— Ольга где?
— Там, в хате, — машет он рукой, — собирается.
Ольгу я застаю стоящей посреди комнаты с двумя вещмешками: своим и Гучкина.
— Вот, — объясняет она, — чемодан свой под инструментарий отдала, а свое добро оставлять приходится. В вещмешок не входит. Беру только самое необходимое.
Я вижу, что возле койки стоят ее красные туфельки, а на подушке лежит белый газовый шарфик. И туфельки, и шарфик были на ней в тот день, когда мы с ней познакомились.
— Это тоже оставляешь?
— А зачем мне это сейчас? Я же не на войну ехала. Думала, еще на танцы схожу, а теперь… — она машет рукой.
— Сходим еще, — твердо говорю я. — А оставлять их не годится. Они же совсем новые. Дня через два их какой-нибудь Ганс своей фрау как трофей отправит. Я захвачу. Они много не весят, за бронеспинкой в “Яке” уместятся. Встретимся еще раз, отдам, и пойдем с тобой на танцы.
Ольга смеется, а на улице уже сигналят машины. Я сую туфельки и шарфик под комбез, беру вещмешки, и мы выбегаем на улицу.
Несколько рук подхватывают Ольгу и помогают ей забраться в кузов. Закидываю мешки и пристраиваюсь рядом.
На аэродроме, в таком же быстром темпе, загружаем “Ли-2”. Я подхожу к командиру, наблюдающему за погрузкой.
— Куда летите, капитан?
— В Шклов, — коротко отвечает он.
К нам подходит Лосев.
— Уже готовы? Отлично! Надо бы вам кого-то в прикрытие дать, в районе Кличева “Нибелунги” рыскают, — говорит он капитану.
— Товарищ подполковник! — обращаюсь я к Лосеву. — Пошлите нас с Николаевым. Нашей эскадрильи все равно в боевом расписании нет.
— Отлично! — Лицо Лосева проясняется. — Вот вам, капитан, и прикрытие.
— Прикрытие? — Капитан недоверчиво смотрит на меня. — А ты, сокол, при виде “Нибелунгов” в штаны не наложишь?
Я теряю дар речи, но меня выручает командир:
— Выбирайте выражения, капитан! Старший лейтенант Злобин и его ведомый на пару уже около тридцати фашистов на землю спустили.
— Тьфу, дьявол! — конфузится капитан. — Извини, старшой, я совсем забыл, что с “молниями” дело имею.
— Ничего, капитан, я не обидчивый. Ты только скажи своим стрелкам, чтобы помалкивали, если “мессеров” увидят. А то у них сразу глаза блюдцами и давай палить как оглашенные. У нас так в первый день войны командира звена свои же и сбили.
— Будь спокоен, старшой, упрежу.
— Вот и хорошо. Серега! Скажи техникам, пусть машины готовят, пойдем на сопровождение до Шклова.
Подхожу к “Ли-2”, возле которого стоит Ольга. Кладу ей руки на плечи и целую в лоб, глаза, губы.
— До свидания.
— Скоро ли оно будет, это свидание?
— Чувствую, что не за горами. Ну, мне пора.
— Куда ты?
— Мы с Сергеем вас до Шилова сопровождать будем.
— Здорово! — радуется Ольга. — У тебя номер двадцать седьмой?
Я киваю и иду к стоянке.
Через десять минут “Ли-2”, один за другим, идут на взлет. Взлетаем и мы с Сергеем. Я пристраиваюсь справа и чуть выше того “Ли-2”, в котором летит Ольга. Сергей поднимается выше, метров на двести. Всю дорогу до Шклова я чувствую на себе взгляд подруги.
Меры предосторожности оказались напрасными. Никто нас не побеспокоил. В Шилове, когда “Ли-2” сели, мы с Сергеем делаем над аэродромом два круга и берем курс на Елизово.
Еще два дня ведем бои. В основном сопровождаем штурмовики. С воздуха-то мы их прикрываем надежно, но они несут большие потери от зенитного огня. У кого-то рождается идея: когда нет явной угрозы нападения “мессеров”, часть сопровождения выделять для подавления зенитных установок. Лосев эту идею одобряет, и теперь потери “колышков” становятся меньше.
Но над нами нависают новые неприятности. Вечером второго дня Лосев, собрав летчиков, сообщает тревожную новость. В 128-м полку “медведи” потеряли за день от “Нибелунгов” троих летчиков.
— “Нибелунги” подкараулили их на посадке, когда все внимание летчика сосредоточено на полосе. Приказываю: с завтрашнего дня, пока одна пара садится, другой занимать позицию на тысяче метров и внимательно наблюдать за подходами к аэродрому, особенно со стороны солнца.
— С твоей пары завтра и начнем, — говорит мне Волков. — В первом полете дежурить будете вы с Сергеем.
Проснувшись утром, мы обнаруживаем на краю летного поля батарею 152-миллиметровых гаубиц.
— Ого! — говорит Сергей. — Значит, видно, и нам уходить и прощаться без слов… Вот и к нам фронт пожаловал.
— Гаубицы — еще не фронт, — успокаивает его начальник штаба. — Вот когда здесь противотанковые появятся, тогда — да.
Жучков закуривает и, помолчав немного, говорит:
— Немцы Бобруйск взяли.
— Что?!
— Видишь, куда гаубицы развернуты? На юго-восток. Немцы перебросили с Юго-Западного фронта две танковые дивизии, прорвали фронт и сейчас наступают по левому берегу Березины. Так что готовьтесь. Сегодня наверняка получим приказ на перелет.
Мы прислушиваемся. Точно. С юго-запада доносятся звуки канонады.
Возвращаясь из полета, видим, что в стороне Бобруйска небо подернуто густой пеленой дыма и пыли.
Комиссар ошарашивает нас еще одной новостью. Наши войска оставили Минский укрепрайон и отходят на Борисов. В Минске уже немцы. Умом понимаем, что командование поступает правильно: нет смысла нести тяжелые потери в уличных боях, рискуя оставить в окружении несколько дивизий. Но внутри все кипит. Хотя… Как я помню, в той истории Минск был оставлен уже к началу июля, а сейчас — начало августа.
Еще через два часа из штаба дивизии приходит приказ: подготовить полк к перелету. Оставить бензина и боеприпасов на одну заправку, остальное вывезти в Кличев.
Нас снова поднимают на сопровождение штурмовиков. На этот раз они обрабатывают наступающие танковые колонны буквально в двадцати километрах от Елизова. Вернувшись, заправляемся и помогаем грузить в машины полковое имущество. Жучков выдает нам новые карты, на которых обозначен наш аэродром. Копысь.
Время идет, а команды на перелет все нет и нет. Осталась только одна машина, которая должна забрать связистов и охрану. Лосев нервно ходит вокруг штабной рации, возле которой сидит Жучков. Он оперся подбородком о кулаки и меланхолически слушает близкую уже канонаду. “Каждый рвет там, где ему удобнее” — вспоминается фраза из анекдота. В это время звучит зуммер вызова. Жучков хватает наушники и протягивает вторую пару и микрофон командиру. Лосев слушает и на глазах бледнеет.
— Товарищ третий! У меня все горючее то, что в баках. Они же потом не дотянут до точки, будут садиться на вынужденную в поле, в лес падать! Я полк угроблю…
Жучков трогает его за рукав и что-то показывает на карте, Лосев отмахивается и снова слушает рацию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});