— Они найдут его. Вы должны верить в это, Ханна. У вас должна быть вера.
— А я и верила, что такого никогда не случится, — сказала она горько. — У меня больше нет веры.
Том не мог винить ее, хотя полагал, что следовало бы убедить Ханну отречься от такого заявления. Он мог бы воспользоваться той любимой старой дубинкой — повышенным чувством вины католиков, но у него не выдержало бы сердце. В такие времена, как сейчас, у него было немало проблем со своей собственной верой. И он не обладал достаточным лицемерием, чтобы наказывать еще и кого-то другого.
Внезапно Ханне стало холодно. Она вздохнула и потерла рукавицей по лицу и затылку.
— Простите, отец, — чуть слышно прошептала она. — Мне не следовало бы…
— Не надо просить прощения за свои чувства, Ханна. У вас есть право так реагировать.
— И роптать на Бога? — Ее губы скривились в горькой усмешке, глаза предательски затуманились от вновь подступивших слез.
— Не волнуйтесь о Боге. Он примет и это.
Том протянул к ней руку и нежно смахнул слезу с ее щеки подушечкой большого пальца. Впервые Ханна заметила, что на нем не было перчаток. Его большой палец был холодней, чем ее кожа. Отец Том, сама рассеянность! Он постоянно забывал такие мелочи, как перчатки в морозную погоду, забывал поесть, забывал вовремя подстричься. Эта черта вызывала материнские чувства у всех женщин прихода Святого Элизиуса.
— Вы снова забыли перчатки, — сказала Ханна, потянув Тома за руку. Она зажала его ледяные пальцы в своей руке, стараясь согреть их. — Все закончится когда-нибудь обморожением.
Он отмахнулся от ее беспокойства.
— Сейчас у меня на уме более важные вещи. Я хотел сообщить, что я здесь ради вас — ради вас и Пола.
— Спасибо.
— Я назначил молитвенное бдение за Джоша. Сегодня вечером в восемь. Я молю Бога, чтобы оно нам к тому времени уже не потребовалось, — добавил он, крепко сжимая ее руку.
— Я тоже, — прошептала Ханна. Она не могла сказать ему о своем предчувствии, что ее молитвы не дойдут никуда и от ее мольбы не будет никакого проку, кроме головной боли. Она удержала его руку на секунду дольше, отчаянно стремясь впитать хоть крупицу силы и веры священника.
— А не хотели бы вы остаться на ужин? — спросила она, с трудом воскресив манеры хорошей хозяйки, но ее честность снова вылезла наружу. — Понимаете, у меня в доме полно женщин, которые не знают, что делать, кроме как пялиться на меня и благодарить свою счастливую звезду, что они не на моем месте, — доверительно произнесла Ханна. — Было бы здорово прекратить это. В меню у нас есть огромный выбор разного хлеба и рыба — целая кастрюля чудесного тунца. Не думаю, чтобы в городе осталась хоть одна банка тунца.
— Энн Мюллер принесла ее, а сверху был жареный лук? — вопросительно произнес он, бросая нежный комический взгляд и пытаясь дать ей что-нибудь еще, кроме сочувствия.
— И кастрюлю домашних пирожных с мятным ликером.
Он усмехнулся, обнял ее за плечи и подтолкнул к кухонной двери.
— Тогда я весь ваш, доктор Гаррисон.
17.28
— 8 °C
Митч шел по коридору начальной школы Оленьего Озера. Невосприимчивая к его шпилькам Меган увела двух его офицеров еще раз провести опрос юных хоккеистов, приятелей Джоша, и тренеров молодежных команд. Видели ли они что-нибудь вообще? Может, Джош говорил им, что боится кого-то? Вел ли себя как-то по-другому? Вопросы будут задаваться снова и снова одним полицейским, затем другим полицейским, затем еще одним в надежде всколыхнуть чью-нибудь память. Все они надеются получить хоть какую-нибудь крупицу информации, которая могла быть незначительной сама по себе, но вместе с другой частицей будет достаточной, чтобы сформировать улику. Это могло показаться расспрашиваемым людям утомительным, и, конечно, создаст горы бумажной работы, но это необходимо.
Митч решил встретиться со школьными учителями и прочим персоналом с той же целью. Один из его офицеров уже расспросил учительницу Джоша, Сару Ричмен. Митч обратился ко всему штату, собрав сотрудников в кафетерии, чтобы провести встречу как неформальное общение по схеме вопрос-ответ. Он рассказал то малое, что знал, постарался пресечь поток диких слухов и попросил у них рассказать в ответ все, что они сами знали. Не бродил ли кто-нибудь вокруг школы? Не сообщал ли кто из детей, что к ним приближался незнакомец?
