— Но старые преступления не могут оправдать новых!
Анмай открыл рот, чтобы возразить, но ничего не сказал. Глаза его опасно заблестели, словно у хищника, в лице появилось что-то дикое. Вдруг он рывком расстегнул одежду и сбросил комбинезон с плеч. На мускулистой спине файа выделялось восемь белесых, неровно заживших шрамов — словно кожа была вспорота стальными крючьями. Философ торопливо отвел глаза — зрелище было не из приятных. Он повидал достаточно, чтобы понять, что это за раны. Это был след — пытки.
— Это сделали тиссы, — ровно сказал Анмай, одеваясь. — Такие же «борцы за свободу», как ты. Тогда мне было всего семнадцать лет. Ну, они делали это не ради удовольствия — они пытали меня мужественно сжав зубы. Им хотелось узнать, как удобнее убить других моих соплеменников, а этого, конечно, я не мог им сказать. Они ничего не добились. Как, по-твоему, — можно ли пережившего такое юношу назвать бесстрашным?
— Но как это могло получится? Как сын…
— В приюте я был самым непослушным ребенком, таким же остался и здесь. Я дважды убегал отсюда в пустыню. В первый раз — вскоре после приезда, из чистого любопытства. Тогда меня чуть не съели гексы.
— Здесь, в пустыне?
— Да, здесь — здесь они появились на свет! Теперь их тут нет, я их ненавижу. Второй раз я сбежал после того, как…
— Так при чем же тут я?
— При том, что это ты учился с моими родителями и склонил их к предательству! Если бы не ты — ничего этого не было бы! Я бы сейчас был простым, счастливым юношей и только мечтал бы о том, чем мне приходится заниматься. Справедливость торжествует совсем не так, как нам нравится, правда? Но когда я вспоминаю… Ирту… я ненавижу эту страну… лишившую меня… — Анмай замолчал, потом продолжил: — Все, кто пытал ее, уже мертвы. Но таких файа миллионы…
Философ поднялся.
— Не поздно исправить ошибки!
— То есть, стать предателем и кончить так же, как мои родители?
— У тебя больше возможностей! И тебя поддержат многие, очень многие!
Вэру отвернулся.
— У меня был старший брат… шести лет. Когда мне исполнилось столько же, он умер… его избили. У меня была сестра… Я сам босым балансирую на пирамиде ядовитой дряни и знаю, что рано или поздно оступлюсь и меня сожрут. И Хьютай. И всех, кто меня понимает. Если только… О, я отомщу убийцам — но не так, как ты предлагаешь. Совсем не так. Ведь я не настолько отважен, как ты! — Он помолчал. — Может быть, это и глупость, но я верю в то, что в меня вдолбили в приюте: цивилизация этого мира должна жить. Но я вовсе не считаю, что в прежнем виде или вся. Старый сюжет, и я вовсе не гожусь для этой роли… но, видишь ли, я уже выбрал свой путь. Каким бы он ни был — я не смогу сойти с него, потому что перестану быть собой…
Философ стал приближаться к Вэру.
— Эй, стой! Я все же сильнее тебя!
Философ попятился — так файа взглянул на него. Анмай постучал в дверь.
— Выпустите меня!
Когда охранник закрыл дверь камеры, Вэру послышался за ней диковинный новый звук — словно скулила побитая собака.
* * *
Дома Анмай устало растянулся на постели. После разговора с Философом он, непонятно почему, чувствовал себя виноватым. А еще эта проклятая война! Весь Генштаб и командование Внешней Армии трудились над ее подготовкой. В успех переговоров, чьей единственной теперь целью было потянуть время, уже никто не верил. Все их предложения словно тонули в смоле. Все знали, что неизбежное случится — и надо быть готовым к этому. Вопрос был в том, когда это случится — сейчас, спустя полгода или через сто лет. Анмай хотел, чтобы войны не было бы вовсе — но даже тогда следовало быть к ней готовым. Именно поэтому штабисты и эксперты Хаоса работали не покладая рук — точнее, не покладая компьютеров. Они извлекли из сейфов старые, составленные еще Тару, планы обезоруживающего и ответно-встречного ударов, и теперь трудились над ними, приводя их в соответствие с достижениями военной науки, появившимися за прошедшие пятнадцать лет — гамма-лазерами с ядерной накачкой и струйными бомбами, создающими при взрыве убийственную электромагнитную волну.
