Он глядел на крышу странной палатки: довольно просторный каркас из жердей, накрытых звериными шкурами. Сам он тоже был накрыт мехами, и нос ощущал их мускусный запах. Еще раз он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на свет, шедший откуда-то слева. Его опять охватила боль, и хоть он был к ней готов, но все же охнул. Он поднял тяжелую руку и приложил к боку. Там на коже что-то было, теплое и влажное. На него напал кашель, от этого в груди разгорелся огонь, а из глаз посыпались искры. Он наблюдал за их пляской и ждал, пока перестанет кружиться голова.
Потом рядом с ним в палатке оказался кто-то еще. Ему положили на лоб прохладную ладонь и приподняли меха, чтобы взглянуть на перевязанный бок. Сквозь дрему он глядел в это лицо: прекрасное, бледное, обрамленное светло-рыжими волосами. Ясные серые глаза смотрели на него. Рука отдернулась от лба. Он мельком увидел тонкие, как у паука пальцы с длинными белыми ногтями. Тонкие губы шевелились.
— Успокойся, — донесся до него голос, легкий и слегка плавающий, как летний ветерок.
Киринин, подсказала ему какая-то дальняя часть рассудка. Мысль как появилась, так и уплыла.
— Отдыхай, — услышал он и решил отдохнуть.
* * *
В этом полусне-полуяви был Фариль. Умерший брат, нагнувшись, вошел в палатку. Он был хорош собой, почти прекрасен и молод. Наклонившись, он придержал волосы, чтобы они не падали на глаза.
— Пойдем со мной, — сказал он, и Оризиан встал и последовал за ним в вечер.
Лес был залит закатным солнцем, деревья отбрасывали четкие тени на траве. Бабочки перепархивали из света в тень и опять на свет. Брат ждал его с распростертыми объятиями.
— Пойдем к морю, — сказал он, и Оризиан кивнул. Деревья раздвинулись, и они пошли навстречу волнам. Вода блестела. Он стояли бок о бок и смотрели на запад. Огромный солнечный шар коснулся линии горизонта.
— Как красиво, — сказал Оризиан.
— Очень, — улыбнулся Фариль.
— Ты надолго уходил, — сказал Оризиан.
Брат поднял камешек и швырнул его далеко-далеко, потом вытер ладонь о тунику:
— Не очень надолго и не так далеко.
— Я никогда и не думал, что ты далеко, — сказал Оризиан.
Они пошли вдоль берега, птицы в высоте пели почти человеческими голосами. В их голосах звучали и тревога, и гибель.
— Я хотел бы, чтобы ты вернулся назад, — сказал Оризиан.
— К сожалению, не могу, — ответил Фариль, не глядя на брата.
— Ты одинок? Есть… — Оризиан замолк.
Фариль ласково рассмеялся:
— Да, она со мной. И отец.
Оризиан замер. Он уставился в затылок шедшего на несколько шагов впереди старшего брата. Брат тоже остановился и обернулся. Оризиан почувствовал, как что-то болезненно сжалось у него в груди. Пронзительно закричали чайки в небе, солнце окрасилось в красный цвет и теперь вызывало отвращение.
— Отец? — как эхо повторил он. Уголком глаза он заметил какие-то черные очертания, пляшущие, ухмыляющиеся.
Фариль показал рукой на море, и там, невозможно близко, стоял замок Колглас. От него осталась одна коробка. Из разбитых окон все еще валил дым, от стен отвалились целые куски, ворота были сорваны, их створки плавали у берега. На глазах у Оризиана из парапета вывалился огромный каменный блок, с грохотом проскакал по скалам и плюхнулся в море. Он протянул руку, как будто мог коснуться разрушенного замка. Ему стало плохо. Глубоко внутри рассудка он видел отца, у которого из уголка рта стекала кровь, а из груди торчала рукоятка огромного ножа. Оризиан начал задыхаться.
— Ты должен забыть, — сказал Фариль.
Оризиан опустил голову:
— Что мне делать?
— Я не могу сказать, — ответил брат. — Никто больше не сможет тебе этого сказать. Ты должен все решать сам.
Оризиан поднял глаза. Брат печально качал головой. Казалось, теперь он был далеко. Оризиан больше не различал его лица.
— Подожди, не уходи! — закричал Оризиан, поднимаясь на ноги.
Фариль что-то сказал, но теперь Оризиан едва слышал его.
— Где Эньяра? — опять закричал он.
Но брат уже исчез в ярком полукруге садившегося в море солнца.
— Не бросай меня, — попросил Оризиан.
Ему показалось, что он тяжело падает обратно, на землю. Он упал на что-то мягкое.
— Не бросай меня, — прошептал он и погрузился в темноту.
