Автор этих строк может по праву гордиться тем, что сумел кратко и точно отразить сущность дома, назвав это здание одним словом – солидное. В кратком описании помещений было сказано: в силу того, что нем долго никто не проживал, помещения этого загородного дома требуют внутри обновления. Но обновление произведено. А это значит, что тот кто-то приобрел тогда этот дом от прежних хозяев, по словам Иорданки – это сын доктора Иво Илиев, и произвел ремонт, так сказать, обновление. Следовательно, в вещах прежних хозяев есть смысл искать разгадку. Даритель – сам хозяин.
С этого мига мой интерес к истории этого дома и жившим здесь некогда людям не только не пропал, а еще больше возрос, просто за неимением времени «раскопки» надо было оставить на потом, а сейчас заняться поисками более свежих следов.
Теперь что касается английского профессора. Звучит почти как «английский пациент» из одноименного фильма, отмеченного Оскаром. Почему-то мне кажется, что профессором он может быть, но не английским, а из Англии. И я не удивлюсь, если он окажется выходцем из бывшего Советского Союза. Я продолжала читать дальше: в этой местности в продажу было выставлено несколько домов. Охотничий дом я на снимках не нашла, значит, не продается. А вот в деревне, на самой верхней улице, я приметила во время своей прогулки интересный узкий дом-башню, почти новый. Читаем: дом с прекрасным видом на лес и на горы. Дом расположен на склоне холма в центре деревни, где есть местный паб, магазин, аптека и пр. В этой деревне проживает английский профессор, который владеет недвижимостью в данном месте. Дался им этот профессор! Ну что еще можно пожелать для красивой жизни? А табачную лавка? Забыли? Интересно, а где здесь паб? Я даже рассмеялась. Предложить, что ли, Марко сходить вечерком в местный паб?
А вдруг мой неизвестный сейчас здесь и слышит, как я кружу по дому в поисках чего-то. Но нет. Я не чувствую чужого присутствия, тем более присутствия этого человека. Мне спокойно и комфортно. И пока я одна, тщательно рассматриваю все углы. О прежних хозяевах многое может рассказать чердак, чуланчики. И что я там обнаружила? Всякую всячину: пустые флакончики от антигистаминных препаратов, сложенных аккуратно в картонную коробку от зубной пасты, напомнившей мне о далеких годах детства, когда тюбик болгарской зубной пасты «Поморин» неизменно лежал у нас на стеклянной полке в ванной комнате. В ящиках из-под виски «Джонни Уокер», одной из самых известнейших марок виски вообще, были аккуратно сложены в целлофановых пакетах и свертках разнородные мелкие предметы. Скорее всего, они были сложены сюда в процессе опустошения полок и шкафов: все, что накопилось за долгие годы, подряд выгребалось из дальних углов ящиков письменного стола, шкафчиков ванной комнаты, кухни. Надо выбросить все эти сломанные щетки для волос, лезвия бритвы, огрызки карандашей, полузасохшие фломастеры, мелкие, пожелтевшие от времени неиспользованные почтовые конверты для писем.
Материальные вещи могли о многом мне рассказать. И в первую очередь о статусе живших здесь людей, их пристрастиях, привычках, достатке, вкусах. В комнатах, заставленных старинной мебелью, кроме старых ковриков и одеял больше ничего не было. В последней комнатке в конце коридора стояла старомодная детская кроватка из светлого дерева, на окне в стеклянной вазе – букетик высохших и выцветших фиалок. Эту комнату не обновляли. Но она была чистая и светлая. Желтые обои создавали обманчивый эффект освещенности помещения солнцем. Я с благоговением и осторожностью прикрыла дверь, хоть здесь никого и не было, но детская комната ведь.
Узор бумажных обложек обнаруженной мною в глубине кухонного шкафа общей тетради с датами высадки рассады помидоров и рецептами растворов для опрыскивания яблонь напомнил мне узор моего любимого в детстве платья. Моя бабушка сшила мне его за день из подаренного мне тетей на день рождения светло-серого, с синими крапинками незабудок батиста. Я открыла тетрадь на последней обложке. Из полустершихся слов я все же вычитала: Бумажный комбинат имени… не разобрать, 1963 год, 48 страниц.
От кожаного дивана в кабинете я вновь ощутила запах необычного парфюма. Это его запах. Я, не зная даже, кто он, бесконечно соскучилась по нему, по приключениям, по тем сильным ощущениям, пусть даже страха, которые он умел во мне вызывать. Я жаждала встречи, даже если она меня напугает. «Неужели, – думала я, глядя на пламя свечи, – даже через столько лет мне так и не удастся узнать, с кем я играла в эту головокружительную игру чувств и ощущений?»
В первые дни своего пребывания здесь я специально уходила подальше от дома, в случае, если он был где-то поблизости, давая ему возможность посетить дом в мое отсутствие. Но уже заходя в дом, я чувствовала, что его не было здесь. В нашей таллиннской квартире он намеренно оставлял какой-то след о себе: окурок в пепельнице, которой уже давно никто не пользовался, открытый дневник или книгу, заложенную старой шариковой ручкой, чтобы сразу заметили. И конечно же, шлейф знакомого уже аромата духов. И теперь здесь, каждый раз возвращаясь из деревни ли, с прогулки к водопаду или охотничьему дому, я старательно рассматривала каждую мелочь, искала знаки его присутствия, крошки, окурки, запахи. Но ничего в доме за время моего отсутствия не менялось. Я слегка припорашивала каменные плиты и ступеньки снегом, чтобы увидеть, не было ли еще чьих-то следов, кроме моих. Один раз мне показалось, и я уже чуть было не закричала от радости… но то были отпечатки зимних ботинок Марко.
