изъят и опечатан для тщательной проверки содержимого, поэтому она не могла ни с кем связаться, чтобы ее забрали отсюда. Да и кому звонить? Так что Диана, одинокая и потерянная, стояла на ступенях Тридцать шестого отдела «Бастиона», куда ей теперь не было возврата.
У тротуара напротив была припаркована знакомая машина, которая несколько дней назад ждала ее на рассвете у дома. Она пересекла улицу и постучала по крыше. Вздрогнув, Натан проснулся и опустил стекло.
Бывшая заключенная и бывший похищенный смотрели друг на друга.
– Вы кого-то ждете? – спросила Диана с застенчивой улыбкой.
– Извини, я заснул. Не думал, что прозеваю тебя. Садись, отвезу домой.
Все эти долгие часы ожидания Диана разыгрывала в голове самые страшные сценарии. Что решит судья? Сколько лет ей дадут? Кто будет ее сокамерницей? Кто придет к ней в комнату для свиданий? Как долго она продержится? Придется ли ей учиться драться? Ведь у нее совершенно домашний вид.
И вот она на свободе. Все вокруг обрело вкус свободы. Поездка на машине, их молчание. Тихие звуки радио. Ее дыхание. Она не осознавала, что дышит в ритме Натана.
– Мы вырвались оттуда, – прошептал он просто.
– Молчи-молчи, вдруг это сон.
На Париж упало несколько капель дождя, морось превратилась в ливень, по лобовому стеклу потекли ручьи, город размылся, растаял под водой, будто сахарный. Ливень закончился за несколько минут до того, как они приехали. Тучи рассеялись, и засиял яркий нежданный день. Еще один поворот, и покажется маленькое четырехэтажное здание.
Мейер очень хотела вернуться в знакомый район, в тесную студию, где так спокойно и, главное, есть горячий душ. Но знакомого ничего не осталось. Десятиметровое гигантское граффити покрывало правый торец дома. Панда-воин с красным шрамом, улыбкой завоевателя и ее именем, написанным огромными каллиграфическими буквами: «Диана».
Пораженный Натан надавил на тормоз.
– Тебя тут ждут.
– А я так надеялась остаться незаметной.
– Да нет, я не об этом, – сказал он, указывая подбородком на вход.
Удивили не букеты цветов, десятки букетов, превратившие подъезд в сад, не детские рисунки, неловко приклеенные скотчем, не сотни писем, бережно положенные у входа, и не маски панд, развешенные тут и там в знак уважения или благодарности. Удивила орда журналистов, которая топтала все это без разбора. Репортеры с камерами и микрофонами, прибывшие сюда в надежде на сенсацию века, бились за лучшее место.
– Уже, – сказала Диана. – Как они узнали?
– Это у твоих чудесных адвокатов надо спросить. Ты на свободе, значит один-ноль в твою пользу. В глазах правосудия ты невиновна, потому что ты своими действиями защитила Сесилию Варан. Но в глазах общества ты человек, благодаря которому Солал остался жив. Ты защитила «Гринвар», но тебя отпустили. Журналисты используют тебя, чтобы взбудоражить общественное мнение, – такова их игра.
Испуганная, Диана не выходила из машины.
– Свободна, говоришь? Не совсем. Я даже не могу попасть домой.
– Мы можем поехать в другое место, если хочешь, – успокоил ее Натан. – Только скажи куда, и я отвезу. К друзьям, может быть?
– Они в Монпелье. У меня не было времени завести новых, когда я сюда переехала.
– Но ты же не вчера в Париже оказалась! Я много раз слышал твое имя, связанное с разными уголовными расследованиями.
– Знаю. Я здесь пять лет. Нет, шесть, – уточнила она. – Но я не очень общительная.
Само собой, не очень. Натан улыбнулся:
– А семья?
– Родители умерли.
– Мои соболезнования.
– Давно уже.
– Забавно, что мы познакомились только сейчас, – сказал он.
– Просто мы были очень заняты.
Натан помедлил, формулируя мысль, которая пришла ему в голову.
– Если так, у меня есть другое предложение. Я знаю одну юную особу, которая считает тебя примером для подражания, а изображение Дианы, богини охоты, установила в качестве обоев на мониторе.
Мейер смотрела на толпу журналистов и жалела лишь о том, что не может стать невидимкой и забрать рисунки и письма, которые ей прислали столько незнакомых людей.
– Ты знаешь, я не очень…
– Да, я заметил. Но у нас наверху есть гостевая комната, можешь вообще из нее не выходить. Я пристегну Мелани наручниками к столу, обещаю. Сейчас самое время принять душ, отдохнуть, а затем ты подумаешь, чем заняться. Новостные каналы в конце концов найдут другие темы, и тебя оставят в покое. А еще у меня есть номер в гостинице, куда я могу круглый год заселять осведомителей.
– Ты такой ненавязчивый, – заметила Диана. – Ведешь себя так, словно берешь домой запуганного кота из приюта.
Натан никогда не думал в таком ключе о ней – о человеке, который без колебаний рискнул своей карьерой и свободой ради правого дела.
– Поехали. Я пропилю во входной двери маленькую дверцу, сможешь гулять сама по себе, как кошка.
26
Уголовный розыск Первого округа.
10:00
Преимущество вторых скрипок в том, что о них никогда не пишут на первой полосе. Часто у них больше власти, чем можно предположить, но их лиц никто не знает, силуэты размыты, и, подобно самым осторожным грабителям, они не оставляют следов. Вполне естественно, что им поручают самые деликатные миссии. Секретные миссии.
Пользуясь подобной анонимностью, серый кардинал Елисейского дворца пересек длинный коридор, ведущий к кабинету окружного комиссара. Это был темный, похожий на туннель проход, где вместо окон светили неоновые лампы, как в больнице. Даже в морге было больше тепла, чем у комиссара, известного своей холодностью.
Тридцать шестой отдел «Бастиона» занимается громкими уголовными делами, которыми может заинтересоваться пресса. Остальные крупные преступления расследуются в трех округах Парижа, поделенных на районы. Именно в Первом округе несколько дней назад были совершены убийства в отеле «Шангри-Ла», которые, судя по почерку, не были связаны с делом «Гринвара».
Серый кардинал президента, сидящий сейчас напротив комиссара Первого округа, заметил в полуоткрытом шкафу запасные костюмы и туалетные принадлежности, что завершало типичный образ полицейского, которому работа заменила жену и который уходит домой, только когда залило соседей или случился пожар. Но, несмотря на угрюмый и даже зловещий вид, у данного комиссара было одно преимущество. Он был подобострастен и прогибался под всеми вышестоящими.
– Я думал, вам будет интереснее Тридцать шестой, раз уж они взяли на мушку Виржиля Солала, – заметил комиссар.
– Главу государства интересуют все части головоломки, и вы расследуете одну из них, – ответил серый кардинал.
– Об убийце маменькиных сынков и папенькиных дочек в «Шангри-Ла»? Это дело было четко отделено от дела «Гринвара». Тут скорее подражатель-одиночка.
– Не важно. Мне сообщили, что вы обнаружили ДНК на маске с места преступления. Я также узнал, что по ДНК определили, кому она принадлежит.
– Да,
