И он опять бросил, вроде бы украдкой, но специально так, чтобы все видели, свой взгляд на Юриника. Подобными радужными перспективами Максимилиан окончательно добил его. Того аж закачало из стороны в сторону от «радости». Добившись своего, домовик закончил жалостливым голоском:
– А пока в трубке перекантуюсь как-нибудь! И пряники рядом, и вам я ещё пригожусь, я ведь очень много чего умею, ещё спасибо скажете! Ну что, берёте? Или, может, мне лучше сделаться невидимым и дать вам возможность одуматься?
– Ладно, – сказал Дормидорф, обречённо вздыхая, – ты правильно сделал, что пошёл с нами. Оставайся, дружище, вдруг и вправду пригодишься. Кто знает, где мы окажемся и что с нами будет завтра?
Все согласились, а Максимка отправил в рот очередной мятный пряник и крякнул от удовольствия.
Я подозрительно разглядывал, вертя в руках так и этак курительную трубку, в которой этот затейник рискнул путешествовать. Тогда-то у меня и возник, как мне показалось, каверзный вопросик, который я и задал ему, чтобы не откладывать в долгий ящик:
– А вот мне интересно, что бы с тобой было, умник, если бы я по неосторожности потерял твой подарок? Ты об этом подумал, прежде чем пускаться в рискованную аферу с тайными путешествиями?
Домовой навострил уши, прекратил жевать и ответил, слегка нахмурившись:
– Ну ты и сказанул, пойди-ка вон…
У всех присутствующих в немом удивлении раскрылись рты. А у меня от такой неслыханной грубости прямо-таки отвисла челюсть и поперепутались все мысли! Пронырливый домовой, как видно, только этого и добивался. Выдержав паузу, он продолжал:
– А ты пойди вон… выбрось свою курительную трубку за дверь и посмотришь тогда! Подумал, не подумал… скажешь… тоже мне!
Я подошёл к входной двери, распахнул её и, вопросительно взглянув на домового, широко размахнулся рукой с зажатой в кулаке трубкой. Максимка одобрительно кивнул головой, подбадривая. Я что есть силы запустил трубку в непроглядный мрак ночи. Она с вибрирующим гудением улетела так далеко, что я даже не расслышал звука её падения. Затем повернулся к Моксе, который как ни в чём не бывало поинтересовался, хитро скосив на меня глаза:
– Выкинул? Молоде-ец! Ну, сразу видно, кидаться ты умеешь. Далеко улетела-то? Что ж, теперь уж точно не найдёшь. А ты, умник, подумал, что теперь курить станешь? Или теперь, как захочешь покурить, в углу валенки стоят?
И снова я не знал, что мне делать, и буквально терялся в догадках. Я-то думал, что Максимка, как завзятый кудесник, вытащит из-за пазухи выброшенную мной только что трубку и отдаст мне, с весёлым смехом приговаривая: «А эту трубочку невозможно потерять, между прочим». Я даже готов был за это простить ему его «пойди-ка вон». А он, зловредный тип, просто решил надо мной поиздеваться. Я оказался полным идиотом, а остальные, видя моё выражение лица, еле сдерживались, чтобы не рассмеяться.
– Да ладно уж, чего там, смейтесь. Максимилиан красиво меня разыграл, но в следующий раз я буду умнее. Может быть, – и, повернувшись к домовому, сказал уже лично ему: – А ты, поц, если хочешь пошутить, ляг поспи и всё пройдёт.
Максимка, спрыгнув со стула, быстренько подбежал ко мне, семеня ножками, и пытливо заглянул в глаза. Потом сказал, улыбнувшись одними уголками губ:
– Ну что, теперь ты доволен, наконец? А то, может, покурим слегка?
– Можем и покурить, но если только слегка, – безрадостно отвечал я, – вот сделаю самокрутку и покурю, когда очень захочется, кисет-то с табаком у меня пока остался.
– А сейчас тебе ещё не хочется, что ли? И не какую-то там самокрутку пососать, отплёвываясь, а настоящую обожжённую трубочку выкурить?
Вот, думаю, паразит какой редкостный! Крупной соли тебе на огурец и растереть хорошенько! Поиздевался, казалось бы, и хватит, надо меру знать! Так нет, нужно ему ещё и додавить, и размять! И мне снова захотелось отвести душу. Нежненько так развернуть Моксю к двери передом, а ко мне задом и дать ему такого хорошего-прехорошего, полновесного туза! Засандалить от всей души, да так, чтоб аж нога загудела! Чтобы он воспарил низко-низко над землёй, бойко перебирая ножками, обутыми в чудные, ручной работы тапочки. Полетел не куда-нибудь, а вслед за своей курительной трубкой, и зарылся там с головой в песок. А он тем временем продолжал:
– Ну посмотри же ты в своих карманах! Стоит он тут ещё, смотрит, гадости небось всякие про меня думает! Опять у меня что-то вот здесь всё заныло и засвербело. Я ведь крайне чувствителен ко всем этим перепадам настроения, даже, бывает, и на погоду реагирую. О-ой!
