Дождавшись, когда Никита заснет, Данилов обнял Елену и притянул ее к себе.
— Брось свой детектив, — попросил он. — Я так по тебе соскучился…
— Давай не сегодня, а то меня что-то знобит, — Елена освободилась из объятий и продолжила читать.
Владимир понял и больше не пытался сблизиться. Раз женщину знобит в теплой постели после двухсот грамм коньяка, тут уж ничего не поделаешь…
Елена уже давно спала, а к Данилову сон все не приходил. Устав ворочаться с бока на бок, Владимир встал и вышел на кухню. Открыл холодильник и с минуту смотрел на стоявший там пакет (мать всегда утверждала, что нет снотворного лучше теплого молока), потом тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и вытащил из полочки на дверце литровую бутылку, в которой еще оставалась водка. На закуску достал банку с маринованными огурчиками. Есть не хотелось, хотелось спать, точнее — хотелось заснуть.
Он плеснул водки в стакан, тут же выпил ее, прислушался к ощущениям и повторил. Когда пришла приятная умиротворенность, налил еще немного и провозгласил тост:
— С ответственной работой вас, дорогой Владимир Александрович!
Опрокинув внутрь третью порцию, Данилов позволил себе сесть за стол и похрустеть огурчиком. Для пущего удовольствия посмотрел за окно. Хорошо любоваться тем, как идет снег, из теплой кухни, особенно если перед этим слегка (или не слегка — какая, собственно, разница?) выпить.
В голове зазвучала одна из любимых песен матери:
«А снег не знал и падал,А снег не знал и падал,Зима была прекрасна, прекрасна и чиста.Снег кружится, летает, летает,И, поземкою клубя,Заметает зима, заметаетВсе, что было до тебя…»[3]
«Если снег заметет все, что было раньше, то с чем я останусь?» — загрустил Владимир. Он понимал, как жизнь несовершенна, и уже почти не расстраивался по этому поводу. Разумеется, под умные мысли захотелось выпить еще. «Завтра же, то есть сегодня — суббота!» — вспомнил Данилов и в два приема опустошил бутылку.
Водка сработала — Владимира вдруг потянуло спать, да так сильно, что он чуть было не заснул прямо за кухонным столом.
Глава тринадцатая
«Театральная» ссора
Если спектакль о любви, то как после него не поговорить о чувствах? Невозможно.
На это Данилов и рассчитывал. Правда, после вчерашнего его не тянуло выяснять отношения, но «благородный муж не пасует перед трудностями и не отказывается от своих намерений».
В антракте они с Еленой выпили мартини в театральном буфете.
— Как впечатление? — спросил Данилов.
— Непонятно, зачем такой роскошной женщине этот ханурик, — улыбнулась Елена. — Если хочется о ком-то заботиться, то лучше и естественнее родить ребенка. Ему хоть сопли утирать не противно — материнский инстинкт.
— А мне кажется, что этой своей… — Данилов замялся, подбирая подходящее слово, — …экспрессией она и отпугивает мужчин. Яркого в ней с избытком, а женственности нет. И тепла… Хотя странно — такая женщина по определению не может думать о том, чтобы связать свою жизнь с человеком, который, по ее выражению, немногим красивее ежа. Нет, такая до последнего дня будет ждать принца и только принца.
— Сначала ждешь принца, потом — просто героя, потом — просто мужчину…
— А потом рожаешь ребенка и утираешь ему сопли, — закончил Данилов.
Громкий звонок, возвестивший окончание антракта, прервал беседу, грозившую перейти в спор.
— Их шансы на общее счастье практически равны нулю, — сказала Елена по дороге в зал.
— Красивую сказку тоже приятно посмотреть, — ответил Владимир.
Когда актеры уши за кулисы навстречу собственному счастью, Елена рассмеялась.
— Я смотрела этот спектакль еще в старой версии, — сказала она, не уточняя, с кем и когда, — с другими актерами. Такое впечатление, что сейчас на сцене — их дети, которым проблема одиночества досталась по наследству от родителей.
— Одиночество — страшная штука! — вздохнул Данилов.
Выйдя из театра, Елена сразу же достала мобильный и позвонила домой — Никита был дома, сказал, что поужинал и ложится спать.
— Не закрывай дверь на засов, — напомнила Елена в завершение разговора, — а то нам придется ночевать на лестнице. Тебя ведь не добудишься…
— Пройдемся, — предложил Данилов.
— Холодно, — поежилась жена.
— А мы зайдем куда-нибудь согреться и между делом вызовем такси.
— Данилов, ты слишком расточительный для ординатора! — Елена шутливо погрозила ему пальцем.
— Скопил деньжат, — гордо признал Владимир.
— Откуда?
