длинной морде. Пары на теле собаки складывались в мощные мускулы. Во рту торчали острые синие клыки. Это была не душа человека в теле зверя, а фантом – порабощенный призрак животного.
Сизин не видела фантомов уже более десяти лет, с тех пор как уже более десяти лет назад император купил Сизин голубую сойку, которая становилась белой, когда пела. Однако она пела слишком громко и слишком часто, и император приказал отправить ее обратно. Если Сизин не изменяла память, из-за этого она заплакала, и тогда отец еще больше разозлился.
Для порабощения тени животного требовались огромные усилия – и еще труднее было поработить зверя или птицу в стабильном состоянии. Данный метод работал только с умными или большими животными, уже привыкшими к человеку, а вот поработить диких никому не удавалось, хотя многие и пытались. Пятьсот лет назад фантомы были в моде, однако их популярность быстро сошла на нет – после пары историй о том, как фантомы нападали на своих хозяев. Фантомы были непредсказуемыми – в основном потому, что им было сложно примириться с мыслью о том, что они находятся в призрачном теле, а напуганные мертвые звери могли быть такими же опасными, как и живые, если не больше. С тех пор никситы утратили искусство порабощения животных, так же как способы помещать души людей в животных и в предметы.
Как бы ни завораживал фантом, не он привлек внимание Сизин. Ее заинтересовали две тени в алых одеждах.
Сизин не нуждалась в дополнительных причинах, чтобы ненавидеть Культ Сеша, но это была привычка наполненного ненавистью ума – искать все новые причины для ненависти, пусть даже банальные. Вот почему стойкие предубеждения не исчезали даже после многих лет. Она не хотела, чтобы ее ненависть умерла. Это чувство было столь же мощным, как и Небесная Игла.
Она наблюдала за этими фигурами, пока ее носилки не свернули за угол. Глядя прямо вперед, Сизин механически махала рукой, а ее мозг тем временем обдумывал варианты, в которых Бун мог оказаться вместе с двумя членами Культа, и притом так близко к центральным кварталам. С тех пор как Культ изгнали, Сизин лишь изредка замечала алое одеяние в узких проемах между высокими башнями. Обычно приверженцы Культа прославляли Сеша на перекрестке, встав на ящик. В таких случаях Сизин всегда приказывала охране прогнать их.
За двадцать лет ее отвращение к Культу ничуть не притупилось. Она своими собственными глазами наблюдала за тем, как они обманом пробрались в Иглу, потом в Небесный двор, а затем втерлись в доверие к ее деду. И все это время нагло называли себя «церковью». Глупость и алчность Милизана стоили ему жизни, и его убил не кто-нибудь, а его собственный сын. Ее отец. В тот день, когда ее отец сел на бирюзовый трон, размазав по нему кровь, Сизин получила ценный урок: не доверяй никому, даже родным.
Ей даже захотелось развернуть носилки и приказать солдатам захватить здание и выставить членов Культа на улицу, покарать их в назидание остальным. Она бы плевала на них, она показала бы толпе, как яростно королевская семья все еще ненавидит Культ и насколько городу неинтересны их разговоры о мертвых богах. Возможно, именно взгляд Итейна остановил ее. Он по-прежнему был устремлен на нее, но его глаза теперь блестели по-другому. «Не надо», – умоляли они.
Сизин почувствовала, как накренились носилки: ее слуги начали взбираться на небольшой холм, на котором построена Небесная Игла. Именно в этот миг Итейн спрыгнул с носилок и пошел вперед. Час спустя, когда Сизин вышла из лифта на верхнем этаже Иглы, она обнаружила, что Итейн стоит у входа в ее покои, опустив голову.
Хмыкнув, Сизин решительным шагом двинулась на балкон. Ей нужно посмотреть на город с высоты, а не ползать по его грязным улицам, наполненным кретинами и предателями. Да, возможно, это мелко, но для чего строят башни, если не для того, чтобы ощутить свое превосходство?
Ветер яростно задергал ее за черные косы. Сизин почувствовала, что Итейн подошел к ней. Его холод ощущался даже сквозь порывы ветра.
– Почему? – спросила она.
– Что «почему», Ваша лучезарность?
– Почему Бун стоял вместе с двумя тенями из Культа? Да еще и с просвещенными сестрами! Я видела их только в детстве, но до сих пор их помню: они возглавляют этот отвратительный орден! Их легко отличить. – Серебристые веревки, опоясывающие алую одежду. Головы лысые, словно яйца. Надменные взгляды, которые могут быть только у тех, кто мертв уже несколько веков. – Ну давай, скажи мне, что я не права!
Итейн встал рядом с ней и положил руки на перила.
– Не могу. Но откуда мне знать, какие дела ведет с ними Бун?
Он не спорил, а говорил уважительно, чем разозлил ее еще больше.
– Потому что ты сам был в этом Культе, – сказала Сизин совсем не так спокойно, как он. – Ты знаешь, как они мыслят, какие коварные идеи крутятся в их зловонных мозгах!
– Когда-то, возможно, я это знал, но с членами культа я не общаюсь с тех пор, как умер ваш дед – если не считать того громадного призрака, который принадлежит Темсе.
– Не смей произносить его имя как ни в чем не бывало! Я еще не простила тебя за то, что ты навел нашего новоиспеченного тора на пропавшего замочного мастера. Такого приказа я тебе не давала.
Итейн наклонил голову.
– Как я уже сказал, Ваша грандиозность, мне казалось, что именно у Темсы больше шансов найти нашего мастера. А затем, когда настанет подходящий момент, мы заберем его у Темсы и вернемся к нашему первоначальному…
– Забудь про замочного мастера! – крикнула Сизин ему в лицо. – Разве ты не понял, что убежище может открыть только император? Этот план с самого начала был рискованным, и я не стану терять время на поиски Келтро Базальта, пока Бун и Культ Сеша плетут интриги у меня за спиной! – Она сделала глубокий вдох и почувствовала, что ее щеки горят не только от солнечных лучей. – Ты зарвался, полужизнь. Ты принимаешь решения по вопросам, которые тебя не касаются. Ты считаешь себя вправе отвергать мои планы! Ты не посмеешь обращаться со мной так же, как с моей матерью. Ты перешел черту, и я этого так не оставлю!
– Снова пытка молчанием, принцесса? – спросил призрак, глядя в пол.
– Работа! – завизжала Сизин. – Великое множество работы по дому! Для начала проведи уборку на Небесном дворе – до начала завтрашнего заседания. И под «проведи уборку», Итейн, я имею в виду «уберись во всем зале». Лично. Ни одного слуги-призрака в твоем распоряжении не будет.
Итейн ничего не ответил – и правильно сделал: темное
