— Слушай, Михалыч! Чует мое сердце, тут какая-то подстава. Знаешь что, давай-ка мы этот пакетик куда-нибудь спрячем, а ты возьмешь похожий с любой ерундой внутри.
— Куклу предлагаешь сделать?
— Можно и куклу туда засунуть, только зачем? — не понял я идеи.
— Да это так пустышку называют, — объяснил мне Михалыч, а я задумался, почему соску надо называть куклой и потом давать взрослым дядям в конверте. Но он не дал мне додумать и сказал. — А давай! Если все в порядке, то я потом настоящий пакет им передам.
— Я бы от него избавился как можно быстрее, но тебе видней.
— Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Ведь понятно: мною, как метлой, следы заметают. Хорошо, если здесь еще просто деньги…
— Нет, не деньги. Здесь яд, сладкий такой, или приятный, затрудняюсь сказать… — определил я содержимое, сверяясь со своими привокзальными ощущениями.
— Ясно, — совсем поникнув головою, проговорил Михалыч. — Я все не хотел думать, а теперь, что ты наделал? Я же не смогу эту смерть раздавать больше.
— И не надо. Ты сейчас эту куклу в конверте неси, а я за тобой послежу, — не зная сам почему, я ясно почувствовал свою ответственность за этого человека. Вот только как ему выкрутиться из этой тяжелой жизненной ситуации, я пока не представлял. Одно было ясно: чтобы разобраться в своих «чувствах», нужно было проиграть эту ситуацию до конца.
Спустя час мы шли почти в той же диспозиции, только в совсем другой части города. Я опять совсем не смотрел по сторонам — я «прощупывал» окружающее пространство на предмет «нравится — не нравится». Наконец, впереди появилась умеренно заинтересованная цель путешествия Михалыча. Я уже подумал, что наверно зря мы с этой куклой придумали, как заметил сбоку все ту же затаившуюся змею. Она тут же кинулась к месту встречи, фоня хищным и властным желанием напасть на встретившихся людей, причем, нападавших было двое.
Я, понимая, что не успеваю, кинулся к Михалычу и увидел, как к нему и какому-то парню подлетают два по штатски одетых, но явно облеченных властью типа. В принципе я ничего не имел против них — они делали свою работу. Того типа, с которым встретился Михалыч тоже не было жалко, но вот старика я не собирался никому отдавать.
Пока я несся к месту стычки, события не стояли на месте. Парень побежал и один из нападающих кинулся за ним. Другой же схватил деда за руку, а другой умудрился подхватить упавший конверт с асфальта. Я, поняв, что следующими я увижу наручники на руках деда, кинулся к мужику и двинул его куда-то в живот, видимо попав в какую-то там точку, так как тот начал сгибаться, как складной метр. Я же в это мгновение просчитывал ситуацию, ощутив интерес к машине за углом и ключи в кармане у нападавшего. Спустя секунду я гнал Михалыча за угол дома, держа ключи в руках и чувствуя спиной, как второй чекист пытается достать пистолет. Но он не успевал, так как второй рукой держал пытавшегося сбежать парня.
Спустя еще десять секунд мы уже рулили по улице. Михалыч только пилькал глазами, не успевая за событиями. Я же продолжал играть на опережение, загривком чувствуя общую тревогу, которую собирался запустить очухивающийся вояка.
«Вот то, что нужно!» — подумал я, увидев знакомую букву М, и довольно вспомнил: «А я еще гадал, что она может значить!»
— Михалыч, ты знаешь, как того зверя под землей деньгами успокаивать? — спросил я, подруливая прямо к площади перед воротами, ведущими под землю.
— Это ты про метро? — опешив, переспросил старик. — Конечно, знаю!
— Тогда вперед!
Я не знал, что мне предстоит. Я думал, что мы пройдем эти зубы и, слившись с толпой, пойдем куда-то дальше. Туда, откуда они все потом возвращаются. Но все оказалось гораздо кудрявее. Эта жуткая дорога в преисподнюю… но Михалыч шел туда, как к себе домой. Это успокаивало. Следующим испытанием оказался страшный визг и грохот из черного туннеля, оказавшийся электричкой, закопанной на страшную глубину. И после всего этого мне пришлось еще и заходить внутрь вагона, а поезд помчал меня по глубинам ада. Но, глядя на сонно скучающих людей вокруг, я понимал, что это просто что-то не в порядке с моей головой, а это уже новостью для меня не являлось, и мне оставалось только успокоиться.