— В морге много возможностей, — Данилов накинул на голову капюшон. — Коронки в ломбард, печенку с сердцем — в ближайшую пельменную, так и пробавляемся…
— Ну и шуточки у тебя, Вова!
— А ты не спрашивай, откуда деньги, — посоветовал Данилов. — Ты же не налоговый инспектор. Лучше помоги их тратить.
— Это запросто.
Хотелось тепла; они вошли в ближайший ресторанчик.
Елена заказала коктейль из морепродуктов, а Данилов — свиную отбивную с картошкой. Флегматичная официантка пообещала, что все будет готово «ну очень быстро».
— Это же можно приготовить и дома, — заметила Елена.
— Твои морепродукты тоже, и гораздо быстрее, — парировал Данилов.
— Что будете пить?
— Мне белое вино, — не глядя в меню, попросила Елена. — Сухое.
— А мне сто пятьдесят грамм водки, — сказал Данилов, водя пальцем по перечню. — Вот этой, что по рублю грамм.
Официантка кивнула и ушла. В ожидании заказа Данилов позвонил в службу такси и попросил через час подать машину к ресторану.
Минут через десять официантка вернулась с заказом, принеся все разом — и еду и напитки, — на одном большом подносе. Поднос она несла легко, между столиками шла быстро, но тем не менее ничего не уронила и не расплескала. Профессионал!
Немного поболтали о спектакле, а затем — о собственных проблемах. Елена пожаловалась на то, что контингент сотрудников подстанции в последнее время изменился не в лучшую сторону.
— Ты ушел, Саркисян ушел, Федулаев ушел, Могила ушел, а пришли черт знает кто. Все какие-то бестолковые, наглые… И мне кажется, что они выбивают деньги из больных.
— Есть факты?
— Пока что только подозрения, — Елена покачала головой, — но веские. Устаю от этого ужасно. Тяжелее, чем в самом начале.
— Ты справишься, — обнадежил Данилов, радуясь, что им снова есть, о чем поговорить, и боясь разрушить эту хрупкую близость. — Все будет хорошо, вот увидишь.
Бестолковых научишь, наглых осадишь, а рвачей уволишь.
— Твоими устами… — вздохнула Елена, поднимая бокал. — Давай выпьем за наши трудовые успехи, а потом ты расскажешь мне про свою ординатуру. Я же о ней, в сущности, ничего не знаю.
— Давай, — Данилов поднял свою рюмку. — Пусть каждый из нас пройдет по терниям до самых звезд!
— А ты, оказывается, умеешь говорить тосты, — похвалила Елена, поддевая вилкой креветку.
— Я много чего умею.
Некоторое время они молча ели.
— Слушай, а у тебя нет такого ощущения, как будто ты играешь в прятки с самим собой? — вдруг спросила Елена.
Неожиданный вопрос озадачил Данилова.
— Почему — в прятки? — спросил он. — Я играл в прятки только в детстве.
— Тебя не посещает ощущение бессмыслицы? Бессмысленные дни бессмысленно проходят… Неужели тебя не тянет обратно к людям? Почему ты решил, что всю оставшуюся жизнь должен возиться с трупами?
— Лена, не надо, — попросил Данилов.
— Но мы же просто разговариваем, разве не так? Мне казалось, что между нами нет запретных тем. Или они есть?
— Запретных тем нет, — медленно сказал Данилов. — Но есть ненужные…
— Ненужные кому? Тебе? Или мне?
— Это темы, которые не нужно затрагивать. Я, кажется, понятно объяснил тебе мотивы…
— Данилов! Ты раздул в нерешаемую проблему — осложнение от наркоза, которое никак не мог ни предвидеть, ни предотвратить! Ты возвел его в абсолют! — заметив, как сильно дрожат в ее руках нож и вилка, Елена положила приборы на край тарелки. — Ты выдумал невесть что и принял совершенно абсурдное, абсолютно не подходящее, в корне неверное решение!
Елена говорила громко, но зал был пуст, и ее не слышал никто, кроме официантки и бармена — а они профессионально делали вид, что заняты своим делом и ни на что не обращают внимания. Бармен протирал полотенцем стаканы, а официантка неторопливо сервировала один из столиков.
— Ты хоронишь себя заживо. У меня, например, именно такое ощущение!
— Но ведь ты соглашалась со мной…
— Попробовала бы я с тобой не согласиться! Ты о чем, Данилов? Я пыталась мягко, исподволь наставить тебя на путь истинный, но ты же упрям как осел. Нет — как сто ослов!
— Интересно, по каким критериям ты выбираешь истинный путь для меня, — Владимир выделил голосом последние слова.
— Когда-то мне казалось, что я хорошо тебя знаю, — Елена достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку.
