Да здравствует Красная Армия - освободительница : угнетенных!»
Клименту Ефремовичу особенно приятно было увидеть фразы, взятые из новогоднего воззвания Реввоенсовета Первой Конной. Это воззвание он готовил несколько дней, отбрасывая неудачные варианты. И вот - получилось!
3
Дивизия остановилась на двухсуточный отдых. Люди отсыпались. Перековывали лошадей.
За обедом Роман Леонов спросил Миколу:
- У тебя вечер сегодня свободный?
- Никто ишшо в гости не звал, - сыто улыбнулся Башибузенко, вытирая рушником рот.
Леонов не принял шутливого тона:
- Посоветовался я с Черемошиным, с другими товарищами, хотим нынче эскадронный актив собрать.
- Что еще за штука такая - актив?
- Пригласим наших большевиков, беспартийных командиров. Костяк эскадрона. Посидим, помозгуем вместе, поговорим.
- Насчет чего мозговать? - насторожился Башибузенко, отбросив рушник.
- Как дисциплину поддерживать, как в бою тебе помогать.
- А я что, сам не справляюсь?
- Вполне справляешься, только ведь еще лучше можно.
- Без меня вы надумали этот самый... актив, без меня и заседайте.
- Да ты что, в обиду ударился?
- Какая обида... Занят я нонче.
- Сам говорил - в гости не звали. У Миколы хитро блеснули глаза:
- А может, я к себе гостей жду, это как? Дорогие мне земляки на чарку придут.
- С какой радости?
- А с такой, что у нас в станице престольный праздник сегодня, весь народ гуляет и веселится. И нам грех не отметить. За сродственников выпьем, за светлую память односумов, которых земля пригрела.
- Ты всерьез?
- С престольным праздником какие могут быть шутки?
- Это же сплошной религиозный дурман.
- Дурман, когда при попе, когда дьячок кадилом чадит. А мы сами по себе...
Роман был настолько расстроен таким поворотом дела, что не смог скрыть своего огорчения. Очень он надеялся на этот актив, хотел расшевелить Башибузенко, приобщить к партийным заботам. Если вступит Микола в партию, за ним последуют ветераны эскадрона. Но чего-то не учел комиссар, не нашел в этот раз верного подхода к норовистому и упрямому Башибузенко. Придется без него актив проводить.
Едва стемнело, в местной школе собрались приглашенные. Пантелеймон Громкий, будто стремясь оправдать свое прозвище, сразу наполнил класс оглушительным басом, загремел мебелью, втискиваясь за детскую парту. Рядом с ним совсем незаметен был брат его Пантелеймон Тихий. После того как в бою под Меловаткой расплющило, изуродовало нос, гундосым, неприятным стал голос комвзвода. Понимая это, Пантелеймон Тихий говорил теперь еще меньше, чем раньше. Зато вставит словцо редко, да метко.
Между двумя осанистыми, широкими в кости братьями по-юношески стройным казался Нил Черемошин, первый помощник Леонова во всех начинаниях. Нилу жарко в классе, скинул шинель, расстегнул ворот гимнастерки, но папаху свою, высокую, лохматую, всю в черных завитках, не снял. Одна такая уссурийская папаха на весь эскадрон, на нее зарились охотники щегольнуть перед женским полом, особливо на отдыхе. Черемошин в такое время с папахой не расставался.
Вместе держались трое добровольцев, прибывших с последним пополнением. Еще не освоились, не утвердились на новом месте. Скромный Сазонов негромко переговаривался с забойщиком Каменюкиным, который внешним видом своим очень даже оправдывал данную ему фамилию. Крепкий, сильный, он был словно вытесан из плоского камня: черты лица резкие, крупные, грубые. Лет ему немного, но он вроде бы опекал Осипа Вакуева, который из-за седины своей, из-за суровости выглядел гораздо старше. Да и Леонов с особой заботой относился к этому шахтеру, в полном смысле слова выбравшемуся из могилы, куда свалила его белогвардейская пуля. Попросил Миколу Башибузенко определить Вакуева к эскадронному кузнецу. Мастеровой человек - ему в самый раз.
Семь коммунистов - это уже сила! Зря, зря ты, Микола, тешишь свое самолюбие, пора бы понять, кто начинает все ощутимей задавать тон в эскадроне. К примеру, два ветерана, два неразлучных дружка, Калмыков и Сичкарь, тоже находятся здесь, среди активистов. Иван Ванькович не скрывает своего любопытства, сел на первую парту, нетерпеливо щурит узкие раскосые глаза, А Кирьян Сичкарь, как всегда, надменно-невозмутим, плечи расправлены, бритая голова горделиво красуется на крепкой моченой шее. Между колен - кривая турецкая сабля в серебряных ножнах. Вроде бы все как обычно, только одет Сичкарь по-праздничному. Лишь в торжественные дни, на отдыхе, достает он из обозного сундучка синюю черкеску с газырями, с ярким бешметом. Вдобавок к сабле цепляет на ремень большой кинжал. Полная кубанская казачья форма.