Митч изучал лица сидящих перед ним людей — учителей, поваров, дворников, служащих канцелярии и бухгалтерии — как полицейский, не смог бы кто-нибудь из них совершить такое; интересовался, как отец, не был ли кто-то из тех, кто общается с его дочерью каждый день, опасен для нее.
После почти двухчасовой работы он оставил их для обсуждения собственных планов относительно безопасности в школе и вокруг нее и поспешил вдоль длинного коридора к боковому выходу. Его голова раскалывалась, подобно грецкому ореху в тисках. Один за другим в ней возникали вопросы и рвались наружу. Вопросы без ответов. В шесть было назначено собрание всех сотрудников полиции поговорить о результатах первого дня поисков и обсудить новые идеи. При отсутствии реальных улик и подозреваемых было трудно сосредоточиться на расследовании.
Несмотря на спешку, Митч не мог не заметить маленькие шкафчики, которые заставили чувствовать себя настоящим великаном, картины и рисунки детей, прикрепленные к стене скотчем на уровне его бедер. Он мельком заглядывал в классные комнаты со столами размером с пивную кружку. Все это заставило еще острее и мучительнее почувствовать, насколько беззащитны и уязвимы дети.
Он попросил осмотреть шкафчик Джоша. Один из сотрудников БКР обыскал его, а заодно и парту, забрав оттуда все тетради и учебники, оставив на месте резиновых медвежат, мячики и светящиеся в темноте йо-йо. Осколки детства. Доказательства нормальности и невинности Джоша.
Каждый день этот коридор заполнялся маленькими детьми, точно такими же, как Джош, точно такими же, как его Джесси. Надо быть вдребезги пьяным, чтобы подумать, что со всеми из них может случиться то же самое. Их невинность была бы испачкана, как лист чистой белой бумаги грязными пальцами.
Митч не позаботился застегнуть куртку, когда вышел на улицу, но перчатки вытащил из кармана и натянул на руки. День уступил ночи. Фонари сияли вдоль кирпичных стен школы и освещали автостоянку.
Школа была построена в 1985-м для детей, родившихся во время демографического взрыва и притока новых семей в Оленье Озеро. Место было на Рэмси-драйв, в новой части города, всего в двух кварталах от нового пожарного депо. Эта близость гарантировала нарушение учебного процесса всякий раз, когда пожарная машина выезжала на вызов. Автостоянка растянулась перед Митчем, обрамленная с двух сторон густыми рядами елей. Детская площадка — в трехстах метрах на запад. Удобное расположение для родителей, забирающих своих детей, — или для любого, кто захотел бы украсть ребенка.
Теперь, куда бы ни взглянул Митч в таком, казалось бы, замечательном, опрятном, тихом городке, он видел опасность и потенциальную угрозу. Осведомленность только портила настроение. Выловив из кармана ключи, он направился к своему «Форду».
Автомобиль стоял один во втором ряду, куда не попадал свет от фонарей. Митч вставил ключ в замок дверцы. Мысленно он был уже на встрече. Он думал, как провести ее так, чтобы успеть до восьми часов попасть к родственникам, прежде чем они уложат Джесси спать. Он хотел, чтобы его дочь была с ним дома сегодня вечером. Небольшой оазис нормальной жизни перед новым днем безумия и отчаяния.
Когда Холт отступил на шаг, открывая дверцу машины, что-то привлекло его внимание. На капоте лежал какой-то предмет.
Реакция Митча была мгновенной — подскочил адреналин, нервы напряглись, инстинкт самосохранения обострился. Когда он протянул руку к тетради с металлической спиралькой, сердце бешено колотилось.
Он поднял тетрадь осторожно, зажав спираль большим и указательным пальцами левой руки и приподняв противоположный край кончиком указательного пальца правой. Обложка тетради была темно-зеленой, украшенная изображением песика Снупи из мультипликационного фильма. Через всю обложку маркером было выведено «Джош Кирквуд 3Б».
Митч выругался. Его руки дрожали, когда он осторожно положил тетрадь на капот. Холт сел в машину, вынул из бардачка фонарь и вернулся обратно. Используя тонкую позолоченную авторучку, он открыл тетрадь снова и принялся переворачивать страницы ею же, не касаясь пальцами.
Ничего особенного, просто зарисовки маленького мальчика. Рисунки гоночных автомобилей, ракет и героев спорта. Заметки о детях из его класса. Мальчик по имени Итан, которого стошнило на уроке музыки — Он облевал все туфли Эми Мэсонс! Девочка по имени Кейт, которая попыталась поцеловать его в раздевалке — ужас! ужас! ужас! На одной странице он тщательно скопировал эмблему «Миннесотских викингов» и нарисовал свитер с номером двенадцать и именем КИРКВУД печатными буквами.
