— Нет, благодарю вас. — Сергей отодвинул от себя статью и горестно подумал о том, что опять зашел в тупик. В этом кабинете ему больше нечего было делать…
Мария Николаевна, привстав со стула, сообщила:
— Вас разыскивает профессор Алябин… Только что прибегал…
Алябин переминался с ноги на ногу в коридоре, наэлектризованный, взъерошенный.
— Я нашел… но это такое, такое… нет, здесь говорить не могу… Пойдемте ко мне… И готовьтесь к потрясению…
Схватив Сергея за рукав, он потащил его в свой кабинет.
— Садитесь за мой стол. Сели?.. Теперь успокойтесь… Успокоились? Тогда слушайте.
Он сцепил крепко побелевшие пальцы рук, зашагал кругами, надсадно дыша, словно до этого бежал долго, до изнеможения. Потом резко остановился посреди кабинета, закрыл на несколько секунд глаза.
— Я тоже успокаиваюсь, успокаиваюсь, успокаиваюсь… — Дыхание его и в самом деле выровнялось, стало неслышным. — Начнем… Попробую популярно… Чтобы вы все поняли… Значит, так… В начале этого века многие астрономы, начиная, пожалуй, с американца Мелвина Слайфера, сделали открытия, которые бесспорно доказывали, что наша Вселенная имела четко обозначенное начало, то есть возникла в определенный момент времени… Постепенно сложилась солидная теория «Большого взрыва». Суть ее вот в чем. Двадцать миллиардов лет назад Вселенная была плотной массой с температурой в триллионы градусов. В какой-то миг ее поразил гигантской силы взрыв, он разорвал эту массу, и неведомое число галактик с огромной скоростью помчались друг от друга… Сегодня астрономы являются свидетелями уникального движения разлетающихся в разные стороны галактик…
Эти удивительные открытия, заметьте, как бы подтверждают библейские версии сотворения мира: цепь событий, ведущих к появлению человека, началась внезапно, в определенное мгновение, вспышкой энергии и света… Ученые поневоле вспомнили ветхозаветный апокриф, где говорилось о том, что всемогущая рука создала мир из бесформенной материи.
Чуть позже, кажется, в 1916 году, Альберт Эйнштейн опубликовал свои знаменитые уравнения теории относительности. Они, вы, конечно, знаете, вызвали бурное оживление в рядах атеистов. Наша пресса тогда ликовала — наконец-то окончательно посрамлены идеалистические и метафизические представления о пространстве и времени! По теории Эйнштейна у Вселенной не было начала, она существовала всегда…
Но многие ученые до сих пор не знают (это у нас тщательно скрывалось), что через полгода голландский астроном Биллем де Ситтер нашел новое решение уравнений Эйнштейна, которое предполагало расширяющуюся Вселенную, где галактики стремительно удаляются друг от друга… А наш российский академик Александр Фридман обнаружил у Эйнштейна ученическую ошибку. Он при решении алгебраической задачи допустил в известном смысле деление на ноль, что в математике запрещено.
Знаете, Эйнштейн долго возмущался, не хотел соглашаться с их вычислениями. Затеял даже переписку с де Ситтером, пытаясь отвергнуть идею расширяющейся Вселенной, главным образом, как вы теперь понимаете, из-за ее религиозной окраски.
Так кто же, догадайтесь, поставил точку в этом научном споре? Да, да, наш академик Климов. Он дал совершенно новое, оригинальное решение уравнений Эйнштейна. Оказалось, Эйнштейн и сам не заметил того, что его теория тоже предполагает разлетающуюся Вселенную… Свою позицию Климов очень кратко, я бы сказал, тезисно изложил в последнем номере «Вестника» Московского университета… Жаль, что ни Ситтер, ни Эйнштейн не дожили до наших дней. Мои коллеги утверждают, что никто из них не мог бы выдвинуть серьезных возражений против Климова. Его математические вычисления безупречны…
Алябин предупреждающе поднял руку, потом взмахнул ею, как бы отбрасывая все сказанное, и продолжил:
— Прелюдия закончена… Теперь самое чудовищное, самое непонятное…
Он схватил с подоконника и быстро раскрыл перед Сергеем два журнала. Знакомый польский со статьей «Ошибка Эйнштейна» и русский в желтоватой обложке. В нем статья была озаглавлена «Ошибка великого Эйнштейна».
