Стены пожелтели от возраста, но выглядели опрятными. На полу, там, где раньше лежал ковер, сохранилось пятно.
Никола была достойна лучшего жилища.
Ему следовало забрать ее в один из своих домов.
Да, решил он. Колдо прежде не приглашал никого в свои жилища, хотя некоторые воины заявлялись и без приглашения. И все же ему внезапно захотелось перенести Николу в пляжный домик или ранчо на склоне вулкана, чтобы окружить ее шелками, бархатом и всевозможной роскошью.
Если она станет возмущаться, то можно напомнить ей об их договоренности. Какое-то время, которое воин сам решит возможным, девушке придется делать то, что он говорит, не оспаривая требований. Но...
Ему бы хотелось получить ее согласие.
– Садись. Я сделаю чай.
– Ты остаешься? – пискнула Никола.
Ему показалось, или этот странный писк был признаком облегчения? А может, разочарования?
– Я остаюсь. – "Попытайся избавиться от меня и увидишь, что произойдет".
Девушка сглотнула, резко кивнув.
Воину не нравилось, насколько бледной и дрожащей Никола казалась. Ему не хотелось оставлять ее даже на секунду, но все-таки пришлось.
Он пошарил по кухне, пока не обнаружил все необходимое. Воин отметил, что из посуды у Николы был один чайник, одна сковорода и по паре всего остального.
Из еды Колдо нашел несколько упаковок с готовым обедом, несколько банок супа, и совсем по чуть-чуть каких-то других продуктов. Как долго девушка живет вот так?
Слишком долго, решил в итоге он.
Чтобы вскипятить воду ему пришлось газовую конфорку, но вскоре в его руках уже дымилась чашка ромашкового чая.
Никола сидела на диване, подвернув под себя ноги и накинув на плечи плед.
Щеки ее были уже не так бледны, и дрожь почти утихла.
– Спасибо, – произнесла она вежливо и искренне, и от нежности у Колдо защемило в груди.
– На здоровье. Выпей, пока я проверю Лайлу.
– Я проверила ее перед тем как сесть, – призналась девушка.
Можно было догадаться.
– И как она?
– Хорошо. Спит. – Подув на чашку, Никола глотнула немного жидкости. – Это фактически все, что она делает в последнее время. Это нормально?
– Да. – Ее тело и душа восстанавливаются. – Не беспокойся. Она не будет все оставшееся время в постели.
Никола вздрогнула при упоминании от истекающем времени.
– Если ей теперь стало лучше, почему эффект не может закрепиться?
Колдо слышал тоску в ее тоне, и подумал, что сейчас самое время поговорить о духовном мире.
Мужчина присел перед нею. Несколько непослушных локонов выбились из конского хвоста, в который девушка собрала волосы. Пряди обрамляли ее лицо.
Синяки залегли у Николы под глазами, губы припухли. Она кусала их от страха? Или ее ударили?
Спокойствие.
– Ты уволишься из супермаркете. Понимаешь? – Не так он собирался начать разговор, но слова слетели сами собой.
– Да и ладно. Я уже там не работаю. – Девушка пыталась скрыть за легкомысленным тоном свое беспокойство, но не смогла скрыть беззащитного выражения, внезапно проскользнувшего на ее лице. – Мне нужно как можно быстрее найти другую работу.
– Нет. – Ему требовалось ее время и энергия, а не остатки.
– Но Колдо, мне нужно...
Он перебил девушку, не дав договорить.
– Восстановиться. Да.
Никола опустила взгляд.
– Мне не нужно восстанавливаться. Я точно знала, что мне не следует оставаться там, с ним. Было такое чувство, что нужно бежать.
Дух девушки оказался очень прозорливым, но ум отказался ему верить.
– Почему ты проигнорировала это ощущение?
– Я уверила себя, что он собирается лишь уволить меня, и хотела воспользоваться шансом, чтобы переубедить.
Такая распространённая ошибка.
Ошибка, которую сам Колдо так часто совершал.
– Почему так должно было случиться со мной? – Тихо спросила Никола.
Потому, что она ощутила вкус надежды и счастья. И демоны стремились уничтожить эти прекрасные эмоции прежде, чем они окрепнут, превратившись в оружие духа.
– Мир создан по принципу доброй воли, что предполагает в нем, как существование абсолютного добра, так и... абсолютного зла.
Она кивнула, слушая его.
– Зло. Да. В комнате был демон. Тот другой воин говорил о нем.
– Да. Демоны стремятся разрушить человека.
– Зачем?
– Поскольку они ненавидят Всевышнего, а он любит вас. Они не могут досадить ему как-то иначе, поэтому разрушают то, что ему дорого.
– Зачем? – Снова переспросила Никола и покраснела. – Прости. Я веду себя словно четырехлетний ребенок. Кто такой Всевышний? Зачем ему нужна моя... наша.. целостность?
Вместо того, чтобы ответить на ее вопрос, он спросил:
– Тебе удалось выяснить, что я такое?
Девушка взглянула на него из под опущенных ресниц.
– Ну, я догадалась, что твой друг – ангел.
– Но не я?
– У тебя нет крыльев.
Девушка не собиралась его обижать. Он знал об этом. Никола просто констатировала факт. И это он понимал. Но у него было ощущение, что бритвой полоснуло его по груди.
– Я сниму верх своей одежды. Не для того, чтобы нападать на тебя или соблазнять... – если подобное вообще было возможно, – просто, чтобы показать, кто я. Хорошо?
– Х-хорошо.
Мужчина поднялся, и, усмиряя внезапную дрожь, стянул одежду с плеч, затем повернулся, чтобы показать шрамы и татуировки на спине.
Никола задохнулась... от отвращения?
– О, Колдо. Ты так красив!
Нет, не от отвращения. От удивления.
Как такое могло произойти? Ценились крылья, а не слабое их подражание.
И все же он провел шесть дней лежа на животе, пока его спину покрывали чернилами. Вся поверхность, за исключением позвоночника была покрыта изображением перьев, спускавшихся вниз.
К моменту, он решил сделать тату, у Колдо появилась способность к регенерации, так что к чернилам нужно было добавлять амброзию, – чтобы цвета не потускнели.
Амброзию, что его мать добавляла в свое вино. Амброзию, цветы которой мальчиком он принес ей.
Амброзия – наркотик для бессмертных.
Корнелия презирала себя за нежеланного сына и отравляла себя до беспамятства, чтобы забыть о нем.
– Ты был ранен, – произнесла Никола, заметив шрамы возле тату. Как?
– Пытки.
– О, Колдо. Мне так жаль!
Мужчина не знал, как на это реагировать. Ему только очень хотелось, чтобы девушка встала и коснулась его шрамов кончиками пальцев.
Но она не сделала этого. Наверное, к лучшему.
Наверное? Нет. Определенно к лучшему. Его удивила собственная неуверенность.
