понадобятся, а в течение нескольких ближайших лет они нам понадобятся наверняка,
я, или мой наследник, сможет их получить от вас на оговоренных условиях. Иными
словами, мне нужны гарантии займа.
—Знаете ли, граф, человеческая жизнь столь изменчива и скоротечна, что никто
не в силах знать точно, что будет завтра. Возможно, что через год, или даже завтра,
умру или разорюсь я, возможно, — вы. Кто же это знает? Так какие же гарантии на
будущее я могу вам дать? Поэтому лучше берите ссуду прямо сейчас.
—Вы хитрец, Эфраим. Если я возьму ваши деньги прямо сейчас, то и проценты
начнут насчитываться вами прямо сейчас, а я этого не желаю. Зачем мне деньги,
лежащие мертвым грузом, да еще за присутствие которых в своей кладовой я должен
платить?
—Ну, знаете ли, граф! За всю мою жизнь еще ни один человек вашего сословия
не отказывался от сиюминутных денег, да еще в таком количестве.
—Вероятно, то были люди, находящиеся в стесненных обстоятельствах. Я же,
слава Господу, пребываю в достатке. Поступления от моих владений покрывают все
мои расходы.
—Тогда, если вы настолько богаты, я не понимаю, к чему вам вообще брать
ссуды? Вы могли бы и сами собрать деньги.
—Конечно. Именно так я и поступаю. Но вы, очевидно, не представляете себе до
конца размеров планируемого мероприятия. Против мусульман выступят сотни тысяч
христианских воинов. И финансирование этого полчища потребует таких огромных
средств, которых нет ни у меня, ни у вас по отдельности. Время еще не пришло, но я
предвижу, что решающий час настанет уже скоро, возможно, уже через год. Именно
поэтому я хочу заранее знать, на кого и в каком объеме можно будет рассчитывать,
когда понадобится быстро собрать необходимые суммы.
—Ладно, граф, я дам вам ссуду на ваш поход, если буду жив и не разорюсь. Когда
деньги потребуются, пошлите за мной. Но, думаю, вы поймете меня правильно, все в
мире меняется, и процентная ставка тоже. — Ростовщик поднялся со своего места, тем
самым, давая понять, что разговор окончен.
—Нет уж, Эфраим, так просто вы от меня не отделаетесь. Я старый человек и
знаете, почему дожил до старости? Одна из причин такова: я никогда не верил
обещаниям, данным на словах. Поэтому я хочу закрепить ваши обязательства на
добротном пергаменте чернилами и печатями и при нынешней процентной ставке.
—Помилуйте, граф! Я не обязан выдавать вам ссуду. Это исключительно мое
доброе сердце подсказывает мне помочь вам ради, затеянного вами, благого дела...
—Не продолжайте, Эфраим! Будьте честны хотя бы с самим собой! Вы прекрасно
знаете, что при моих связях я могу обратиться и к другим представителям вашего
народа. Многие ваши соплеменники благодаря мне процветают и, уверен, рады будут
помочь.
—Но, граф, ни у одного из них нет и десятой доли этой суммы!
—Ничего, любезный Эфраим, не забывайте, что я могу обратиться и к двадцати
разным заимодавцам. К тому же, как вам хорошо известно, многие владетельные
сеньоры охотнее поджаривают ростовщиков на медленном огне, чем выплачивают
какие-либо проценты. Я же заключаю с вами уже не первую честную сделку. Я не
обманывал вас никогда и впредь буду верен договоренностям. Так вот, если ваши
обязательства относительно ссуды будут сохранены на бумаге, я со своей стороны,
естественно, тоже буду их соблюдать, и не стану действовать в обход вас. Таким
образом, в недалеком будущем вы наверняка получите хорошую прибыль от этой
сделки, а сейчас вы ничего не теряете, подписав бумагу. Так не упускайте же свою
удачу!
—Ладно. Договорились. — Внимательно выслушав графа, сказал еврей.
И тут неожиданно дверь за спиной Гуго отворилась, и в библиотеку вошел тощий
человек в синем одеянии. Это был Альберт Габано, шамбеллан, нотариус и личный
секретарь графа Шампанского. Войдя, Габано сразу шаркнул ногой и притворно
откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание. Говорящие умолкли и обернулись.
—А, вы оба уже здесь! Как раз вовремя. За работу! Несите письменные
принадлежности. Будем составлять гарантийный договор на ссуду в сто тысяч
безантов золотом. — Сказал граф вошедшим.
Через полтора года, осенью 1086-го старый граф сильно занемог. У него отнялись
ноги, и он уже не мог ходить. Но, даже лежа в постели, он не переставал принимать
посетителей и вести дела, и все это время Гуго, вместе с лекарем и Альбертом Габано
почти неотлучно находился подле больного.
Юному де Пейну шел семнадцатый год, когда, как-то раз, граф вызвал его к себе
и сказал:
—Ты хорошо помогал мне, Гуго. Я рад, что не ошибся в тебе. Ты умный и
добрый мальчик, и я позабочусь о твоем будущем. Ты будешь посвящен в рыцари. Ты
заслужил это. Как только тебе исполнится семнадцать лет, я это устрою.
После таких слов графа, Гуго не нашел ничего другого, как опуститься на колени
и поцеловать руку больного старика. Он искренне был благодарен своему господину
за теплые слова.
И все, что сказал тогда Теобальд де Блуа Гуго де Пейну, было исполнено в
точности. Летом на Пятидесятницу ко двору графа прибыл архиепископ Реймский
Леопольд. В честь праздника сошествия на апостолов Святого Духа и приезда
архиепископа в Труа устроили пышные торжества, и трое юношей, воспитанников
графа Шампанского, были посвящены в рыцари. Среди них оказались Гуго де Пейн и
Андре де Монбар.
Первый и последний раз видел де Пейн подобное великолепие при дворе старого
графа. Десятки знатных гостей пировали в большом зале дворца. Их развлекали
жонглеры и акробаты. Пели менестрели. Множество красивых женщин, разодетых в
роскошные наряды, сверкали драгоценностями. Сотни слуг сновали во все стороны,
поднося угощения…
Посвящение в рыцари состоялось на главной площади Труа, перед собором.
Посвящал молодых людей в рыцари сам граф. Ноги его уже не держали, но он
распорядился посадить себя в почетное кресло на деревянном помосте и одеть
подобающе случаю. Увенчанный графской короной, в тяжелых парчовых одеждах,
вышитых золотом, со сверкающим начищенной сталью мечом в правой руке, сидящий
в высоком кресле седой граф походил на величественного древнего короля на троне. А
оттого, что по правую его руку стоял архиепископ Реймский, высокий человек с
посохом с усыпанной алмазами тиарой на голове и с золотым распятием на груди, а по
