Вследствие суровости этой зимы палаты были переполнены. Трудно даже вообразить, до какого состояния довели усталость, холод и нищета прибывших из дальних стран переселенцев. В Доусоне уже имелись случаи цинги, дезинтерии, менингита и брюшного тифа. Статистика смертности росла изо дня в день, и по улицам сплошной чередой следовали влекомые собачьими упряжками катафалки, доставлявшие на кладбище тела несчастных, которых ждали дешевые могилы, вырытые в золотоносной земле.
Тем не менее, вопреки этому плачевному зрелищу, доусонцы, а тем паче проезжие старатели и рудокопы, без устали предавались разгулу и удовольствиям. В казино и в игорных домах встречались все: и те, кто оказался на приисках впервые, и те, которые возвращались туда, надеясь вновь наполнить карманы, опустошенные за несколько месяцев безделья. При виде толпы, заполнявшей рестораны и бары, никому на свете не пришло бы в голову, что в городе свирепствовала эпидемия и что бок о бок с несколькими сотнями прожигателей жизни, игроков и прочих благоденствовавших авантюристов существовала бездна несчастных мужчин, женщин и детей, целых семей, не имевших ни очага, ни крыши над головой, которых болезни остановили у порога этого города и которые были не в состоянии сделать и шага!
Весь этот мир, алчущий грубых удовольствий и постоянного раздражения чувств, проводил в заведениях «Фоли-Бержер», «Монте-Карло», «Доминион» и «Эльдорадо», можно сказать, дни и ночи, но в периоды солнцестояния на высоких широтах не бывает ни утра, ни вечера. Процветали «покер», «монте» и рулетка. На зеленое сукно сыпались не гинеи и пиастры, а самородки и золотой песок — и все это под несмолкаемый крик, под незатихающую брань и вопли дерущихся, а то и револьверные выстрелы. Увы, положить предел этим отвратительным сценам, главные роли в которых исполняли личности типа Хантера и Мэлоуна, полиция не могла.
Рестораны не закрывались до рассвета; заказать обед можно было в любое время суток; цыплята подавались по цене в двадцать долларов за штуку; ананасы — по десять долларов; свежие яйца — по пятнадцать долларов за дюжину; бутылка вина стоила двадцать долларов; виски — <…>; сигареты — три с полтиной за штуку. Три-четыре раза в неделю золотоискатели с близлежащих участков проматывали здесь все, что сумели извлечь из Бонанзы и ее притоков.
Грустное, удручающее зрелище, в котором нашли выражение наиболее досадные пороки людей! И то немногое, что Самми Ским увидел в Доусоне, лишь укрепило его отвращение к сомнительному миру искателей приключений.
Вполне вероятно, впрочем, что возможностей углубленного изучения этого мира господин Ским и не искал, веря, что пребывание в Клондайке будет кратким. Что касается Бена Реддла, то он терять время даром не любил.
— Прежде всего — дело, — заявил он. — И поскольку чикагская компания предложила нам продать ей сто двадцать девятый участок на Фортимайлз, надо с ним познакомиться.
— Хоть сейчас, — произнес Самми Ским.
— Далеко ли от Доусона до Фортимайлз? — спросил инженер у проводника.
— Я никогда там не бывал, — ответил тот. — Но, судя по карте, эта речушка впадает в Юкон неподалеку от Форт-Релайанс, северо-западнее Доусона.
— А если судить по номеру дядюшкиного участка, — заметил Самми Ским, — он находится где-то рядом.
— Не более чем в трех десятках лье, — проговорил Скаут, — потому что, во-первых, на этом расстоянии проходит граница между Аляской и доминионом и, во-вторых, — участок номер сто двадцать девять относится к канадской территории.
— Завтра же и поедем, — объявил Бен Реддл.
— Договорились, — ответил Самми Ским. — Но прежде чем заниматься ценой участка, наверное, следует проверить, не передумал ли синдикат.
— Справедливо, — согласился Бен Реддл. — И ровно через час мы это узнаем.
— Я могу проводить вас до конторы капитана Хили из англо-американской компании «Трэспортэйшн энд Трейдинг», которая находится на улице Фронт-стрит.
После обеда братья вышли из гостиницы и, ведомые Биллом Стеллом, направились к дому, занимаемому чикагским синдикатом.
Улицы кишели народом, только что прибывшим на юконском пароходе. Переселенцы толпились в ожидании возможности отправиться далее, одни — для того, чтобы продолжить разработку собственных приисков, находившихся на различных притоках великой реки, другие — чтобы как можно выгоднее продать свои руки. Больше всего людей было на Фронт-стрит, где располагались основные агентства. Людская толпа перемешалась с «толпой» собачьей, и на каждом шагу происходили стычки с этими практически дикими животными, лай и визг которых раздирал уши.
— Этот Доусон — решительно собачий город! — повторял Самми Ским. — Его первым градоначальником наверняка был Цербер[86].
Несмотря на толкотню, брань и летевшие в спину проклятия, Бен Реддл и Самми Ским более или менее благополучно добрались до штаб-квартиры синдиката, у дверей которой их оставил Скаут, чтобы отправиться обратно в отель «Нортен».
Братьев принял товарищ управляющего господин Вильям Бролл, которому они сообщили цель визита.
— Очень хорошо! — сказал чиновник. — Итак, вы — господа Реддл и Ским из Монреаля? Рад вас видеть.
— Мы — также, — ответил Самми Ским.
— Вы — наследники Джосайаса Лакоста, владельца участка на Фортимайлз?
— Совершенно верно, — заявил Бен Реддл.
— Можно надеяться, что за время нашего бесконечного странствия участок не исчез? — спросил Самми Ским.
— Конечно нет, господа! Будьте уверены, что он по-прежнему находится на том месте, на котором значится в кадастре, а именно на границе обоих государств, увы, окончательно не делимитированной…
Что значила эта неожиданная фраза? Каким образом граница между Аляской и доминионом могла иметь отношение к участку номер сто двадцать девять?.. Разве при жизни Джосайас Лакост не являлся его законным хозяином? Разве эта собственность не перешла столь же законным путем к его естественным наследникам, независимо от спорности означенной границы?
— Сударь, — продолжил беседу Бен Реддл, — в Монреале нам сообщили, что синдикат, руководимый капитаном Хили, имеет намерение купить у нас участок номер сто двадцать девять, что на Фортимайлз.
— Все верно, господин Реддл.
— Я и мой совладелец приехали, чтобы установить ценность этого участка, и мы желаем знать, не передумал ли синдикат его приобретать.
— И да, и нет, — ответил Вильям Бролл.
— «И да, и нет»! — воскликнул Самми Ским.
— Не могли бы вы, сударь, нам объяснить, что означают эти «да» и «нет»? — обратился к товарищу управляющего инженер.