Пока домовик, морщась, потирал полушария своей чувствительной спины, преимущественно нижнюю их часть, я недоверчиво принялся ощупывать свои карманы под сильно любопытствующие взгляды окружающих. И действительно, в одном из них преспокойно себе лежала всё та же курительная трубка, которую я только что забросил чёрт-те куда. Я совершенно точно знал, что это именно та трубка, по весьма примечательной царапине, которую сам и умудрился случайно поставить огрызком стальной проволочки с загнутым крючком-концом, когда чистил её от нагара.
Всё складывалось как нельзя лучше. У нас теперь был свой карманный домовой, вернее, не карманный, а трубочный. Да ещё и с каверзно-извращённым чувством юмора. Его можно запросто засылать в тыл врага, как смертельное оружие или вирус, и спустя непродолжительное время все супостаты обязательно перессорятся в дребодан и успешно поубивают друг друга. Или попросту все соскочат с катушек, и бери их тогда за жабры тёпленькими. К тому же этого домовика теперь не потеряешь, даже если захочешь. И не выбросишь просто так, когда вздумается, словом, никак не избавишься без его высочайшего на то соизволения. Но от этого суть дела не менялась! А суть была в следующем: нам крупно повезло, Максимка согласился работать на нас без корысти (пряники не в счёт), по собственному желанию, без какого-либо принуждения с нашей стороны, а значит, обманывать и халтурить не станет. Он может становиться невидимым, проходить сквозь стены, и с ним веселее. Не зря ведь раньше люди, переезжая в новый дом, уговаривали домового из своего старого дома переехать вместе с ними. Говорят, что если в доме есть домовик, то дом не разрушается от времени гораздо дольше, и ни пожаров, ни наводнений, никаких других бед с таким домом случиться не может.
Мы отлично поужинали, настало время отправляться спать. Чтобы было спокойнее, попросили Максимку охранять нас ночью от всяких неожиданностей. Он с удовольствием согласился и обещал впредь делать это с присущим ему старанием и усердием:
– Почту за честь, друзья, всё равно я никогда не сплю. Так, иногда зажмурю глаза, забудусь, и уже через пять минут свеж и бодр, как Юриник во время спора с Дорокорном. Располагайте мной и впредь, – сказал и ушёл в стенку, мягко топая маленькими ножками. А про неприхотливый сон, так это он, конечно, слегка приврал. В дальнейшем мы не раз были очевидцами того, как он мгновенно отрубался и даже храпел, как сытый котяра.
* * *
Глава 11
Находка из тайного кармана
Проснулись мы рано утром, около пяти часов. Но не потому, что выспались, а потому, что Юриник бешено носился по комнате, накрытый чёрным покрывалом, и то орал благим матом, то угрожающе рычал, размахивая охотничьим ножом. При этом выражал вполне понятным, хотя и простонародным языком бурю эмоций, переполнявших его. Когда нам удалось-таки поймать и остановить его, он, слегка успокоившись, поведал нам невероятную историю. Оказывается, пока он изволил мирно почивать, предаваясь исключительно благотворным и миролюбивым сновидениям, кто-то, нежно выражаясь, очень нехороший, с коварными замыслами и злобными намереньями посмел накрыть его чёрным покрывалом. И зловещим голосом, от которого кровь стынет в жилах, этот кто-то прошипел Юринику прямо в ухо что-то нечленораздельное. От этих звуковых сочетаний, весьма отдалённо напоминающих человеческую речь, ему сделалось нестерпимо страшно. Он поспешил открыть свои ясные очи, чтобы порадоваться белому свету и хоть немного успокоиться, но не тут-то было! Страх перешёл во всеобъемлющий ужас, когда оказалось, что он совершенно ничего не видит, ослеп. Но теперь, окончательно проснувшись, Юриник потихоньку начинает соображать, жертвой чьих глупых шуточек он стал.
– Опять этот домовой, этот рукопомоечный шишок из пепельницы взялся за старое, лишенец! Поднял руку на самое святое, на сон! Ах, гадёныш, поймаю, ведь придушу заживо! Ёршик табакерочный! – возмущённо бушевал он, потрясая в воздухе кулаками в бессильной ярости. – А ну, подайте-ка мне его сюда, и увидите сами, как я отгрызу его мохнатые уши! Где эта курилка картонная, чёрт из табакерки? Я ему покажу пряники-бублики! А ну выходи, гном волосатый, потолкуем один на один, без жалостливых свидетелей, которые мешают свершиться правосудию!
