинтересованный взгляд Любавы.
— Любава! — разочарованно глядя на меня, протянул Зигфрид. — У тебя что?
