– Тогда какого хрена я тут мотаюсь из стороны в сторону?
– Я не знал… – Парень был готов расплакаться. – Я не знал, что он тебе так… дорог… Извини.
– Ладно. – Нельзя сказать, что Мартин особенно смягчился; от холода, что таился в его словах, замерзали стекла. – Шалтай, ты сделал, что я просил, спасибо. Я тебе благодарен… Теперь ты можешь идти.
– Я понял… Я уйду… – Шалтай мялся возле двери. – Скажи, а мы с тобой…
– У нас с тобой все уже кончено. И я думаю, что ты вполне способен это понять.
Хлопнула дверь. Мартин ушел в комнату. Я остался стоять возле двери.
Вот оно, оказывается, что… Меня спас бывший любовник Мартина. До сих пор любящий его… Неудивительно, что он не хотел со мной разговаривать.
– О! Аякс! Явился! – Тройка выглянул из кухни. – Ты Мартина видел? Он тут извелся весь. От окна не отходил. Ты чуешь?! – И он пошло мне подмигнул. – Нет, ты чуешь?! Надо его позвать… Мартин!!!
– Не надо. – Я втолкнул Тройку обратно в кухню. – Мы уже виделись. Ты мне лучше пожрать чего-нибудь дай. Вчера так и не поел толком.
– Да, кстати, – без перехода начал Тройка, подавая мне тарелку с мясом. – Ты куда делся вообще? Я тебе домой звонил-звонил… Трубку подняли, но это был явно не ты.
– Я из дома слинял. И от бабушки ушел, и от дедушки… Короче, я теперь безработный.
– Круто. А из дома чего ушел?
– Особисты нагрянули. Вот такая я персона… важная.
– Особисты? Приятно… А рванул ты куда?
– В Белое Море… Слушай, ты мне дашь поесть?! У меня был довольно трудный день.
– Ешь, ешь… Кто тебе мешает? А фонарь тебе в Белом Море такой повесили?
– Фонарь?
– Угу… – Тройка указал на мой правый глаз. – Очень даже приличный фонарь…
– Здорово. Это не в Белом… Это возле твоей старой квартиры. Три кибера навалились. Судя по всему, приятели того парня, в которого я бутылкой запустил в «Змеиной куче». Он меня, вероятно, еще и на митинге заметил. Скотина. – Глаз действительно побаливал.
– На митинге?.. А ты на митинге тоже того, бутылкой?
– Нет, там я просто шлялся…
– А что за митинг?
– Да так… Чистые. Эта шкура у них лидер, оказывается. Чуешь, чем пахнет?
– Горелым! – воскликнул Тройка и кинулся к плите.
На кухню вошел Мартин и тихо сел у моих ног. Обнял икру одной рукой и положил голову мне на колено. Он молчал, и я сквозь тонкую майку ощущал, как бьется его сердце. Быстро, сильно…
– Ты очень жестокий мальчик, Мартин, – сказал я тихо.
Мартин не ответил.
– Значит, так! – Тройка закончил возиться с плитой. – Тема такая, чуваки, есть план. Ты с нами?
Последнее адресовалось мне.
– С вами… Куда же я денусь. И так в дерьме по самые уши.
– Есть простой, но надежный план. Блин, вы так смотритесь, что я сейчас заплачу от умиления.
– План чего? – спросил я, игнорируя его последнюю реплику.
– План добывания Алмазных НЕРвов!
– У якудза? Простой и надежный?
– Да! – Тройка пришел в свое нормальное состояние и стал буен. – Будите Болтуна, буду излагать!
26. Константин Таманский.
Независимый журналист.
34 года
Пластический хирург оказался благообразным пожилым мужчиной с внешностью скульптора. Строго говоря, он и являлся в своем роде скульптором.
Двадцать первый век для медиков оказался неприбыльным. Даже Нобелевок по медицине в последнее время не вручали. Время гениальных хирургов прошло, потому что лазерный скальпель в руке робота никогда не дрожит. Время гениальных диагностов – и подавно, потому что японские мудрецы изобрели хитроумные шкафы, в которые достаточно на секунду залезть, чтобы узнать все свои хворобы. Лекарства от новых болезней, правда, кому-то приходилось создавать, но лавры доставались химикам, нежели медикам. Конечно, Кунико и Хирохиса свои премии за лекарство против рака получили, но на этом триумфы медицины закончились.
Вот и осталось прибежище талантам – пластика и другие мелочи.
– Валентин Александрович, – учтиво сказал Бакалавр, он же Лева Вальчиков. – Мы пришли к вам с миром. Поэтому не будем устраивать игру во врачебные тайны. Договорились?
– Договорились, – с сожалением кивнул хирург
– Тогда расскажите нам без обиняков и без утаек, кому вы сделали пластическую операцию… э-э… ровно двенадцать дней назад.
– Не думаю, что моя информация будет полной, – сказал хирург. – Человек мне не известный, обратился по объявлению в газете. Как сейчас помню, интересовался изменением формы носа. Я назначил прием, он пришел.
