— Это что еще за школа такая?
Молодежь объясняет, что с началом войны все авиашколы перебазировали в Заполярье. В Нарьян-Маре оказались Качинское, Оренбургское училища. Липецкая школа и еще две какие-то.
— Это зачем же вас туда загнали, на белых медведей с воздуха охотиться?
— Чудак-человек! — смеется Волков. — Неужели не понятно? Там сейчас — полярный день. Солнце круглые сутки не заходит. Летай сколько влезет. Посмотри на них: кожа да кости. Небось спали часа по три-четыре?
К нам в звено назначили лейтенанта Комова. Он расспрашивает нас о боях. Ребята рассказывают ему о повадках фашистских летчиков, об их тактических приемах. Особенно много внимания уделяют “Нибелунгам”. Беседу прерывает Волков, вид у него озабоченный:
— Андрей, ты же бывал над Белыничами?
— Да, а что?
Волков разворачивает карту на плоскости “Яка”.
— Расположение зенитных батарей хорошо помнишь? Давай-ка уточним.
Я показываю, где наблюдал зенитные батареи.
— Что, на Белыничи?
— Да, — кивает Волков, — идем сопровождать “пешек”.
— Когда летим? — загорается Комов.
Волков смотрит на него, склонив голову на левое плечо.
— Я сказал “мы идем”, а не “вы идете”.
— Как это? Мы что, на задание не пойдем?
— Конечно, нет.
— Почему?
— Милый мой! Мы идем на Белыничи. Знаешь, что такое Белыничи? Это восемь аэродромов, десятки зенитных батарей и полсотни, а то и больше “мессеров” в воздухе. И ты хочешь, чтобы я взял вас к черту в пасть? Нет, молодые не пойдут.
— Вы что, думаете, мы струсим?
— Вот этого я как раз и не думаю. Скорее наоборот. А именно этого мне как раз и не надо. Мне было бы лучше, если бы вы от страха в штаны наложили, “мама” закричали и мертвой хваткой в хвост ведущего вцепились. А получится что? Зенитки ударят, “мессеры” появятся, у вас — глаза квадратные, обо всем на свете забудете и начнете пилотаж демонстрировать. А мне придется решать: либо задание выполнять, либо вас выручать. Нет, дорогой мой Александре, в бою мало хорошо машину пилотировать. Тут надо еще кое-что уметь.
— А как же мы научимся, если вы нас на земле оставляете?
— Научим, не переживай. Еще налетаешься, навоюешься и звездочки на фюзеляже нарисуешь. А сейчас в бой не рвись. Все равно не возьму.
Через полчаса две эскадрильи во главе с Жучковым уходят на задание.
— А вы почему не полетели? — спрашивает у меня Комов.
— Когда мы не в строю, я для тебя — Андрей. Привыкай, мы теперь с тобой боевые друзья. А почему не полетел? Руку мне “Нибелунги” повредили. Сейчас схожу в санчасть, узнаю, сколько мне еще по земле топтаться.
Эскадрильи возвращаются с задания. Волков мрачен как туча. У Жучкова вид под стать Волкову. Они уходят в штаб, а я спрашиваю у Сергея:
— Что случилось?
— Пять “пешек” потеряли, — со злобой в голосе отвечает Сергей.
— Как это вы умудрились?
— А что сделаешь, если зенитками там каждый квадратный метр утыкан? Море огня. И мы ничем помочь не смогли. “Мессеры” насели, целая группа.
Волков зовет меня в штаб.
— Пойдем, помозгуем. В санчасти был?
— Все, завтра уже могу летать.
— Это хорошо! Завтра с утра опять туда пойдем.
В штабе мы долго колдуем над картой с уточненным расположением зенитных батарей. Но куда ни кинь — всюду клин.
— Выход один, — говорит Жучков. — Идти завтра всем полком и хотя бы одну эскадрилью выделить на подавление зениток.
— Но тогда нагрузка на людей резко возрастет. Завтра всем придется делать по пять-шесть вылетов, — возражает Лосев.
— А что ты предлагаешь? Терять “пешки”? Может быть, молодых завтра в бой поднять?
— Нет! — Лосев категорически рубит воздух рукой. — Только не это! Ты же сам говорил, что “мессеров” там — тьма. Взять туда молодежь — это значит послать их на убой. А из них еще истребителей сделать надо. Как, мужики, — обращается он к нам, — выдержим завтра до шести вылетов?
— Выдерживали же, — пожимаю я плечами.
— Так и запишем, — соглашается Лосев. — Все. Вы свободны, товарищи, полетов сегодня больше не будет.
На стоянке нас ожидает сюрприз. Пришли Гучкин с Ольгой. Гучкин притащил две фляжки со спиртом, и они с Сергеем уже обсуждают что-то по поводу закуски. Сергей, как всегда в таких случаях, проявляет кипучую деятельность: о чем-то советуется с Волковым, шепчется с Крошкиным. Потом они с Иваном куда-то убегают. Волков объявляет:
— Ужинать в столовую не пойдем. Дружеский ужин в честь наших гостей состоится в расположении эскадрильи.
— У вас что, рабочий график сменился? — спрашиваю я Ольгу.
Она кивает:
— Да, уже второй день раненых привозят с утра, да и трех хирургов нам добавили.
Во главе с Волковым мы идем к нашей хате. Во дворе под яблонями стоит большой вкопанный в землю стол. Вокруг него Крошкин уже расставил скамейки. А на столе!
Когда только они все это успели? Вареная картошка, жареная рыба, два гуся, яблоки, огурцы, помидоры, сало… Венцом всего были четыре больших кувшина с вином.
Матрена Ивановна, наша хозяйка, радушно приглашает нас к столу:
— Сидайте, хлопчики, сидайте, сыночки! Чем бог послал…
— Садитесь с нами, мама, — приглашает Волков,
— Та стара я, — отказывается хозяйка, — вон у вас яка гарна дивчина, — показывает она на Ольгу.
Но мы неумолимы, и Матрена Ивановна водворяется во главе стола. Я ловлю за руку суетящегося Крошкина.
— Иван, когда ты все это успел?
— Тю! Да я с обеда это дело организую. Просто Константин с Ольгой так удачно попали.
— А в честь чего такое застолье?
— Щас узнаешь!
Вино разливается по кружкам, Волков было встает, но Сергей кладет ему руку на плечо и усаживает на место.
— Слово — Ивану.
Крошкин откашливается и произносит тост:
— Я предлагаю выпить за нашего комэска! Погоди, капитан, — тормозит он привставшего было Волкова, — ты ведь ничего еще не знаешь. Вчера наш комэск сбил двадцать пятого фашиста, а сегодня комдив подписал и направил в штаб фронта представление на него к званию Героя. За первого героя нашей эскадрильи!
— Ура! Ура!
Все вскакивают и тянутся с кружками к Волкову. Тот смущенно бормочет что-то, он явно растерян. Хотя зря смущается. Кто еще в полку более его достоин звания Героя?
Волков выжидает, пока стихнут наши восторги, и говорит:
— Ну-ка, Сергей, разливай по второй. У меня тоже есть новость.
Сергей быстро наполняет кружки, и мы выжидательно смотрим на Волкова.
— Вчера подписан приказ Верховного, которым, возрождая традиции доблестной русской армии, учреждается Гвардия. Гвардейскими станут части и соединения, наиболее отличившиеся в боях. В соответствии с этим приказом мы с вами имеем честь служить во Второй Гвардейской авиационной дивизии. Ура, гвардейцы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