Не знаю, что из всех этих переживаний больше на меня подействовало, но зависнув на поручне рядом с Михалычем, я впал в странный транс. Мне привиделось, что я плыл маленькой искрой в огромной паутине перекрещивающихся нитей или туннелей, а рядом была похожая звездочка Михалыча. В какой-то момент я почувствовал такой же, но очень слабый сигнал немного в стороне от одной из нитей. Мои не обремененные памятью чувства начали все больше крутиться вокруг этого сигнала, пока я, наконец не понял — это единственный близкий старику человек, скорее всего его дочь! Открыв глаза, я увидел схему паутины перед глазами.
— Вот она! — я с торжеством ткнул пальцем в схему.
— Кто она? — с надеждой спросил дед.
— Твоя дочь! Едем туда!
Михалыч и пытался бы сопротивляться, но делать ему было совершенно нечего, так что он только пожал плечами. Мне же не надо было больше никаких подсказок. Я просто закрывал глаза и сверялся с внутренней схемой, механически пересаживаясь с ветки на ветку метро и выйдя под конец на землю. Затем привел старика на остановку, дождался едущего туда, куда надо трамвая, и, проехав пяток остановок, вытащил своего компаньона на улицу.
— Вообще-то она должна работать, но почему-то сегодня дома, — объяснил я по пути ничего не понимающему старику. Не знаю, понял ли он хоть что-то, но послушно шел за мной. Вскоре мы стояли перед запертой подъездной дверью. Я подумал и предложил. — Можно позвонить к ней в квартиру, но она может и не узнать твоего голоса… Нет, лучше зайти в подъезд и позвонить прямо в дверь.
— Хорошо, подождем, пока кто-нибудь выйдет, — согласился Михалыч.
— Зачем? — не понял я и, не задумываясь, набрал код подъезда. Дверь послушно щелкнула и открылась. Дедовы глаза тоже щелкнули в немалом испуге. Кажется, до него начало потихоньку доходить, что я не шучу. Ну и пусть, надо доверять людям, правда, далеко не всем… но мне-то можно!
После того, как лифт поднял нас на нужный этаж, я подошел к двери, поставил Михалыча ровно перед глазком, а сам встал сбоку, чтобы меня не было видно.
— Улыбайся! — приказал я деду и нажал звонок, сам вслушиваясь в ощущения за дверью.
Да это она. Я послал ей все эмоции тепла, радости, сочувствия, приязни — все, на что был способен, и мои посылы сработали. Дверь раскрылась без замедления и из нее вышла приятной наружности женщина лет тридцати на вид. Ей было достаточно секунды для того, чтобы определить в заросшем щетиной старике своего еще не слишком пожилого отца. Спустя мгновение я был свидетелем бурной сцены обниманий, причитаний, всхлипываний, каких-то каяний и признаний, происходивших прямо в коридоре.
Поняв, что все удалось, я протянул руку к кнопке вызова лифта и незаметно нажал ее. Когда дверь открылась, я пулей в нее заскочил и сразу пустил его вниз. Вы спросите, чего это я удрал посреди всех этих празднований? Я вам отвечу — это не мой праздник. Все, что мне хотелось, я сделал и поимел от этого массу удовольствия. Дальше мое участие, может и было бы желательным, но уже далеко не обязательно. Ну, а если бы меня прельщали чужие харчи, я бы давно уже сидел на шее у той пенсионерки, которая сожгла страшильный крест и одела меня.
Это было не мое. Я уходил от этого дома, спиной чувствуя счастье двух встретившихся после долгой разлуки душ, и был сам от этого счастлив. А что еще для этого нужно? Ощущение свободы, твоей нужности людям, и никаких забот — вот и все!
Глава 7. В поисках себя
Я опять шел по огромному городу, только теперь не среди тяжеловесных каменных громад центра, а вдоль широкого проспекта одного из многочисленных спальных районов. Стандартные высотные коробки бесконечными рядами тянулись вдоль обеих сторон дороги. Было тепло, светило солнышко, город жил своей неугомонной жизнью, и я, завидев трамвайную остановку, вспомнил, что, кажется, отсюда мы с Михалычем и пожаловали в гости к его дочери. Разглядывая симпатичных девушек на остановке, я понял, что мой организм явно к ним не равнодушен, особенно к стройным ножкам, только слегка прикрытым коротенькими юбочками. Озадаченно следуя в направлении, куда смотрели мои глаза, я притопал прямо к девчонкам и, когда они стали заходить в подошедший трамвай, последовал за ними.
Я все пытался сообразить: и с чего это мне доставляет удовольствие прислушиваться к их легкому щебетанию и пересмешкам, как кто-то толкнул меня в плечо, и я услышал вопрос:
— Ваш билетик, пожалуйста!
Обернувшись, я непонимающе уставился на суровую, полноватую даму в униформе и с каким-то значком на ее обширной груди.
