большой старый мастиф по кличке Самсон, при этом зарычал, и, чтобы пес замолчал,
графу пришлось прикрикнуть на него.
Графу Гуго де Блуа недавно исполнилось семнадцать лет. Но, несмотря на столь
незначительный возраст, он уже больше года правил Шампанью. И хотя это правление
происходило, по большей части, под присмотром старшего брата Стефана, юный граф
Шампанский чувствовал себя настоящим властителем, он уже был посвящен в рыцари
и с гордостью носил шпоры и золоченный пояс, на котором в синих бархатных
ножнах висел любимый меч его отца, славный старинный клинок, побывавший во
многих сражениях.
Несмотря на свою юность, граф вовсе не был красив. Вечно взъерошенные
прямые и жесткие черные волосы, небольшие карие глаза под густыми бровями,
длинный с горбинкой фамильный нос, темно-синий бархатный камзол без каких-либо
украшений. В отличие от могучего, с хорошо развитой грудной клеткой и бычьей
шеей отца, который даже в старости излучал почти физически ощутимую мощь,
угловатая фигура нового графа своей худобой производила впечатление
болезненности и немощности, которое еще усиливалось высоким ростом и тем, что
граф сутулился и постоянно покашливал. А выступающий вперед подбородок,
маленький рот и поджатые тонкие губы придавали его лицу весьма неуверенный вид.
В отличие от многих своих ровесников, граф был довольно смирного нрава, не по
годам умен и весьма неплохо образован, хотя в душе он все еще оставался обычным
мальчишкой, жаждущим приключений. Он обожал собак, любил соколиную охоту и
военные упражнения.
—Покорнейше благодарю, монсеньер, за оказанную мне честь и помощь, но,
признаться, не понимаю, чем обязан такой милости со стороны вашей светлости? —
Сказал Гуго де Пейн юному графу.
—Давайте присядем, шевалье, — вместо ответа предложил граф. Говорил он
тихо, но голос его был высоким и с хрипотцой.
Когда они уселись в большие резные кресла из черного дерева напротив камина,
между которыми был сервирован местными нехитрыми сладостями и вином все тот
же маленький, резной, старой византийской работы столик, так напоминающий де
Пейну прежние времена старика Тибо, граф Гуго Шампанский начал с расспросов:
—И как же вы оказались при дворе короля Арагона? Ведь, право, после
получения известий о разгроме нашего торгового каравана, все считали вас погибшим.
Один из солдат рассказал много позже, будучи выкупленным из мавританского плена,
что вы проявили героизм в сражении с обезумевшей толпой разбойников, храбро
защищая караван до последнего, и пали, не отступив и не сдавшись, как и подобает
христианскому рыцарю. И вот, через два с половиной года до нас доходят известия,
что вы живы и, более того, славно воюете в Арагоне против мавров. Каким же чудом
нужно объяснять ваше спасение?
—Никакого чуда и не случилось. Скорее всего, тот солдат несколько приукрасил
события. Никакого особого героизма с моей стороны, поверьте, не было. Просто я
выполнял свой долг, вместе с моими товарищами пытаясь защитить караван от
бандитов. Несмотря на все наши усилия, караван не удалось спасти. Ценности были
захвачены, а люди почти все вырезаны. Я же сражался, пока была возможность, пока
не увидел, что все мои товарищи по оружию погибли, и я остался один. Тогда я
поступил не лучшим образом, но я был зеленым юнцом и хотел жить, и потому я под
напором врагов бежал с поля боя. Они преследовали меня, но непогода помогла мне
скрыться в вечных снегах Гваддарамы[32]. Один добрейший монах, милостью
Господней, спас меня и выходил.
—И как же звали того монаха?
—Его звали Мори, монсеньер. Он же помог мне добраться до Арагона и снова
вернуться в строй. Не имея средств, мне пришлось сперва наняться добровольцем,
простым солдатом, на войну с маврами. И только спустя некоторое время, когда я
смог завоевать в тяжелых боях на границе кое-какие трофеи и восстановить свое
рыцарское достоинство, я поступил на службу в гвардию короля Арагона.
—Представьте, аббат Мори говорил мне о вас, но я не знал об этой истории с
вашим спасением. Теперь мне ясно, почему мой капеллан составил вам протекцию и,
каким-то образом, узнав о вашем возвращении домой раньше всех, попросил меня
обратить внимание на вашу особу. Но почему же вы покинули Испанию, шевалье?
—Я получил сведения, что родители мои умерли, и замок Пейн пустует.
—Кто передал вам весть о кончине родителей?
—Я узнал об этом от молодого рыцаря из Бар-Сюр-Сен, прибывшего в прошлом
году в Арагон добровольцем на войну с маврами. Его звали Альберт де Бар. Он погиб
этой зимой в стычке на берегу реки Тахо возле Толедо. Мавританская стрела попала
ему в правый глаз.
—Досадно. Слишком много добрых христиан гибнет…
—Война жестока, монсеньер.
В комнате на минуту повисло молчание. Затем граф Шампанский дрогнувшим от
волнения голосом произнес:
—Я знаю об этом. Отец готовил меня к войне. Пусть мое детство и прошло в
замке матушки, но отец всегда значил для меня много больше, чем мать. Знаете ли вы,
что последние полтора года жизни отца я неотлучно провел подле него, и он умер у
меня на руках? Мы постоянно общались, и он научил меня многому. И знаете, отец
всегда советовал мне брать на службу людей проверенных в деле, надежных и
преданных. И я пытаюсь следовать советам отца. Ваши предки честно служили дому
Блуа, а вы сами были в курсе дел моего отца, не так ли? К тому же, вы хорошо
зарекомендовали себя на службе. И, что тоже немаловажно, у вас имеется боевой
опыт, полученный в отряде личной гвардии арагонского короля на войне с неверными.
Поэтому у меня есть все основания доверять вам. Сегодня я беседовал с моим гостем,
герцогом Нижнелотарингским. Так вот, мы заключили с лотарингцами тайный союз и
вместе собираемся готовить большую военную экспедицию. Для этого, разумеется,
придется приложить немало усилий, ожидается много работы, и мне понадобятся
надежные и опытные люди для особых поручений. Итак, сударь, я хотел бы спросить
вас. Готовы ли вы поступить ко мне на службу?
—Да, монсеньер, с радостью, но, как ваш вассал, я ведь и так уже служу вам. Что
же касается моей службы вашему батюшке графу Тибо, светлая ему память, то я лишь
помогал ему писать и читать. Но я тогда был почти что ребенком и о его делах имел
