— В полицейских расследованиях и делах такого рода, какими я занимаюсь, у меня есть совершенно особая теория; она не для всех, но мне она до сих нор помогала, и я ее придерживаюсь. Большинство моих коллег, как только справедливо подозревают кого-нибудь, сейчас же его хватают, помещают в тюрьму, расследуют его дело и готовы уже его осудить. Я не говорю, что такой способ действий не дает результатов, но достигается ли этим цель, которая поставлена, можно ли считать операцию законченной, если схватили лишь нескольких участников? Особенно, когда речь идет о таких сложных делах, как наши, участники которых лишь марионетки в руках господина… Господина неуловимого… или почти неуловимого. Да, я мог бы арестовать Бобинетту так же, как мы, вероятно, сейчас арестуем капрала Винсона, но дало бы это нам ключ к тайне? И не вернее ли мы доберемся до главного руководителя банды, если временно оставим на свободе его сообщников?..
Вдруг Жюв прервал речь: навстречу шел человек. Это был агент сыскной службы в Дьеппском комиссариате.
— Господина Анри просят к телефону, — сказал он.
Де Луберсак поспешил в полицейский участок, где его ждал разговор с Военным министерством. Один из его коллег сообщил, что капрал Винсон вместе со священником примерно час назад остановился у гаража в Руане.
Пока офицер узнавал эту подробность, Жюв получил в полицейском участке шифрованную телеграмму, подтверждавшую это сообщение, но, кроме того, информировавшую его, что эти туристы получили в гараже телеграмму…
На набережной Жюв сказал лейтенанту де Луберсаку:
— Надо быть еще внимательнее, наши жулики не замедлят приехать!
С наступлением сумерек ветер стал успокаиваться. Черная вода гавани отражала тусклый свет прожекторов, которые зажигали в порту.
Несмотря на то, что он был полностью поглощен служебными заботами, Анри де Луберсак уже долгое время с трудом удерживался от вопроса, вертевшегося у него на языке — вопроса интимного, который он хотел, но боялся задать Жюву. Офицер помнил, что во время встречи на берегу Сены Жюв обвинил Вильгельмину де Наарбовек в том, что она была любовницей капитана Брока. Теперь, когда он знал, что лже-Вагалам — это инспектор Жюв, слова его снова пришли ему на ум и особенно мучили его. Наконец, де Луберсак задал этот вопрос полицейскому.
Тот нахмурил брови и, казалось, смутился. Дело в том, что он вовсе не думал, будто Вильгельмина де Наарбовек была любовницей капитана Брока. Но он усматривал в жизни молодой девушки какую-то неразгаданную тайну и предчувствовал, что разгадка позволит ему, быть может, разъяснить некоторые еще темные для него вещи.
Действительно ли белокурую девушку, живущую у барона де Наарбовека, зовут Вильгельмина де Наарбовек?
Когда Жюв узнал, что девушка регулярно ходит молиться на могиле леди Белсам, знаменитой леди Белсам, любовницы неуловимого Фантомаса, он готов был себе сказать: «Нет, мадемуазель де Наарбовек не дочь богатого барона». Но кто же она тогда?
Жюв не хотел говорить этого офицеру, он решил поступить отчасти по Макиавелли: взволновать честную душу этого влюбленного, побудить его вызвать объяснение, заставить заговорить саму Вильгельмину, без сомнения, знающую, кто она на самом деле.
Итак, Жюв, без колебаний пренебрегая чувствами Анри де Луберсака, лицемерно сказал:
— Мне нелегко отвечать вам на этот вопрос, потому что я думаю, что, посещая дипломата на улице Фабер, вы встречаетесь у него с восхитительной девушкой, чье обаяние не оставило вас равнодушным. Вы прекрасно помните, что сказал вам Вагалам на берегу Сены. Сегодня вы говорите с тем же Вагаламом. И я, к сожалению, должен вам сказать, что каков бы ни был мой внешний облик, мои мысли меняются очень редко.
Офицер понял. Он побледнел, губы его дрожали, кулаки были сжаты. Удовлетворенный результатом, Жюв повторил знаменитый афоризм дона Базилио: «Клевещите, клевещите! Что-нибудь всегда останется!»
Наступила глубокая ночь. В маленьком портовом ресторанчике двое мужчин получили скромный обед. Беглецы, которых они ждали, несмотря на прогнозы, опаздывали, и настоящая тревога терзала полицейского и офицера.
След ли их был потерян или слежка разоблачена — все равно это ставило под угрозу запланированный арест.
Пока Луберсак оставался на посту, Жюв вернулся в полицейский участок. В момент, когда он вошел, зазвонил телефон. Дежурный передал Жюву трубку. Звонили из Руанского комиссариата.