- Начинай, комиссар, - поторопил Иван Ванькович. - О чем балачка?
- Поговорим о порядке в нашем эскадроне, о примере большевиков. Но сначала одна новость. Думаю, приятная для всех нас. До сих пор первичной партийной организацией в Красной Армии являлась полковая ячейка. Почему? Да потому, что коммунистов-то было немного. А теперь растет наша партия, пополняется лучшими бойцами и командирами. Вы сами это видите. И вот недавно, в декабре, Центральный Комитет обсудил вместе с военными представителями новую инструкцию. В ней сказано: «За основную единицу партийной организации в частях, управлениях, учреждениях и заведениях Краевой Армии принимается ротная (или равновеликая ей) ячейка членов Российской Коммунистической партии...»
- Ну и что? - пробасил Пантелеймон Громкий.
- А то, что мы теперь можем создать партийную ячейку у себя в эскадроне, на месте решать разные вопросы нашей жизни. Это первое. И другая хорошая новость: для тех, кто вступает в партию в действующей армии, устанавливаются льготные условия. Кандидатский стаж снижается до одного месяца.
- Как раз для меня! - порадовался Громкий.
- Очень своевременное решение, - кивнул Леснов. - Оно облегчит и ускорит нашу работу по приему в партию лучших товарищей.
- Да вроде и нет больше желающих, - произнес Черемошин.
- Почему нет?! - громко возразил Калмыков. - Ты за себя говори, другой сам за себя скажет!
- Насколько я понимаю, Иван Ванькович хочет стать кандидатом? - спросил комиссар.
- Почему не стать? Я против врагов совсем пошел! Против офицера пошел, против богача пошел, против своего белого калмыка тоже пошел. У меня с большевиками одна дорога, а другой дороги совсем нет. И вся балачка! - рубанул он рукой.
- Превосходно, Иван Ванькович! - обрадовался Леснов. - Прямо сейчас и обсудим этот вопрос, и проголосуем.
- А ты чего молчишь?! - круто повернулся Калмыков к Сичкарю. - Сам к партии с полным уважением, а сам молчишь?! Говори свое слово!
- Я пока погодю, - невозмутимо ответил Кирьян, свертывая самокрутку. - Куда торопиться...
- Не дозрел еще? - ядовито поинтересовался Пантелеймон Громкий.
- Сказано: погодю! - отрезал Сичкарь, отбив всякую охоту продолжать этот разговор.
Все задымили, прикурив друг у дружки.
- А тебе, Нил, я вот что скажу, - повернулся к Черемошину Леонов. - Ты у нас среди партийцев самый грамотный. И протокол вести можешь, и бумаги всякие оформлять... Надо бы нам, товарищи, выдвинуть его секретарем нашей эскадронной партийной ячейки.
- Ты что! - Черемошин аж отшатнулся, толкнув плечо Пантелеймона Тихого. - Какой такой из меня секретарь?! Вы же знаете, ребята, неубедительный я, агитация у меня не получается.
- А зачем тебе перед нами агитацию разводить? - улыбнулся Леснов. - Мы тебя и без долгих разговоров вполне понимаем.
- Из пулемета сагитируешь. По белякам! - вставил свое веское слово Пантелеймон Тихий.
4
У Башибузенко действительно собрались земляки-станичники. И стол был накрыт, и самогона в достатке, и песню завели подвыпившие кавалеристы. Но сам Микола был трезв, окинул вернувшегося Романа настороженным испытующим взглядом. Подвинул ему свою кружку:
- Угощайся.
- Извини, не хочется.
- Оно и верно, - усмехнулся Башибузенко. - Негоже комиссару по причине престольного праздника...
Гулянка свернулась как-то сама собой. Бойцы пошумели за окном, поспорили, куда бы еще определиться на веселье.
- Я вам повеселюсь! Спать! - гаркнул в форточку эскадронный.
Леснов начал укладываться на деревянной скрипучей кровати, а Микола, любивший тепло, на печи. Стягивая сапог, Башибузенко спросил с деланным равнодушием:
- Как погутарили?
- С пользой. В протоколе записано: члены партии обязаны всеми мерами повышать авторитет командиров, добиваться безусловного и точного выполнения всех приказов и распоряжений. Ты это учти.
- Кто моих приказов не исполнял, тот знаешь теперь где?
- Выполняют по-разному. Один - сознательно, другой - абы как.
- Правда твоя, - миролюбиво согласился Башибузенко. - Однако долго вы там засиделись...