– Один? Он был один? – спросил я.
– Совершенно один, притом чего-то сильно боялся. Оглядывался. Спросил, выключен ли видеофон. Потом попросил изменить ему внешность. Знаете, он, по-моему, еще и наркоман. Причем очень и очень давний.
– Как он выглядел до операции? У вас явно остались файлы в компьютере, вы же моделировали форму лица и прочее… Не советую врать, Валентин Александрович.
Вальчиков говорил спокойно, но внушительно. А хирург явно почитывал криминальную хронику и знал, что ссориться с организованной преступностью не стоит. Поэтому он едва не прослезился, когда сообщил, что у него стоит программа уничтожения специально для таких случаев и клиент проследил, чтобы программа сработала.
– Были, были файлы, – бормотал хирург. – И до операции, и после, и промежуточные снимки… Все пропало.
– Не переживайте так, Валентин Александрович. – Вальчиков встал с модного алого табурета на гравиамортизаторе. – Где ваша техника?
В операционной, отделенной от зала пластиковой прозрачной перегородкой, уютно мигала огоньками тошибовская система «Зевс». Очень дорогая система, к тому же, насколько я понимал в подобной технике, индивидуальной сборки.
Вальчиков тоже поразился и похлопал хирурга по плечу:
– Да вы, Валентин Александрович, профессионал! Вон какую штуку забабахали! Показывайте, где у вас тут система уничтожения файлов. И запомните: ничто в этом мире не пропадает бесследно.
– «Ничто на земле не проходит бесследно, и юность ушедшая тоже бессмертна…» – пробормотал хирург философски.
– Это что? – осведомился я.
– Знаете, я филофонист. Собираю песни прошлого века… – застенчиво улыбнулся хирург.
Еще бы, с его-то доходами. И позапрошлого можно начать собирать, если не прикончат.
– Сколько вам заплатил клиент? – поинтересовался Вальчиков, который уже вовсю копался в мозгах «Зевса». На экране бежали разноцветные таблицы.
– Стандартные расценки. Никаких надбавок за секретность я не брал, – развел руками хирург. – Я, знаете, вообще не привык иметь дело с нелегальщиной… Боялся. И, как видите, не зря.
– Ну что вы, милейший. Никто вам ничего плохого не сделает. Переделывайте на здоровье носы, уши и прочие полезные органы. Тем более вот… Опа! Поймал я кое-что из уцелевшего. Посмотрите-ка, Валентин Атександрович, не эти файлы?
Я подошел к монитору вслед за врачом. Вальчиков гордо тыкал пальцем в список файлов.
– Неужели? – поразился хирург. – А меня уверяли…
– Это же техника, – укоризненно сказал Вальчиков. – Нельзя ей так безоглядно доверять. Вот, смотрите, face. fdf. ger – этот файл?
– Да.
– И соответственно facel. fdf. ger, face5. fdf. ger и face7. fdf. ger. Остальные подпорчены, не стоит пока с ними возиться. Если с этим все в порядке – вопрос решен. Ну, начнем, благословясь?
На экране появилась фотография болезненного вида человека лет тридцати с небольшим. Тип лица неуловимо напоминает восточный. Кореец или вьетнамец… Нельзя сказать, что он обладал какими-то особыми приметами. Белесые волосы и брови, высокий лоб, узкий тонкий нос, бесцветные губы… В глазах – испуг, заметный даже на снимке.
– Неприятное лицо, – заметил Вальчиков.
– А это уже промежуточная, – сказал хирург, когда снимок сменился другим. Здесь человек выглядел гораздо старше и еще более неприметно.
– Да вы мастер, – уважительно произнес Вальчиков, и я понял, что хирург попался. Скоро ли, нет ли, но шеповская команда приведет к нему кого-нибудь переделывать внешность. Вот тебе и никакой нелегальщины. Хотя черта с два он до сих пор делал все легально, небось не купил бы себе такой драндулет, как этот «Зевс», подтягивая задницы старушкам.
– А это предпоследняя, – сказал хирург. Последняя не очень сильно отличается, я только немного подправил уши.
Лысый, омерзительно лысый, ссохшийся, морщинистый, заплесневелый старикашка. Шедевр пластики. Таких старикашек возле каждой приличной помойки десятки, бренчат медалями и ищут остатки жратвы. Никто на них не смотрит, а если и обращает внимание, то лишь при надобности пнуть или оттолкнуть с дороги.
– Как его зовут?
– Никак. Ни имени, ни фамилии…
Хирург, судя по всему, и впрямь не знал имени. Да и с чего бы клиенту светиться? Я бы тоже не сказал.
– С вашего позволения, файлы я скопирую и параллельно уничтожу. Так… Так… И вот так. Теперь их действительно у вас нет, – сказал Вальчиков, убирая в карман чехольчик с кристаллом. – Засим позвольте откланяться, Валентин Александрович, и посоветую вам никому не распространяться относительно нашего визита. Договорились?
