«Разумеется, это не самый лучший комплимент, который я мог бы тебе сделать».
«Давай остановимся на нем. Если ты зайдешь чуть дальше, я совсем растеряюсь».
«Верю».
«Впрочем, большего про меня все равно не скажешь».
«Почему нет? Я мог бы сказать: талантливая, чуткая, обаятельная или серьезная, но предпочту остановиться на "хорошенькой". Не хочу тебя смущать».
«Прекрати. Ты вогнал меня в краску».
«Небесно! Я рад». Повисла долгая пауза. «Если ты хочешь его получить, думаю, тебе стоит пойти ва-банк».
«Думаешь, у меня есть шанс?»
«Не знаю. Я знаю только то, что ты должна быть счастлива. Можно еще один вопрос?»
«Наверное».
Я боялась, что он снова спросит меня о Брэне, и заранее стыдилась. Но я напрасно беспокоилась.
«Ты обиделась, когда я сказал, что не хочу к тебе прикасаться?»
«Нет».
«Почему?»
Я пожала плечами, но вспомнила, что Отто этого все равно не видит.
«Не знаю, — написала я. — Просто мне показалось… нет, не знаю. Наверное, точнее всего мои ощущения можно выразить словами: "Ну да, конечно"».
«Ты настолько привыкла к тому, что тебя отвергают?»
«Да нет», — быстро написала я. Потом вспомнила все школы, которые посещала, всю прислугу, сменявшуюся в нашей семье, и все разы, когда папа просил меня оставить его в покое. «Да», — отстучала я.
Последовала короткая пауза, а потом Отто ответил:
«Я тоже».
Я не знала, что написать. Прошла целая минута, после чего Отто добавил: «Мне очень жаль, что я не могу поговорить с тобой. Честное слово, я не пытаюсь тебя оттолкнуть! Я рад, что мы переписываемся».
«Мне жаль, что я тебя пугаю».
«А мне жаль, что в твоем сознании есть то, что меня пугает. Ты не знаешь, что это такое?»
«Нет, — написала я. — Но я могу объяснить, откуда берутся фрагменты наиболее ярких воспоминаний. Стазис замораживает последние мысли, поэтому они делаются более ясными и отчетливыми, чем остальные».
«У тебя очень много таких фрагментов», — заметил Отто.
Я сглотнула.
«Да, кажется».
«А что означают темные, колючие, закрытые места? Они совсем не похожи на эти яркие фрагменты застывших воспоминаний».
«Не знаю, — отрезала я. Честно признаться, я не была уверена в том, что стазис имеет какое-то отношение к темным местам в моем сознании. — Не думаю, что у меня есть провалы в памяти».
«Я тоже так не думаю. Эти эпизоды больше похожи на чувства».
«Может, это просто реакция на потерю всех, кто меня окружал?»
«Возможно», — согласился Отто, но я знала, что мы оба в это не верим. «Так ты признаешься Брэну?» — спросил он, меняя тему.
«Пока не знаю».
«Может быть, Мина даст тебе какой-нибудь совет? Она много раз помогала нам с Набики».
«Вот уж не думала, что у тебя могут быть какие-то сложности в любви!»
«Во многом для меня все проще. А во многом гораздо сложнее. Но Набики приходится тяжелее всего. Она очень переживает из-за наших отношений. Ее родители не одобряют этого».
«Почему?»
«А ты была бы рада, если бы твоя дочь встречалась с синим пришельцем?»
«Если бы он был такой же очаровательный, как ты, я была бы счастлива».
Отто снова помедлил с ответом.
«Ты знаешь, что я становлюсь лиловым, когда краснею? Джемаль дразнит меня».
«Он читает нашу переписку?» — в ужасе спросила я.
«Нет».
«Мне жаль, что я заставила тебя покраснеть».
«А мне нет. Спокойной ночи, Дикая Роза».
«Спокойной ночи, синий пришелец».
* * *
— Знаете что, — сказала я доктору Биджа. — Сегодня я хочу обратиться к вам за помощью.
— В каком вопросе? — спросила Мина, и лицо ее просияло.
— Как узнать, что ты влюбилась в кого-то?
Похоже, мой вопрос поставил ее в тупик.
— Прости?
— Как узнать, что я кого-то полюбила? В смысле, хочу с кем-то встречаться.
— Я не вполне уверена, что правильно поняла твой вопрос. Обычно люди просто знают об этом, и все.
Я насупилась. Честно говоря, я ждала от нее чего-то более полезного.
— Почему ты спрашиваешь об этом? Это связано с Брэном?
Я посмотрела на Мину.
— Как вы догадались? — спросила я, как идиотка.
— Методом исключения. Больше ты ни о ком не говоришь.
— Я больше ни с кем не говорю, — вздохнула я.
— Вот как?
Я покачала головой.
— Да. Ни с кем, кроме Отто. Но с ним мы не разговариваем по-настоящему.
— А больше ни с кем?
— Нет.
Порой меня ужасно раздражало, что вместо разговора она просто сидела и задавала мне вопросы.
— Я — занятная зверушка, — сказала я, как нечто само собой разумеющееся. — Я вне времени, вне досягаемости и вне интересов.
— Как тебе кажется, ты сумела хоть немного освоиться? — спросила Мина.
Я вздохнула. Честно признаться, все это время я изо всех сил старалась говорить с ней только о самых банальных аспектах своей жизни. Мы много говорили о моем рисовании. Обсуждали Патти и Барри, хотя мне было нелегко придумать, что бы о них сказать. Я ничего о них не знала. Они оставались для меня совершенно чужими людьми, с которыми я каждый вечер ужинала за одним столом.
— Не знаю.
— Что же заставило тебя задать мне вопрос? — поинтересовалась Мина.
— Мне кажется, что я люблю Брэна. Но это… не совсем так.
Я сама не знала, что хочу сказать, но Мина как-то догадалась:
— Не совсем так, как было с Ксавьером?
Я покивала.
— А как вы познакомились с Ксавьером?
— Мне было семь лет, — ответила я, но не стала продолжать. Иначе мне пришлось бы рассказать ей, что я тогда как раз вышла из очень долгого стазиса, и истощение оказалось настолько сильным, что целую неделю я могла только сидеть в саду, как кукла. А у миссис Зеллвегер, нашей соседки, был маленький сынишка. Ему было меньше года, он только-только учился ползать, и мать часто выносила его в сад, подышать свежим воздухом. Мне было всего семь лет, от долгого чтения у меня болели глаза, и мне совершенно нечем было заняться. Поэтому я стала возиться с малышом Ксави. Для меня не было большей радости, чем кидать игрушки в траву и ползать с Ксавьером. Мы хохотали без конца. Я сажала его себе на колени и рассказывала сказки, а когда он немного подрос, мы стали рисовать картинки в песочнице. Сад до сих пор был на прежнем месте, а песочница давно исчезла. Как и Ксавьер.
— Значит, вы знали друг друга очень долгое время.
— Да, — ответила я. — Но я не хочу говорить о Ксавьере.
— Хорошо. Как ты думаешь, ты расскажешь Брэну о своих чувствах?
— Вы думаете, я должна? — спросила я.
— Я не могу ответить на этот вопрос за тебя, — покачала головой Мина. — Как ты думаешь, ты должна ему рассказать?
