бы вместе с моим сердцем.
— Ну и как тебе пришло в голову продать душу демону? — спросил тихо Тиррес, не приближаясь ко мне ни на шаг, так и оставаясь на расстоянии чуть больше вытянутой руки.
Все внутри сжалось.
Да, я никогда не верила Тирресу. Но он всегда улыбался, когда смотрел на меня. И теперь я вдруг как никогда ярко ощутила, что мне этого не хватает. Даже если где-то он мне лгал, он все равно незримо поддерживал меня. Теперь эта поддержка исчезла.
Тем сложнее было это выносить, потому что я все еще чувствовала нашу связь. Наша общая, разделенная пополам магия забурлила под ребрами, почувствовав хозяина. В кровь плеснул адреналин, нарушая дыхание, сбивая сердечный ритм.
Проклятье…
Сейчас стало совершенно ясно, что он был моим врагом, а я хотела до него дотронуться.
— Я тебе не враг, — вдруг покачал головой Тиррес и будто выдохнул. Через силу, резко, скривившись так, словно я произнесла предыдущую мысль вслух и она его оскорбила.
— Как ты?.. — ахнула я, испугавшись, что каким-то образом мои мысли становятся достоянием общественности.
Этого еще не хватало в комплект к остальным бонусам.
— Я не слышу твоих мыслей, — покачал головой он, а я все продолжала читать мимику его красивого лица, пытаясь понять, чего ждать дальше. Теперь он хмурился так, словно я ему нож в сердце вонзила и проворачиваю там. — Но я чувствую, когда ты отдаляешься, мысленно отрезаешь меня от себя. Ты пытаешься разорвать связь эолана и эолы. Сила натягивается, трещит. Она будет сопротивляться.
Я нахмурилась, вдруг осознав, что чувствую все, что он говорит. Рука сама потянулась к грудной клетке, которую словно тисками сжало. Казалось, кто-то зацепился крюком за вены и артерии и тянет их наружу.
— Ну, прости, — ядовито выдохнула я и опустила руку. Ничего, пусть будет неприятно. Это даже хорошо. Отрезвляет. — Не хотела причинять тебе дополнительный дискомфорт. Я же так виновата в том, что попала в Айремор и стала твоей пленницей, правда? Так виновата в том, что какого-то лысого осьминога наша магия объединилась! И ужасно провинилась, когда ваш дурацкий морской конек выбросил меня в долине черных дольменов, высасывающих магию и жизнь! Ну просто ужас, это же надо так накосячить! Ты уж прости меня, дуру бесхвостую. А если не простишь, что иди, пожалуй, в задницу!
Нет, я не была достаточно смелой, чтобы кричать, грубить и проявлять агрессию в сторону самого сильного морского колдуна из всех. Того, который мог бы чуточку ошибиться с расчетами своей ледяной клетки и заживо вморозить меня в нее, не моргнув и глазом.
У меня тряслись руки, и я была вынуждена спрятать их за спиной. Мне было страшно. Но мне было еще и ужасно обидно.
Ведь я ничего никому не сделала. Я не просила отправлять меня в Айремор, да и в Огненную империю тоже не просила. Но в последний месяц жизнь превратила меня в бумажный самолетик, запущенный с утеса вниз во время урагана. И теперь меня трепало из стороны в сторону, я не могла ни вернуться назад, ни коснуться земли.
Кажется, у меня из глаз брызнули слезы. Но, слава богу, в воде это было не видно.
Тиррес смотрел на меня, не отрываясь, и его лицо снова неуловимо менялось. Я все ждала, когда он скажет мне что-то очередное уничтожающее. Или властно-безэмоциональное…
А он вдруг махнул большим изумрудно-голубым хвостом и обнял меня, крепко прижав к груди. Так, что на миг я забыла, как дышать.
— Прости, — прошептал еле слышно, погладив меня по разметавшимся волосам, погрузив в них горячую ладонь и прижимая к себе крепче. — Прости.
И я заплакала по-настоящему.
В его объятиях было тепло, и с каждым мгновением становилось все спокойнее. Он продолжал касаться ладонями моей кожи, ласково и осторожно, скользил пальцами по спине, возвращаясь к волосам, чуть массируя, расслабляя.
Не знаю, в какой момент я почувствовала, что сила внутри меня плещется через край, как ураганная волна, бьющаяся о гранитный утес. Она норовила взметнуться, сломать камень, прорваться наружу.
В один миг мне стало так жарко, что захотелось содрать с себя не только одежду, но и кожу. Чтобы каждый нерв был свободен, чтобы мог дышать, дотрагиваясь до…
…эмира.
Я вполне осознавала, что не должна терять голову. Что Тиррес не искал меня целую неделю, что я не нужна ему. Что лишь какие-то долгоиграющие планы на мою жизнь или магию заставляют его удерживать меня рядом.
И все равно я чувствовала искрящееся удовольствие от его прикосновений, яд, втекающий в вены и отравляющий каждую клетку моего тела.
Мне нравилось, что он был рядом. И если отмести психологический аспект, то я просто получала удовольствие от его прикосновений, от рук, что спускались все ниже и в какой-то момент задрали подол моего платья, того самого, в котором я попала в Айремор. Вот только оно словно бы стало короче…
Невольно удивившись, я распахнула глаза и обнаружила, что на самом деле на мне теперь совсем другая одежда. Легкий мягкий корсет, сотканный из нежных голубых водорослей, заканчивался над животом и переходил в короткую юбочку, в которой наверняка было очень удобно плавать. Я вдруг подумала, что если бы у меня был хвост, а не ноги, то ткань красиво обрамляла бы чешуйчатые бедра…
По коже запрыгали иголочки мурашек. Я перевела взгляд на эмира, а он смотрел на меня, не отрываясь. Его длинные изумрудные волосы колыхались в воде, как цепи из драгоценных камней, обнаженная грудная клетка словно светилась изнутри непонятным, непередаваемым рисунком. Снова я видела его не так, как обычно. Как положено… И это будоражило.
Хвоста у Тирреса больше не было. Не знаю, в какой момент он заменился на ноги, но теперь передо мной стол потрясающе красивый мужчина в тонких обтягивающих штанах, темных, но то и дело поблескивающих, как серебряная чешуя. Прямо под кубиками пресса, ниже костяшек бедер и живота, до которого хотелось дотронуться, тянулась линия толстого пояса из черного металла с искрящимися голубыми и зелеными камнями.
— Зачем ты сделала это? — тихо спросил он, не выпуская меня из рук. Даже когда я дернулась, чтобы оттолкнуть его, чтобы очутиться подальше.
Нет, я все равно осталась в его объятиях, продолжая сходить с ума, ощущая жгучее биение его сердца рядом со своим.
— Почему ты не нашел меня? Неужели меня не было неделю и всем было наплевать? — выдохнула я, чувствуя, как снова сковывает горло болезненным спазмом.
Но плакать больше не хотелось. Это была скорее невысказанная обида,