Он пришел в себя от легчайшего прикосновения к лицу. Когда зрение стало более четким, он увидел, что его разглядывает, низко склонившись над ним, молодая женщина-кирининка. От нее пахло лесом и теплом. Мягкие пряди красивых волос лежали по щекам. Он пошевелил губами, но звука не было.
— Не волнуйся, — своим удивительным голосом произнесла она. — Самое страшное позади.
— Самое страшное, — повторил он.
— Ты видел смерть и вернулся.
Несмотря на еще затуманенное сознание, он сообразил, что ноющая боль в боку подтверждает ее правоту. Он пошевелился, чтобы сбросить с себя тяжелые меха. Она, положив на него руку, ласково, но твердо удержала Оризиана. Ясные глаза неотрывно смотрели на него. Он видел, что в этих глазах нет ни малейшего изъяна; ни единого порока в чистом поле, окружавшем крошечные зрачки кольцом блестящего кремния. Глаза Иньюрена не были так прекрасны; все-таки в них было что-то от человека. И тут многое вернулось к Оризиану, слишком многое, чтобы это можно было охватить, привести в порядок и как-то к этому приспособиться. В груди, словно задремавшая птица, встрепенулся страх.
— Где Рот? — спросил он.
— Рот?
— Мой щитник. Он был со мной, когда… когда уложил меня в лодку.
— Большой человек? Он здесь. Он жив.
Она вглядывалась в его лицо и как будто касалась его взглядом. Ему стало неловко.
— Где он?
— Здесь, — повторила она.
— Я хочу его видеть.
Она встала и сразу показалась очень высокой:
— Подожди. Я спрошу.
Оризиан провел рукой по животу. Он был очень пустой: частью от голода, частью от тяжелых и горьких воспоминаний, за которые цеплялся его мозг. На одном из них он на мгновение задержался.
— Фариль, — еле слышно произнес он.
Она уже почти вышла, но обернулась.
— Я не слышала.
— Мне приснился Фариль, — пробормотал он.
— Твой брат.
Оризиан хотел спросить, откуда она знает его брата, но оленья шкура уже опустилась за ее спиной.
Вошел Рот, и Оризиан еле успел скрыть удивление. Его щитник выглядел теперь совсем по-другому. Куда делась его дородность? Лицо похудело. Глаза, перед тем как вспыхнуть при виде Оризиана, были тяжелыми. Когда Рот входил, за его спиной Оризиан заметил неясные фигуры. Незнакомцы остались снаружи.
Рот положил широченную руку на плечо Оризиана.
— Хорошо снова видеть тебя. А то я боялся, — мягко сказал старик.
Оризиан попытался сесть, но Рот слегка придавил его:
— Полежи еще. Не утомляйся.
— Я в порядке, — возразил Оризиан.
— Может быть, может быть, а все-таки ты получил плохую рану, и, наверное, ее лучше пока не тревожить. Кто знает, какой еще вред могли нанести эти вмешавшиеся не в свое дело существа.
Оризиан подцепил пальцем повязку.
— Они сделали мне эту примочку.
— Тогда лучше не любопытствовать, что там, — сморщился Рот.
— Как долго это длилось?
— Семь дней, Оризиан.
— Семь дней? Я думал, два, ну, может, три. Ничего не помню.
— Семь. И большую часть времени в движении. Мы пришли сюда только три дня назад. Они все время не говорили мне, что случилось. Ни разу не дали взглянуть на тебя. Да еще отобрали меч. Мой меч, с которым я не расставался полжизни!
Оризиан только тут заметил синяки, уже почти сошедшие, на щеках и лбу Рота, и тонкую красную линию на переносице. Рана уже начала зарубцовываться. Можно себе представить, как рвался к нему этот человек.
Он сказал:
— Ладно, по крайней мере мы опять вместе.
— Вместе. Только пленники в лагере лесных людей. Я хотел доставить нас в Гласбридж, и, правда, старался, но я не очень хорошо управляюсь с лодкой, и течение было сильное. Они притащили нас в Кар Энгейс. Лесные твари взяли нас почти сразу, как мы высадились. — Лицо щитника исказила гримаса боли. — Прости, Оризиан, что я утащил тебя против твоей воли. У меня не было выбора. Я не хотел, чтобы ты последовал за отцом.
— Ты мой щитник, и ты спас мне жизнь. Разве это забудешь? Я был… да ладно, оставим это. Ты не знаешь, где мы?
— Трудно сказать. Мы шли все время, без остановок. Я бы сказал, мы все еще где-то в Кар Энгейсе. Может быть, на южных склонах Кар Крайгара, но не думаю, что мы прошли всю эту землю.
Оризиан немного подумал:
— И что мы будем делать? — поинтересовался он.
— Подождем, пока ты немного поправишься. Надеюсь, этим существам не придет в голову убить нас раньше, чем нам выпадет шанс удрать.
