Я не сразу разобрался в происходящем. И все же на распутывание сложностей я потратил немного времени. Зажав топор в руке, раздавая удары налево и направо, я бросился к мачте и проворно взобрался до бойфута. Упираясь в железный обруч, я со всей силой ударил топором по рее, на которой висел индеец. Рея треснула, сломалась, и индеец рухнул на палубу. Ослепленный гневом, я действовал инстинктивно и быстро. Оглядываясь назад, вижу, что все делал правильно. Если бы я попытался перерубить веревку, то мог бы ранить индейца. А для осторожности времени не было. Кроме того, поскольку брйфут служил хорошей опорой для тела, я мог вложить в удар весь мой вес и всю мою силу. Конечно, был риск, что индеец при падении разобьется насмерть. Но он не разбился. Он кубарем катился по палубе. Потом по-кощачьи присел на корточки, отряхнулся и прыжком встал на ноги. Индеец — одна рука его все еще привязана к телу, на шее болтается веревка с обломком реи — поднял вверх правую руку и что-то пронзительно крикнул. Что он выкрикнул, я не знаю — должно быть, что-то на своем родном языке. Но что он хочет, я знал и без слов. Я бросил ему топор. Он на лету поймал его.
Все дальнейшее было кровавым кошмаром. Молю бога, чтобы забыть его, но, думаю, не смогу никогда. Опишу кратко. Подробности слишком ужасны.
Индеец перестал кричать и молча бросился на врагов. Рубил и резал. Некоторые пытались отбиваться. Напрасные усилия. Он разил топором, как ангел господень. Неуязвимый, он надвигался неумолимо. Его противники повергались во прах.
Я спрыгнул на палубу, вытащил меч из ножен и встал с ним рядом. Хед выстрелил в нас из пистолета. В тумане промахнулся. Заряды у него кончились, он отшвырнул пистолет и схватил багор. Стал ждать меня. Я не замедлил появиться.
Помню пронзительный вой боцманского свистка. Затем горн мистера Барвика пропел сигнал «К бою!». Ко времени появления на палубе наших солдат бой закончился.
Я убил только двоих. Одним из них был Хед. Заплатка слетела у него со лба. Под ней оказался прыщик.
Индеец позаботился о пяти других негодяях. Пяти ли? Возможно. Кто знает?
Окончание следует
Перевел с английского Ю. Здоровов
Племена сельвы
На публикуемом снимке изображены индейцы племени яномама, живущие на территории Бразилии и Венесуэлы.
Фразе этой можно доверять лишь с оговорками. Яномама называют еще и яноама, и ианоама. Могли их назвать и иначе — в зависимости от того, как бы они сами ответили спросившему. А ответить они могли по-разному. (Об этом несколько ниже.) Кроме того, знают ли они, что живут в Бразилии или Венесуэле?
Итак, с достаточной степенью уверенности мы можем сказать: перед нами индейцы Амазонии, снятые во время праздника.
Вообще вопрос о том, сколько сейчас сохранилось индейцев в сельве — тропических дебрях Южной Америки, — очень труден.
В сообщениях из Амазонии, когда разговор идет о населении, перечисляются люди («столько-то тысяч людей») и — отдельно — племена индейцев. Естественно, что никто не отрицает за индейцами права называться людьми, но в данном случае под «людьми» имеются в виду граждане той или иной страны, пришедшие в сельву, чтобы осваивать ее: рыбаки, рабочие, охотники.
Когда пришло время освоения сельвы в государственном масштабе, против леса двинули мощную технику: тракторы, бульдозеры, экскаваторы. Ухватившие выгодные подряды компании усовершенствовали свое оружие: в ход пошли дефолианты и напалм. Компания должна получить свое как можно быстрее и с возможно большей выгодой. Думать при этом о судьбе кучки жалких дикарей пришельцы не будут...
Индейцы сосчитаны на племена хотя бы потому, что численность их просто неизвестна. Хотя бы потому, что они всячески избегают контактов с представителями власти. Это им, естественно, не всегда удается, но, во всяком случае, индейцы делают для этого все возможное. Даже если представитель власти — это врач, который хочет проверить состояние здоровья и раздать медикаменты. Просто за многие века лесные жители привыкли к тому, что при любом из контактов они всегда остаются потерпевшей стороной.
