Можно потрогать руками
Одиночество.
Оно мягкое, как вата,
Липкое, как руки после чак-чака,
Любимого татарского лакомства.
Иногда оно твёрдое,
Как стена
Нового дома
На улице Лесгафта,
Где нам, кто знает,
Суждено вместе жить.
Одиночество принимает форму
Чашки,
Из которой пью кофе.
Ты её подарил мне
На женский день.
Пропитываюсь одиночеством,
Как губка.
Одинокая губка.
***
Неинтересно стало
Укладывать строчки
В ложа метрические.
Не хочется жонглировать
Словами и рифмами,
Образами и метафорами.
Милее их на пол ронять,
Прислушиваясь к шуму падения.
Угловатым подростком
Хочу остаться
В мире взрослых-хореев.
Фарит ЯХИН
Воспоминание на всю жизнь
Я вспоминаю сабантуй…
Растёт волна
Воспоминаний, словно пенный вал.
Была деревня общей
радостью полна…
Прости, опять тебя разволновал!
Нестройной цепью мы с горы
спустились вниз,
Раскинув лихо руки по плечам,
Горланя песни! Залихватски баянист
Играл, не позволяя замолчать.
Родные улицы вдруг стали
нам тесны!
Эх, где же вы теперь, мои друзья?
Мелькали дни, как наяву
цветные сны!
По тем счастливым дням скучаю я…
Когда хотели вдоль твоих
ворот пройти,
Из рук твоих упали два ведра.
Меня окликнула нарочно, но пути
Не изменил я в сторону двора.
Ну почему так всё случилось,
не пойму?
Вот если б ты сегодня позвала…
Ты видишь, сам пришёл
я к дому твоему,
Коря себя за неразумные дела!
В кипении мыслей
Душа, сменив рубашку, унеслась
Подальше от родимого угла –
Струна перетянулась, порвалась,
Душа без песен выжить не могла.
Неужто мало музыки пролил?
Неужто сделал что-нибудь не то?
Дождём омой, на солнце прокали,
Просей пустые дни сквозь решето.
И, что ни говори, дорога – ад,
Сплошные муки колобродящим по ней.
Мы след должны оставить, говорят…
Но он сотрётся жерновами дней.
Души рубаху отстирал водой
Воспоминаний-размышлений добела.
В рубахе чистой, словно молодой,
Продолжу жизнь, какая б ни была.
Роберт АХМЕТЗЯНОВ
Вступление к книге «Утро»
Проспавшим – в пламени костра
Погибнуть суждено! –
Встревоженно стучу с утра
В татарское окно.
Мертвы, пьяны ли – не понять,
И молод спит, и стар.
Тукай1, и тот не смог согнать
Мертвецкий сон с татар.
Проснись! Другие времена –
Дремать никак нельзя!
А сон сморит – во время сна
Не закрывай глаза!
Трусливо взгляд не отводи,
Нам беды – по плечу.
«Есть разговор, ну, выходи!» –
Я в двери колочу.
Ведь если все уснём, тогда
Без нас взойдёт заря…
А мы – в промозглых холодах
Продремлем жизнь зазря!..
Поспать и скушать каравай –
Не главное в пути…
Эй, Минлебай2, вставай, давай,
И Совесть разбуди!..
Через лес
Разгар ночи и леса беспросвет,
Сияют звёзды и не труден путь,
Иду-бреду – конца и края нет…
Туда ли мне? А может быть, свернуть?
Спешу и вязну в колее колёс –
Прошли дожди, дорога луж полна.
Раздвинув кроны, полуночный лес
Наполнил воду звёздами до дна.
По колким звёздам ускоряю шаг,
Опасность чуя близко за спиной.
Влетает встречный ветер под обшлаг,
Бодрит и хочет поиграть со мной.
Фырчит и чавкает, как будто лось,
Водица звёздная из-под ступней.
Жаль, увернуться мне не удалось
От хлёсткого куста, коварных пней.
О чём пугливо шепчется листва,
Встревоженная ветерком лесным?
Над ухом глухо ухнула сова,
Спугнув подкравшиеся сзади сны.
А светляки на ветках, как глаза
Врагов, что скрылись
в складках тишины.
Зачем боюсь? И что же можно взять
У нищего – карманы дыр полны?
А может, это проверяет лес
Меня на смелость, на испуг берёт?
Поняв, что неспроста брожу я здесь,
Дыханьем тёплым тело обдаёт.
Растёт надежда: я вот-вот дойду
До цели, до которой шёл весь век.
Но вдруг услышал шёпот,
как в бреду:
«Не торопись, идущий человек!»
Шуршит листва: «Не выйди за края
Ночного леса – это жизнь твоя!..»
Перевод Наиля ИШМУХАМЕТОВА
1 – Габдулла Тукай (1886-1913), татарский поэт, публицист
2 – Минлебай – обращение к татарскому народу
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
В гостях у Дианы
Многоязыкая лира России
В гостях у Дианы
КАЗАНСКИЙ КРЕМЛЬ
Рассказ
Алмаз ГИМАДИЕВ
Однажды, нежданно-негаданно, Диана разрешила мне стать её другом и в тот же день позвала к себе в гости.
Это было так же невообразимо, как перелёт всех колорадских жуков обратно в Америку. Потому что Диана – самая красивая девочка не только в нашем классе, но и во всей школе. Если бы вы видели эту огромную толпу сохнущих по ней пацанов! Но она на них даже и не посмотрит, лишь ещё выше поднимет светло-русую голову и с важным видом пройдёт мимо. Теперь вы понимаете, что для меня значило это предложение: радость мою невозможно было передать никакими известными мне словами.
Короче говоря, нарядно приодевшись, облившись одеколоном старшего брата, пошёл я в тот день в гости к Диане.
Дверь открыла Дианина мама и с ходу велела мне разуться. Потом поставила передо мной мягкие домашние тапочки. Почти сразу же всех позвали к столу.
Ого! На столе чего только не было! Несколько разных салатов, рыба, курица, ананас, солёные огурцы… У меня непроизвольно потекли слюнки. Руки помимо моего желания потянулись в центр стола к ананасу… И только я собрался было вонзиться с хрустом в сочную мякоть заморского фрукта…
– Как тебя зовут, юноша?
– А?! Чего?
Рядом возникла мама Дианы.
– Рамай! – чётко выпалил я и тут же – хрясь! – вырвал зубами большой клок из середины ананаса.
– Во-первых, Рамай, ты не вымыл руки, во-вторых, ананас едят, отрезая кусочки столовым ножом…
Лишь после того, как я вымыл руки, мне положили на тарелку четыре разных салата. Я смешал все четыре вида в одну разноцветную массу и, радуясь «творческому подходу» к поеданию «силоса», только было широко раскрыл рот…
– Рамай, во-первых, каждый салат едят по отдельности, во-вторых, салат едят вилкой, а не столовой ложкой…
Короче, пока я сидел за столом, не раз ещё раздавалось строгое «во-первых» и «во-вторых» – за то, что разбил яйцо об лоб, за то, что перемешивал чай черенком столовой ложки, за то, что облизал пустую тарелку, и ещё по всяким мелочам.
После обеда Диана увела меня в свою комнату. О-ля-ля! Видели бы вы чистоту и порядок в этой комнате! Не хуже, чем в залах музея!.. Всё так красиво прибрано. Стенка, диван, раскладной стол. На стенах большие картины, на подоконниках – цветы…