Алябин снова заговорил, но теперь уже заговорщицки-тихо, подавленно:
— Смотрите и удивляйтесь… Внимательно смотрите… Польский журнал вышел в 1934 году, еще при жизни Эйнштейна, а «Вестник» Московского университета совсем свежий, этого года издания. Статья на польском языке подписана неведомым Петром Трубецким, на русском — известным академиком Климовым… Пробегите взглядом тексты статей… Сравните начало первого абзаца… Видите? Без словаря ясно: все совпадает… Текст идентичен… Что это такое?.. Наглый плагиат? Никто из нас не поверит… Крупный подлог?.. Грязная афера против академика Климова?.. Нечестивая шутка издателей «Вестника»?.. Что это такое? Объясните вы мне, Сергей Андреевич… Ну объясните…
Сергей и сам был озадачен… Но где-то в подсознании строго и холодно выстраивалась цепь событий.
Климов перевел статью польского ученого и опубликовал за своей подписью… Потом он как-то узнал, что Стельмах нашел этот польский журнал… Как избежать позорного скандала? Выход один…
Все вдруг открылось Сергею, все стало таким простым и очевидным, что никак, ну никак нельзя было сразу принять… Пакостно вторгся вопросик: а как же тогда пропавший климовский сундучок? Тут какое-то несоответствие… Нет, почему же… В нем мог храниться польский журнал… Впрочем, пропажа сундучка может быть и ловким трюком, придуманным академиком ради того, чтобы отвести от себя подозрение… Тут что-то складывается… Но ведь Климов во Вьетнаме… Правда, он мог в ту ночь… Нет, нет, нет! А Чугуев?..
Сергей поднял глаза на странно притихшего Алябина, спросил:
— Какие отношения были у Климова с Чугуевым?
Алябин выдохнул со стоном:
— О-ох! Неужели и вы думаете… Пожалуйста, прошу вас, не верьте своей расчетливой логике… Ни тот, ни другой поднять руку на человека не могли. — Последнюю фразу он произнес, чеканя каждое слово. — Да, Чугуев предан Климову, как собака. Это все знают… Мог стянуть у хозяина бумаги… Мог… Но… Избавь вас Бог от этих ложных посылок…
— Не буду, не буду спешить. Спасибо, — завершил разговор Сергей. Он встал из-за стола, сложил журналы.
— Можно, я «Вестник» возьму на время?
— Конечно…
— Еще одна просьба…
— Понимаю, понимаю, — опередил его Алябин. — Никому ничего не скажу… Да и говорить-то об этом я не решусь, если бы даже очень захотелось…
По дороге домой Сергей несколько раз пытался дозвониться Потапычу — телефон все время отвечал короткими гудками. Наконец, удалось пробиться. Потапыч слушал его внимательно, но в каждую паузу возбужденно вторгался: «Ну я ж говорил…», а на просьбу Сергея узнать, есть ли в издательстве «Вестника» оригинал статьи, подписанный академиком, ответил радостным вскриком: «Сделаем!», точно получил долгожданное разрешение на арест Климова.
21
Было уже темно. Старые, знакомые с детства и всегда почему-то сонные липы преданно жались к домашнему теплу освещенных окон. Из квартиры Климовых тоже пробивался сквозь их листву огромный вытянутый прямоугольник света, он падал на чахлый кустарник, сгрудившийся возле стены, на бугристую асфальтовую дорожку и самодельный стол с четырьмя вечными доминошниками.
Сергея охватило щемящее чувство одиночества. Вспомнилась та девушка, что встретилась в вагоне электрички, своенравная, непонятная, совсем не похожая на других, но удивительно близкая и желанная. Впервые с горечью ощутил он, как вынужденно и обреченно идет в свою пустынную неухоженную квартиру, как не хочется ужинать одному.
Он ступил на цементный порожек у входа, и тут что-то глухо загрохотало вверху, над козырьком подъезда. Поднял голову, но не увидел, а скорее почувствовал большое, темное, летящее вниз… Едва успел отклонить голову, как жаркая боль впилась в левое плечо, зажгла все тело… Яркая молния, вспыхнувшая перед глазами, ослепила его. Под тяжестью нестерпимо палящего жара сгибались колени, но он держался за ручку открытой двери, мучительно напрягаясь, стоял, боялся упасть…
Кто-то обхватил его за талию. Издалека донеслись голоса:
— Булыжник свалили на него…
— Ты как, идти можешь?..
— Это Ильин из четвертой квартиры…
— Бегите, надо поймать…
Он хотел сказать им… Но ватные губы не повиновались, гортань сковала цепкая судорога… На какое-то мгновение всколыхнулась злость, свирепая, лютая, она помогла ему распрямиться, выкрикнуть:
— Не выпускайте… никого… телефон…
Его несли по лестнице, а он всем телом, как открытой раной, чувствовал неловкие прикосновения рук. Сжимал зубы, чтобы не застонать, не выдать своей слабости…
Дверь квартиры Климовых отворилась, показалось встревоженное лицо Глафиры Николаевны. Увидев Сергея, она громко ахнула:
