— Я не помню, вроде была с собой… — оказывается я был мастер приврать!
Не знаю, куда бы меня завели пререкания, если бы девушка вовремя не встряла в мою полемику с законом:
— Ой, да не обращайте вы на него внимания! Вась, ты помолчи лучше! Ладно? — и пока я соображал кто из нас троих Вася, она самым извиняющимся тоном заклянчила. — Товарищ лейтенант, это мой брат, Василий Михайлович с той же фамилией что и у меня. Но он… — и девушка перешла на доверительный полушепот. — Немного того, больной на голову. Сколько не следи, все одно, то паспорт потеряет, то сам куда-нибудь потеряется…
Я сначала с недоумением, а потом с некоторой грустью, смотрел, как эта девушка не растерялась и вытаскивает меня из какой-то проблемной ситуации, сама не представляя, насколько она близка от истины — я действительно был полоумным, и даже с чего-то немного почувствовал себя ее братом. Да если честно, чем дальше мы беседовали, тем больше мне нравился и патрульный. Мне почему-то было его жалко — мыкается тут, пытается хоть какой-то порядок содержать, а как его тут содержать, если вокруг столько жулья и бандитов? Самому бы выжить. Я-то прекрасно это ощущал.
Самое интересное, что и милиционер, постепенно снизил обороты и под конец совсем мягким тоном порекомендовал:
— Вы побыстрее до дома добирайтесь, а то без документов недолго и в отделение угодить!
На что я, совсем расчувствовавшись, сказал:
— А хотите я Вам прямо отсюда все жулье, какое тут видно, покажу? — не знаю, с чего на меня нашла такая уверенность, но незамутненная сознанием голова сама готова была работать на одних инстинктах.
— Ты что, серьезно, экстрасенс какой что ли? — рассмеялся патрульный, и его лицо окончательно превратилось из тупо-государственного подобия бляхи, висящей на его же форме, в милую, немного курносую физиономию деревенского парня.
— А что, не веришь? Смотри! — я уже сам завелся и с азартом стал внимательно осматривать площадь. Надо же, все подозрительные типы были на изрядной дистанции от нас, но мне было почти все равно, лишь бы только человек попал в поле моего внимания. Так что я стал перечислять. — Вон там парень в синей куртке — чего-то явно жулит. Без насилия, но то ли обманывает народ, то ли еще что.
— Так это ж Клизма, паршивец, опять валюту меняет! Ладно, что еще? — уже заинтересовался патрульный.
— А там вообще не пойму, какой-то мрак, — мне стало как-то нехорошо. — Не могу объяснить. Вот тот тип в темной рубахе. Вроде как и что-то очень нужное продает, но это все равно что смерть в фантик заворачивать…
— Ах, мать твою, — воскликнул патрульный. — Это ж…
Больше я ничего не узнал, так как милиционер, посуровев лицом, буквально кинулся в ту сторону. Я непонимающе пожал плечами, как бы спрашивая у девушки, что произошло. Та уже совсем успокоившись, снова мне улыбнулась и сказала:
— Не знаю, что ты тут проделал, но постового заслал куда подальше, Вася!
— А откуда ты узнала, как меня зовут? — удивился я еще больше.
— А что и правда, Вася?
— Я раньше думал Женя, но если ты знаешь наверняка, то… — договорить свою мысль я не смог, так как вызвал у девушки чуть не истерический смех. Ничего не понимаю — ну что тут смешного, если человек не помнит своего имени?
— Слушай, ты и в самом деле или блаженный, или прикидываешься! Я готова и в самом деле поверить, что ты мне приходишься придурковатым братом.
— Почему бы и нет? — я философски улыбнулся.
Я бы может и обиделся, если бы точно знал, что или кто такой блаженный. Ну а против того чтобы приходиться хоть кому-нибудь братом, пусть даже и не совсем умственно полноценным, я вообще не собирался возражать. Тем более что, мне что-то подсказывало: это недалеко от истины.
— Ладно, до электрички еще полчаса, составишь мне компанию — зайдем в закусочную?
— Но ты же видела у меня нет этих… денег. А без них почему-то никто ничего не хочет давать, — в моей голове всплывали неясные образы разноцветных бумажек с картинками. Их почему-то все время меняли на все что угодно.
— Да ладно тебе! Ты мне зарплату сохранил! Заодно еще и поохраняешь меня немного, а то я побаиваюсь, что эти типы вернутся.
— Я тоже боюсь этих, в фуражках… ментов, — сознался я и снова заслужил снисходительную улыбку.
А потом мы, как сбежавшие с занятий ученики (по определению моей новой знакомой), упивались колой и отъедались какими-то ливерными пирожками, о содержании которых было лучше не задумываться. Это тоже сказала девушка, так как я и так ни о чем не задумывался. Мне с ней было легко и просто. Мы болтали о каких-то ее маленьких радостях и больших проблемах. Но у кого же вокруг (кроме меня, конечно) не было проблем? Она тоже пыталась интересоваться моей жизнью, впрочем как и я. Если бы еще хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь нам разъяснил по этому поводу, но увы!
В результате, ко времени ее электрички она была озабочена моей судьбой гораздо больше чем я сам. Мне даже пришлось чуть не силком пихать ее на перрон. На полпути она что-то совсем заупиралась, но я, не слушая, буквально тащил ее к электричке. И только когда она уже заорала на меня:
— Идиот! Куда ты меня тащишь?! — до меня дошло, что я чуть не усадил ее не на тот поезд.
Мне стало страшно стыдно и обидно, что это она совсем даже не со мной хотела остаться. Видимо прочитав все мои детские переживания на физиономии, она усмехнулась и совершила невероятный поступок: слегка приобняв, чмокнула меня в щеку. Потом махнула еще раз на прощание и растворилась в круговороте пассажиров. А я продолжал стоять почти в том же месте что и сорок минут тому назад, только теперь я был переполнен новыми переживаниями, ощущениями и жизненным опытом.
Строго следуя указаниям этого опыта, я побыстрее смылся из этой вокзальной суеты и пошел по улицам, держа прежний курс: куда глаза глядят. Внутри меня было по-прежнему легкое и приятное настроение, немножко подкисленное, как хороший чай лимоном, расставанием с хорошим человеком. Но я знал, что я встречу еще много хороших людей — их было полно вокруг. А как отличать плохих от хороших я знал, вернее не знал, а просто чувствовал, и наверно, именно поэтому мне было так легко на душе.
Вокруг жил своей кипучей жизнью огромный город. Я брел по тротуару и почти не смотрел по сторонам. Мне не нужно было смотреть, я чувствовал город, ощущал это невероятное, просто бесконечное множество судеб, желаний и переживаний, скользившее мимо меня. Каждый из этих людей представлял в себе Вселенную, замкнутую на себя, переживая все окружающее в соответствии с собственными представлениями, опытом и мировоззрением. Им было очень трудно увидеть окружающий мир и понять других людей. У них элементарно не хватало на это времени.
А я был лишен всего этого внутреннего мира и поэтому был свободен. Ну может, не совсем — какое-то очень ясное отношение к плохому и хорошему у меня было. Я чувствовал, как какой-нибудь прохожий несет в себе многотонный груз власти, зачастую сам погребенный этой властью своих капризов, самовлюбленности и презрения к другим. А другой человек мог быть почти таким же легким, как и я сейчас, настолько его внутренний мир был открыт для любви и сочувствия.
Я шел, не замечая высоких домов, памятников, реклам, не обращая внимания на то, что я выгляжу, мягко говоря, не так как остальные люди. Я прислушивался к своим ощущениям: местами мне было легче, местами почти невыносимо тяжело, но в среднем на плечах лежало давящее ощущение огромного мегаполиса. Я чувствовал, что я почти один на один против этой насупившейся громадины — эдакий малюсенький Аника-воин размахивающий своей зубочисткой перед равнодушно-плотоядным монстром, который даже не обращает на меня внимания ввиду моих микроскопических размеров. Или обращает? У меня появилось чувство, что я близок к какой-то важной догадке, но вот какой — это была проблема. Пока я напрягался, отгадка вильнула хвостом и испарилась, а вместо нее из меня начала проситься наружу недавно выпитая кола…
«Ой-ой-ой!» — прозвенела в моей пустой голове паническая мысль и я, зажмурив веки, попытался вспомнить, как решить столь насущную проблему в большом городе. Перед глазами встали две огромные, просто эпические буквы: М и Ж. Мозги явно пытались что-то мне подсказать, но вот значения этих букв я не помнил. Ну ладно Ж — Женя, жо…а наконец, но что такое М? Нет, так я ни до чего не успею додуматься! Я панически стал озираться по сторонам. Я был на небольшой и довольно угрюмой улочке, зажатой тяжелыми громадами старых каменных домов. Увидев напротив пустырь с какими-то гаражами, я завернул туда. Дальнейшее поведение мне подсказал нос, учуявший по запаху, где народ в большом городе мог найти решение такой проблемы. Заскочив в щель между гаражом и какой-то мусоркой, я удачно освободился от мучавшего избытка жидкости и расслабленно подумал о лучшей половине человечества: «А что им-то делать в таком экстренном случае?» Пока я так глубоко сочувствовал сестрам нашим, одна из таких лучших половин, правда весьма преклонного возраста, выскочила из подъезда и напустилась на меня:
