бродяга, то мастер по сапожному делу. Научились в лагерях да тюрьмах… Вот и латают обувку то себе, то старушкам. Так что заиметь шило дело простое. Тут важнее уметь его воткнуть.
– И Пыня это умеет… – в раздумье проговорил Гуров.
– А то! Как-никак – три ходки. И все за мокроту. Обязан уметь. Ну, а уж вызвать старушку на свидание, коль ты ее старый знакомец, отвести ее в укромное место, – старик указал рукой на тропинку и кустарник вокруг нее, – и ткнуть шилом – это дело простое.
– Как ты думаешь, за что он мог ее убить? – спросил Гуров у старика.
– Ну, – развел руками Тунгус, – уж этого я не знаю. Да и кто о том может знать, кроме самого душегуба? Да и он не всегда знает, вот ведь какое дело. Встречался я с такими. Ударит ему кровь в голову, вот и хватается за нож. А коль ухватился, то, значит, и бей. Иначе какой ты уркаган? Это как у зверя: оскалил зубы – значит, кусай. Иначе какой ты волк? А может, у них были какие-то давние счеты и он боялся разоблачения… Боялся умереть в тюрьме. Хотя какая разница, где умирать? Особенно если ты уркаган. Главное – как умереть.
– Как ты думаешь, вот если, к примеру, я возникну перед Пыней и дам понять, что подозреваю его в убийстве, он, случаем, не скроется?
– Как тебе сказать, чтобы не соврать, – не сразу ответил дед Тунгус. – Мыслю так: коль он способился на душегубство, то может скрыться. У волка и повадки волчьи. Так что ты его до поры до времени не касайся… Ну да решать тебе. Это ты опер, а не я. И других бродяг тоже не тревожь понапрасну. Может, они что-нибудь и знают, да только ведь все равно не скажут. Еще и Пыне помогут укрыться. Говорю же – кодекс.
– Ну, спасибо тебе, Василий Васильевич! От души! – поблагодарил Гуров. – И за совет твой насчет того, чтобы смотреть на мир человеческими глазами, и за помощь.
– Да чего там, – безучастно произнес старик. – Может, за такую мою помощь мне там и спишется пара грехов, – он указал пальцем на ночное небо. – Хорошо бы. А то ведь их много у меня, грехов-то. Вот мне и полегчает. Там-то у них, – он опять указал пальцем на небо, – должно быть, свой кодекс. Так я пойду. – Он прошел несколько шагов, но вдруг остановился, обернулся к Гурову, коротко рассмеялся и произнес: – Да, а стукачка-то своего убери от нас, начальник! Имею в виду охранника. Бестолковый он человечек, все у него на лбу читается. Так что не ровен час… Старички наши насчет этого дела строгие до беспощадности. Сам понимаешь – кодекс.
– Уберу, – рассмеялся в ответ Гуров. – Знаю, что толку с него ноль. Это я так, по своей бедности…
Старик ничего не сказал, повернулся и пошел в сторону дома престарелых. И скоро Гуров перестал его видеть.
– Наконец-то! – встретил Гурова Федор Ильич. – А то я, грешным делом, совсем уже отчаялся тебя увидеть. – Ну, думаю, пропал полковник навсегда. Похитили! Убили! Вот если бы ты не вернулся, я бы побежал тебя искать. С фонарем и громкими криками, как в лесу. Я уже и оделся ради такого случая, чтобы бежать на твои поиски. Что, все нормально?
– Даже более чем, – ответил Гуров.
– Значит, встреча состоялась?
– Да.
– И что?
Лев Иванович уселся в кресло, выдохнул и вкратце рассказал Федору Ильичу о результатах встречи.
– Понятно, – протянул Федор Ильич. – Житейская драма. А мы-то на эту тему почти и не думали.
– Ну, еще ничего не ясно, – возразил Гуров.
– Так-то оно так, – согласился Федор Ильич. – Но все же направление поиска обозначилось. И, по-моему, это очень многообещающее направление.
– По-моему, тоже, – согласился Гуров.
– И что же будем делать?
– Спать, – сказал Лев Иванович. – А делать – завтра.
Глава 17
Утром, проснувшись, Гуров первым делом позвонил Станиславу Крячко.
– Выспался? – спросил он.
– С тобой, пожалуй, выспишься, – пробурчал Стас. – Случая такого не помню, чтобы ты дал мне выспаться.
– И сейчас не дам, – пообещал Лев Иванович.
– С тебя станется.
– Правильно мыслишь. Давай-ка собирайся и мигом к нам. Пока нас не уволокли на процедуры. Не забывай, мы народ болящий.
– Интересно знать, что же такого случилось за минувшую ночь? – ехидным тоном спросил Крячко. – А ведь случилось, чувствую!
– Можно сказать, перст судьбы, – туманно объяснил Гуров.
– Как интересно. А если чуточку подробнее?
– А вот прибудешь, тогда и узнаешь подробности, – пообещал Лев Иванович.
Крячко появился в санатории через полчаса.
– И что? – спросил он, влетая в комнату, огляделся и выдохнул: – Уф-ф-ф! По крайней мере, вы оба целы. Это уже обнадеживает. А то мало ли что вы могли натворить за ночь, тем более без меня. Давайте выкладывайте.
Гуров образно и емко рассказал Станиславу о ночном разговоре с дедом Тунгусом.
– Та-а-ак, – протянул Крячко. – И эдак. Слушай, а он, случайно, не блефует, этот твой честный каторжанин?
– А какой ему смысл? – спросил Гуров.
– Да смыслов-то может быть великое множество. Например, чтобы нашими руками свести с этим Пыней какие-то свои счеты.
– Не думаю, – сказал Гуров. – Уж слишком мудрено. Счеты он мог свести и другим способом. Более простым. У этой публики таких способов не счесть. У них – кодекс. А тут дедушка Тунгус пошел на риск. Ведь ему и вправду несдобровать, если разбойное старичье узнает о контакте со мной. Это же по-ихнему – западло. Со всеми вытекающими последствиями. Так зачем бы он стал рисковать? А он рискнул. Так-то.
– Ох, не верю я в этих благородных разбойников и их кодексы! – вздохнул Крячко. – Показуха все это. Понты.
– Ну, не скажи, – не согласился Лев Иванович. – Сохранились еще осколки старого преступного мира.
– А вот интересно, что думают по этому поводу народные массы? – взглянул Крячко на Федора Ильича.
– Народные массы думают, что это очень перспективная версия. Тут главное, как к этому Пыне подобраться. Доказательств-то нет никаких, – сказал Федор Ильич.
– Я всегда с уважением относился к здравомыслию народных масс! – с воодушевлением произнес Крячко. – Вот и сейчас я в этом лишний раз убедился. Потому что я мыслю точно так же. А я, как известно, мыслю исключительно здравомысленно. Извиняюсь за невольный каламбур.
Тут за дверью раздались звуки, означающие, что наступила пора завтрака. А после завтрака, в соответствии с распорядком, предполагались лечебные процедуры.
– Мы на два часа исчезаем, – сказал Гуров, обращаясь к Крячко. – А ты оставайся со своим хваленым здравомыслием и подумай, как нам подступиться к старому пирату
