Среди прочих достопримечательностей на улице Сен-Жакоб есть итальянская лавочка деликатесов. Мощная двойная витрина уставлена изысканными лакомствами. Здесь можно запросто все купить – от нарезанной ветчины до лягушачьих лапок, улиток и морских пауков. Выставлены вещи, о которых можно лишь догадываться, рыба ли это, мясо, фрукт или десерт. Роскошные салаты, компоты, фрукты, изделия из теста – все это выставлено длинными рядами, так что вполне может закружиться голова от одного вида этого великолепия.
Это самый фешенебельный и чистый магазин во всем районе, и пахнет здесь всегда поразительно аппетитно и не вызывающе. Сколько бы я ни проходил мимо – четыре или пять раз на дню, – я всегда вынужден здесь останавливаться. Иногда в витрине появляются новые чудеса, но большинство, однако, я уже знаю. Когда я однажды разбогатею или накоплю пятьдесят франков сразу, я буду покупать все яства по очереди, так, как они здесь уложены.
А вообще-то я собирался рассказать не об этом итальянском деликатесном магазине, а о Лео. Лео – это не француз и не венгр. Лео вообще не человек. Лео – это крыса.
Когда я ночью возвращаюсь в отель «Ривьера», то на этом отрезке улицы Сен-Жакоб, где расположена итальянская лавка, спугиваю огромную крысу. Она скачет впереди меня большими прыжками, но, как только я отдаляюсь, снова пробирается назад и занимает сторожевой пост перед спущенными магазинными жалюзи.
Это стало настолько привычным ритуалом, что я сразу же вспоминаю о ней, когда сворачиваю с Рю Суффло на улицу Сен-Жакоб. Перед лавкой я замедляю шаги, чтобы она не наткнулась на меня и имела время для бегства.
Однажды я возвращался домой поздно, было что-то около часа ночи. Я шел пешком от Монпарнаса и по дороге ел кусок хлеба.
Стояла тихая теплая осенняя ночь.
В непосредственной близости от итальянского магазина я укорачиваю шаги и останавливаюсь. Крысы нигде не видно. Я осторожно приближаюсь, и тут она выскакивает из темноты, пробегает несколько метров, но затем останавливается и пригибает голову. Я тоже продолжаю стоять, мы наблюдаем друг за другом.
Я кидаю ей кусок хлеба, чтобы напугать ее и освободить путь, ибо она сидит как раз там, где мне нужно пройти. Хлебный ломтик и в самом деле пугает ее, она скрывается. Позднее я оборачиваюсь и вижу, как она возвращается к хлебу и жрет его.
На следующий день мне снова случилось поздно возвращаться домой, и у меня уже был припасен кусок рогалика. Крыса снова появляется. Я бросаю ей то, что осталось от рогалика. Та же самая штука. Она отбегает, но, как только я ухожу, возвращается и жрет.
В другой день я провожал Анн-Клер домой. Была такая чудная погода, и мы прогуливались по набережной Сены. Пока я оттуда пешком добрался до своей улицы, было уже поздно. У меня не было ни хлеба, ни рогалика.
У итальянской лавки Лео пунктуально отрекомендовался, и едва я успеваю удалиться, он галопом возвращается назад и отчаянно рыщет по мостовой. Я фантазирую или он действительно ищет кусочек хлеба? У этой грязной, отвратительной крысы есть разум?
Я решил отныне систематически приносить что-нибудь Лео и как следует изучить этот случай.
При следующей нашей встрече я рассказал об этой истории Анн-Клер, но ее она совсем не заинтересовала. Наоборот, она отодвинулась от меня и округлила в испуге глаза.
– Скажи, зачем ты проделываешь такие вещи?
– Какие вещи?
– Связываться с крысами! Когда-нибудь она укусит тебя.
– Ну если и укусит? Тебе-то что? Она вдруг цепляется за меня.
– Это причинило бы мне очень большую боль.
– Значит, ты любишь меня?
– Немножко.
– Почему только немножко?
– Потому что больше не хочу.
– Почему?
– Ты же меня совсем не любишь!
– Я не люблю тебя? Отчего ты решила?
– Ты никогда мне этого не говоришь.
Но я люблю тебя, даже если не говорю об этом. Я очень люблю тебя.
– Правда?
– Да. Ты сегодня очень красива, Анн-Клер.
– В самом деле? Я нравлюсь тебе?
– Очень. Хочешь пойти ко мне?
– Нет-нет. Лучше останемся здесь, в саду… Позднее мы прогуливаемся по обоим обсерваторским садам. Говорю только я. Она почти не отвечает, будто совсем не обращает на меня внимания.
– Что с тобой? Почему ты такая странная?
– Я совсем не странная.
– Не спорь! Я знаю тебя достаточно хорошо и заметил: с тобой что-то происходит! Я тебе наскучил?
Она молчит недолго, потом тихо произносит:
– Monpti, я уезжаю.
– Когда?
– Сегодня вечером.
– Куда?
– В Гренобль.
– И все-таки ты могла бы прислушиваться, когда я с тобой говорю. Я провожу тебя к поезду.
– Нет-нет, я не хочу.
– Нет? И когда ты возвращаешься? Она опускает голову и не отвечает.
– Когда? Молчание.
– Почему ты не отвечаешь? Когда ты возвращаешься?
– Не знаю.
– Ты не знаешь, когда будешь снова в Париже?
– Нет.
– И писать мне не будешь?
– А, писать?.. Нет, я не напишу тебе. Это было прекрасно, просто хорошо – быть с тобой, ты был очень мил, но теперь все кончено. Когда-нибудь все равно все кончилось бы. Ты бы уехал, а теперь именно я уезжаю. Это еще прекраснее.
– Ну тогда… прощай, Анн-Клер.
– Не грусти, Monpti. Ты найдешь другую. Новую Анн-Клер.
– Прекратим эту комедию! Прощай!
– Ты даже не хочешь проводить меня?
– Нет. Какой смысл? Адье!
Она держит меня за руку и не выпускает ее.
– Пусти меня.
– Нет.
– К чему этот спектакль?
– Я ведь вовсе не уезжаю.
– Ты не уезжаешь?
– Нет.
– Тогда зачем ты это все говорила?
– Я не хотела тебя больше видеть.
– Но почему?
– Потому что… Подожди, это так странно. Давай сядем, но не в кресла, за которые надо платить. Сюда, на скамейку… Обещай мне, что спокойно выслушаешь меня до конца… Я солгала тебе. Это неправда, что я целый день ничего не делаю. Я работаю.
– Ты работаешь?
– Да.
– Зачем ты лгала мне?
– Чтобы больше понравиться тебе. У меня было две недели отпуска, и здесь в саду я провела свой летний отдых. Отныне я не смогу приходить, время вышло. Если не веришь, спроси у моего шефа в бюро. Мелкие служащие получают свой летний отпуск всегда только осенью.
Анн-Клер – мелкая служащая.
– И ты вовсе не живешь у своих родителей?
– Живу, но мне приходится работать. Я думала, что я не так уж и люблю тебя и мы расстанемся. Не хотела тебе говорить, что работаю и потому не смогу больше приходить сюда днем. А теперь чувствую, что не могу расстаться с тобой. Я привыкла к тебе. Ты даже не знаешь, как можно к тебе привыкнуть. Я так часто думаю о тебе! «Что там сейчас поделывает мой маленький иностранец…»
Боже ты мой, у нее есть работа, и она еще стыдится из-за этого.