Капрал и кюре поехали по дороге в Барантен, пообедали в отеле «Цветущий перекресток» и, по словам шофера, собирались провести там ночь. Завтра рано утром они прибудут в Дьепп…
Жюв сообщил это лейтенанту кирасиров, и они расстались, чтобы вернуться в свои отели и немного отдохнуть.
Однако Жюв не ушел из района набережной. Он устроился в будке таможенника и стоически приготовился провести там ночь, наедине со своими мыслями. Он хотел быть уверенным, что никто не сможет незаметно для него проникнуть на таинственную яхту. Поэтому-то решил не спать.
Не прошло и часа, как Жюв насторожился. Он услышал шум шагов по соседству с будкой. Полицейский вздрогнул. Что, если это капрал Винсон? Он еще раз прислушался; шаги приближались. Жюв неслышно покинул свое убежище, кто-то оказался перед ним и… двое мужчин, узнав друг друга, не могли не расхохотаться. Перед Жювом был лейтенант Анри де Луберсак, который, рассуждая так же, как полицейский, счел в высшей степени неблагоразумным снять наблюдение.
Жюв весело подытожил ситуацию:
— Ну, мой лейтенант, можно сказать, что и штатские, и военные в нашей с вами профессии живут всегда по законам войны!
Они философски закурили и, готовые провести бессонную ночь, стали прогуливаться взад и вперед.
Глава 22
ОНИ СБЕЖАЛИ!
В это время Фандор, обладавший редким даром справляться со своей усталостью, тоже бодрствовал.
Убежденный теперь, что лже-кюре намерен впутать его в опаснейшую авантюру, он решил не спать и не спал. Гости, приглашенные на свадьбу, топали до позднего часа, и журналист, слышавший каждый шаг в коридоре, все пьяные песни, которые горланили в столовой добрые нормандцы, поздравлял себя с этим шумом, мешавшим ему заснуть.
Но, в конце концов, и самые веселые из гостей улеглись, шум прекратился, а заря еще не занималась. Фандор неподвижно лежал в своей постели и, борясь со сном, продолжал размышлять. Он убеждал себя, что если сам не смыкает глаз, то и священник, его сосед по комнате, тоже не отдыхает. Если он, Фандор, не доверяет аббату, то ясно, что аббат не больше доверяет капралу Винсону.
Время тянулось бесконечно, между ударами стенных часов, казалось, проходили века, а утро все не наступало.
«Если бы мой кюре заснул, — думал Фандор, — я бы тут же сбежал: но я уверен, что у моего приятеля глаза открыты!»
Но все же пытке журналиста должен был прийти конец. Понемногу в комнату начал пробиваться через занавески неясный свет, на полу появились тени, запел петух, во дворе послышался голос конюха. Начинался день…
— Вы проснулись, капрал? — спросил, наконец, священник тихим голосом, с предупредительностью человека, опасающегося потревожить спящего.
— Совершенно, господин аббат. Как вы отдохнули?
— Спал крепким сном.
«Так я тебе и поверил!» — подумал Фандор, отвечая, в свою очередь:
— И я тоже. После такой усталости…
— Не встанете ли вы первым, капрал? Когда вы закончите свой туалет, я начну мой. И мы не стесним друг друга.
— Но, господин аббат, я не хочу заставлять вас ждать, вставайте сначала вы.
— Нет, нет! Без церемоний!
Фандор не настаивал. Он был вполне доволен предложением своего дорожного товарища. В два счета, так, как он привык в казарме, мнимый капрал Винсон был побрит, одет… готов.
— Дорогой аббат, — объявил он затем, — если вы не возражаете, я пойду проверю, встал ли шофер, и скажу ему, чтобы он готовил машину.
— Я хотел вас об этом просить, капрал.
Едва закрыв за собою дверь, Фандор иронически поклонился своему спутнику.
— Желаю всего наилучшего, — сказал он, — надеюсь, что теперь вы попадетесь на моем пути лишь тогда, когда Жюв будет наготове и предложит парочку заслуженных вами браслетов!
Журналист не собирался, конечно, будить шофера. Он вышел во двор и поздоровался с хозяином отеля.
— Мы очень хорошо провели ночь, — сказал он, — мои товарищи собираются, а я посмотрю, в порядке ли машина.
Фандор был опытным водителем, он прекрасно знал, как управлять автомобилем. Он не колебался. Накануне в Руане машина была полностью обеспечена бензином и водой, ему нужно было лишь включить мотор.
Молодой человек быстро проделал необходимые манипуляции, потом сказал смотревшему на него с любопытством хозяину:
— Если меня спросят, скажите, что я немного прокачусь по дороге и через три минуты вернусь.