Может, стоит не торопить события. Честно говоря, я не знаю, чего ожидать, но явно заняла или просто вынуждена занять выжидательную позицию. Окажется она выигрышной или проигрышной – неизвестно. Я просто поставлена в такое положение. То, что сейчас со мной происходит, – это переосмысление всего предыдущего. Но вопросы быта тоже актуальны, особенно в такой экстремальной ситуации:
«Где взять воду, – думала я, – если эта кончится?» Во дворе я видела кран с длинным каменным корытом. Вода из источника может замерзнуть? Не у кого спросить. А ведь мне было бы интересно также узнать, чем занимают себя долгими вечерами здесь иностранцы. Играют в покер? Вяжут носки? «Ах, да, сидят в пабе», – подумала я, и сразу стало веселей.
Одевшись потеплее, я снова вышла на улицу и, борясь с ветром, убрала снег перед входом. Глядя на свой дом со стороны, я поняла: именно слово «солидный» подходило к этому надежному на вид, добротному и в архитектурном отношении совершенно отличному от типичных для данной местности строений. Местный колорит придавали ему лишь высокая каменная ограда с нишами для вазонов и черепичный карниз над ним. Дом действительно выглядел здорово. Это городской дом. Это архитектура середины девятнадцатого столетия. Может быть, дом построен и позже, но архитектурное решение именно того периода.
Первый день урагана прошел спокойно. Ветер не сбавлял оборотов, но снега, к счастью, выпало немного. Просто пугающим было зрелище облепленного снегом дома, ограды и деревьев, стоявших с подветренной стороны по ту сторону ограды. Но где же Марко? Хоть он и не говорит ничего, кажется, только тихонько посмеивается надо мной, я чувствовала бы себя лучше, будь он здесь рядом. Вначале он посмеивался надо мной откровенно и иронизировал по поводу любого моего поступка, произнося коротенькие фразы, но теперь я стала замечать, как он украдкой поглядывает в мою сторону, и порой его взгляд задерживается на мне довольно долго. Он внимательно изучает меня. Это не оценивающий взгляд, нет. Он наблюдает за мной. За сменой моего настроения, за моим самочувствием. И, чувствуя на себе его внимательный взгляд, я начинаю суетиться, движения мои становятся неестественными, я словно сама себя стесняюсь.
Когда начинается экспансия чувств?
Совершив обычный обход дома, я легла спать. Удивительно сладко спалось под грохот порывов ветра. Наверное, потому, что ветер утомил. И к тому же я время от времени убирала снег под дверью, чтобы не занесло вход.
Рано утром я проснулась с радостными мыслями. Все, буквально все доставляло радость, каждая мелочь, запахи, шорохи и скрипы старинного дома. Завывание ветра в тубах, темные заснеженные окна. Даже запах воды – в каждой местности у воды свой запах, и запахи мыла и зубной пасты в маленькой уютной ванной комнате с высокими окнами, стекла которых сейчас покрывают ледяные узоры. Все здесь на первый взгляд казалось бы простым, но было вовсе не простое. Это в моем вкусе. Роскошная простота.
Несколько дней вынужденного отдыха, вернее, отрешения от мира. Ведь я здесь как отшельник. На принятие решения не действует чье-либо мнение или высказывание. Никто не сеет даже тени сомнения. Я исключительно одна должна решить для себя этот вопрос. Понимание должно прийти само. И я уже близка. Я знаю ответ. Но вслух еще не готова произнести его. Я даже в мыслях его не оформляю. Я знаю. Я догадываюсь, что за этим кроется. Но боюсь себе признаться. Ведь не из-за получения дома я приехала сюда. Однако за несколько проведенных здесь дней я уже стала привыкать к мысли о том, что я владелица великолепного дома, он мне очень нравится. Может, потому так настойчива и была просьба человека, подарившего мне этот дом, чтобы я пожила здесь какое-то время, – единственное условие, которое мне надлежало выполнить. Мысль, что это теперь мое, нравится мне. Потому что мне нравится здесь абсолютно все. И мне интересно все. Про условие о соблюдении конфиденциальности я совсем забыла, для меня это не представляет проблемы, я обычно предпочитаю молчать о своих планах и делах, и даже о радостных событиях в своей жизни я мало кому рассказываю. Мне кажется, что разделенная не с теми людьми, с кем надо, радость уменьшается, и что, поделившись с кем-то чем-то очень сокровенным, я становлюсь менее защищенной, что мои тайны делают меня и сильнее и богаче. Мне и не с кем разговаривать. Это период вынужденного отдыха подействовал и на мое духовное состояние. Я так долго пробыла в каком-то оцепенении. И только сейчас начала освобождаться от этого сковывающего состояния. Странно, я сама загнала себя в тесные рамки, не оставляющие для меня порой места даже для лишнего вздоха.