В конце концов мы не можем даже точно сказать, что такое «племя». Это может быть и замкнутая этническая общность со своим, не похожим ни на какой другой, языком, со своим обликом и обычаями. Это может быть и часть какого-то большого объединения: все говорят на одном языке, возводят себя к общему предку, но у разных родов свои названия. Так вот, индейцев яномама называют в специальной литературе и племенем, и группой племен. Их роды — кохоротари, пешихера-кутери, шинахоротери и другие — могут враждовать друг с другом. И на вопрос: «Какого ты племени?» — ответят в зависимости от того, кто спросит: и яномама, и пешихераку-тери.
Есть и еще одна причина, по которой трудно узнать у лесного индейца его имя и название его племени. Считается, что чужак, если будет знать, как зовут человека и его народ, может причинить им зло.
И потому на вопрос: «Как тебя зовут?» индеец ответит: «Мой зовут Жозе Карлуш Карвальо» — по имени какого-нибудь гаримпейро-старателя, забредшего в свое время в лесные дебри. Случай с Жозе Карлушем нами не выдуман. Так, корреспондент журнала «Оризонти», добравшийся до затерянной в сельве индейской деревушки, был поражен тем, что у людей, явно не имевших контактов с цивилизацией, во-первых, португальские имена, а во-вторых, не столь имена, сколь одно имя, ибо Жозе Карлушем Карвальо звали всех мужчин, всех женщин и всех детей. Через год всех в деревне звали Афонсу Шмидт Перейра — так звали репортера. Впрочем, некоторые женщины носили имя Нелсон Бранку, являясь тем самым тезками фотографа, сопровождавшего Шмидта.
Когда в разговорной речи употребляют слово «трибу» — «племя», это может означать и деревню, и род. Это может быть несколько десятков тысяч человек, и просто — несколько десятков.
Но разве в этом дело?
Каждый народ, каждая человеческая общность уникальна и неповторима. Какими бы странными и отсталыми они ни казались людям, пришедшим из другого мира, — своими обычаями, представлениями, раскраской, одеждой (или отсутствием ее), — не следует забывать, что люди эти освоили чуть ли не самые негостеприимные и трудные для жизни места на нашей планете — влажный тропический лес.
Л. Мартынов
Д. Давков. Обида
Как мы сообщали, редколлегия журнала «Вокруг света» проводит конкурс короткого фантастического рассказа. Участвовать в нем мы пригласили молодых литераторов, читателей. На конкурс уже поступили десятки произведений. Публикуем первый рассказ.
Они сидели на берегу океана. Была ночь, огромная луна задумчиво глядела на них сверху, а по лениво перекатывающимся волнам тянулась золотистая мерцающая дорожка. Они встречались уже несколько месяцев, но впервые — ночью. Она была очень занята в последние дни: рассчитывала маршрут межгалактической экспедиции к альфе Центавра, но все равно пришла. Ей казалось, что сегодня Он обязательно скажет ей что-то очень важное.
Сначала Он долго молчал, изредка поглядывая в ее сторону. Молчала и Она, боясь нарушить тот неуловимый контакт, который устанавливался между ними. Наконец Он заговорил. Она никогда не понимала его странную тягу к философии, а уж сейчас это было бы совсем некстати. Но Она знала, что ему нужен какой-то подход к основному разговору, и вежливо слушала его пылкую, взволнованную речь. Ее сердце замерло, когда Он от далеких светил перешел к Солнцу, а затем к Земле.
— Кто мы? — спрашивал Он. — Мы — разум Вселенной, но кто создал нас?.. Может быть, не тот, кто создал эти миры... Мы, например, создаем механизмы, чтобы они работали на нас. Наша цель — создать аппараты такие же совершенные и универсальные, как мы... Чтобы они были разумны, подобно нам... А они, само собой разумеется, должны создавать другие машины, так сказать, свое потомство...
Она вздрогнула и почувствовала, как где-то внутри поднимается большое и теплое чувство.
— Мы стремимся воссоздать в них, — продолжал Он, не замечая ее состояния, — как бы самих себя... Но, совершенствуясь, их разум может воспротивиться... Где же выход? Значит, мы должны постоянно их контролировать, вносить поправки в их мышление...
— Я не понимаю... — с досадой перебила Она.
— Сейчас поймешь, — оживился Он. — Представь, что на нашей планете была однажды какая-то цивилизация... Непонятная для нас... духовная, что ли... Может, даже из совершенно другого состояния материи, и в один прекрасный день она исчезла...
— Куда? — вздохнула Она.
— Да никуда... Она, так же как и мы, создавала машины все совершеннее и совершеннее, пока те не превзошли их в мышлении и работоспособности...