Подготовка войны, кроме составления планов и программ, имела тысячи других аспектов. Самым важным было усиление ПРО. Только здесь и в Товии она была непреодолима. В других областях Фамайа она была слабее и усиливать ее было уже поздно. Все, что производили заводы Хаоса, приходилось оставлять здесь, где было сердце и мозг государства. Вэру знал, что под прикрытие ракетных батарей Хаоса спешно свозились строительные машины, ценное сырье, уникальное оборудование, которого еще не было здесь, а также банальное продовольствие — поезда шли непрерывно. Но и за пределами плато существовали тысячи важных дел — подготовка бункеров, создание запасов, профилактика мятежей и прочее и прочее и прочее. Он чувствовал, что от такого обилия не самых приятных проблем у него начинает кружиться голова.
Сквозь толщу перины он животом чувствовал толчки вибрации, опережавшей глухой грохот — строительные бригады рвали скалы, пробивая новые туннели. Им предстояло разместить и новые машины и новых жителей. Анмай понимал, что самым главным было собрать не запасы и оборудование, а талантливую и упорную молодежь, способную поднять Фамайа из пепла — если такое несчастье случится. За эти четыре месяца население Хаоса возросло со ста до ста тридцати тысяч и продолжало расти — в любом случае, им требовалось много острых умов и умелых рук, чтобы завершить начатое. Анмай не знал, сколько всего людей и файа для этого потребуется.
Десятки тысяч добровольцев, чьи жизни оказались связаны с плато, целыми сутками пропадали в туннелях, знакомясь с бесконечно разнообразным и таинственным миром Хаоса. В итоге, здесь царила ужасная суматоха, которая возрастала с каждым днем — по мере увеличения числа новичков. Оставалось лишь надеяться, что отбор был достаточно строгим и среди них нет врагов Фамайа и шпионов. Вообще-то разработанная им система не отличалась особой сложностью — требовались молодые люди и файа от пятнадцати до двадцати пяти лет, красивые, выносливые и сильные. И сообразительные, естественно. Последним, решающим фактором была мечтательность — как потому, что она была признаком творческих способностей, так и потому, что она очень плохо уживалась с различными скрытыми и явными пороками. Чтобы распознать ее, правда, требовался особый талант — но ему удалось подобрать несколько шустрых девушек, тоже весьма мечтательных и потому хорошо знающих, что именно нужно искать. Они общались с претендентами по телесвязи; ошибок, насколько мог судить Анмай, пока не было.
Вся эта работа весьма напоминала промывание алмазов — из восьми сотен кандидатов подходил лишь один. В Фамайа было двадцать четыре миллиона здоровой и годной по возрасту молодежи; это значило, что они выбрали практически все. В таком совпадении было нечто мистическое и наводящее на неприятные размышления. В прошлом талантливых и стойких душ было куда больше, но с каждым поколением количество их сокращалось — они чаще иных гибли в лагерях и на войнах. Двести лет Фамайа выедала собственную основу: теперь процесс подошел к концу. А в ССГ? Всего сто лет назад там не было такой вседозволенности и бездуховности, как сейчас. На них всех легла тень…
Анмай чувствовал себя непривычно разбитым и слабым. Четыре месяца непрерывной работы, когда он даже не мог выйти наружу, утомили его. Единственное развлечение, на которое у них с Хьютай хватало времени, было восхитительным, но тоже отнимало немало сил. Он решил съездить с ней к Пустынному Морю — как только работы будут закончены. А пока… но что он мог сделать?
Примечания: история Фамайа
История файа необычайно длинна и запутана. Родина этой удивительной расы, происходящей от больших хищных кошек, лежит в неведомых безднах космоса. Здесь приводится только история государства и народа, существовавших на одноименном материке Уарка.
Относительно их истории не сохранилось точных сведений. Все нижеследующее представляет собой отрывки из легенд, собранные Анмаем Вэру.
«Фамайа основали тринадцать файа, предположительно беглых рабов Межрасового Альянса, оставшихся в живых после Освобождения. По другим сведениям, это были беглые заключенные, осужденные за проведение запрещенных экспериментов. Ими руководил юноша, носивший такое же, как и у меня, имя. К сожалению, ничего больше о нем мне не известно.
Каковы бы ни были намерения беглецов, вскоре они были полностью забыты. Уже во втором поколении основные знания были потеряны. Сохранился только язык и самые простые традиции.
Первая тысяча лет существования Фамайа бедна интересными событиями. Файа расселились по всему материку. К моменту основания Товийской Империи их было примерно восемь миллионов. Хотя у них не было собственно каменного века, выплавлять сталь они научились лишь спустя пятьсот лет после Освобождения.
