— Меня интересует не Ротте, а то, чем он занимается.
— Он пытается связаться с дьяволом по радио.
— У нас другие сведения, но даже если и так, нам интересно все, что с этим связано. Также хотелось бы узнать побольше о единомышленниках Ротте, поставивших себе цель досконально изучить наследие германских предков.
— Это другое дело, – успокоился майор. – Это серьезный интерес. А то я подумал…
— Вам не надо думать, – предупредил я его. – Вам надо в точности выполнять наши команды.
— Я не буду ничего писать!
— Вы ставите нам условия? Это нехорошо по отношению к друзьям, которые искренне хотели помочь вам выбраться из этой грязной истории, в которой вы, как ни странно, оказались замешаны. Вспомните, например, Испанию… Или Сербию… Или Северный Кавказ, специальный батальон абвера «Бергман», «Абвергруппу 102, русских военнопленных, среди которых вы подбирали кандидатов для работы в разведке. Напомнить, как вы поступали с теми, кто отказывался?»
— Не надо, – помрачнел майор и после паузы согласился. – Хорошо, я выложу его подноготную, но предупреждаю – только в устной форме. У него этой подноготной столько, сколько вам и не снилось. Он действительно в некотором смысле стоял у истоков этого сообщества выживших из ума профессоров.
После паузы, осмелев, майор добавил.
— Он, например, до сих пор поддерживает связь со своим научным руководителем в Мюнхене.
— С господином Хаусхофером?
Штромбах кивнул, затем, поколебавшись добавил.
— Я бы хотел, чтобы вы вернули мне документ…
— В свое время, господин Штромбах, а пока вас устроит такая сумма?
Я написал цифры на салфетке.
Штромбах кивнул.
— Тогда будьте любезны расписку.
— Какая расписка, господин Шеель! Неужели вы всерьез полагаете, что я поставлю свою подпись под столь порочной бумажонкой…
Мы были готовы к такому повороту. Понятно, что одним ударом Штромбаха на лопатки не уложить. Нельзя было исключать вариант, когда с тем же рвением, с каким мы охотились на него, он начнет охоту за нами.
— Какую же форму оплаты вы предпочитаете?
— Меня устроил бы счет в банке, на который переводились бы оговоренные заранее суммы.
— В валюте?
— Естественно, – Штромбах искоса глянул на меня. – Вас устроит Ломбард Одье?
Понятно, что играя простака, я должен изобразить удивление.
— Как вы доберетесь до Женевы, господин Штромбах? Или вы решили сыграть с нами краплеными картами?
— Нет, господин барон. У меня есть возможность побывать в Швейцарии по служебным надобностям, так что я сумею выбрать момент, чтобы заглянуть в Женеву.
— Это вы неплохо придумали, господин Штромбах. Что ж, так и поступим.
* * *
Вновь бег искажений. Когда картинка восстановилось, Шеель уже сидел на прежнем месте.
« … – Мы встретились в пансионе. Результаты обнадеживали, однако расслабляться было нельзя.
В разведке так бывает, соавтор. Успех только расширяет фронт работы. Вскрывая осиное гнездо, необходимо заранее позаботиться, чтобы не упустить ни одной из скрывающихся там тварей. В нашем деле спешить нельзя, одной удачей в таких делах не обойдешься, здесь нужна основательная подготовка и надежные помощники.
Вопрос, где их найти?
Конечно, устная договоренность со Штромбахом являлась серьезным успехом, однако мы не испытывали иллюзий. Его готовность к сотрудничеству могла оказаться хитрой уловкой – об этом нас заранее предупредила Москва. Такие прожженные вымогатели, как Штромбах, сражаются до конца. Любой ценой надо было содрать с него личину.
Что касается Майендорфа, тот назвал мое поведение «героическим», а верность долгу «безупречной».
« …я рад за тебя, Алекс. В трудную минуту ты проявил лучшие свои качества. Свидетели подтверждают, ты постоянно находился на линии огня и в схватке с гнусными негодяями, посягнувшими на нашего фюрера, вел себя более чем достойно. Пусть теперь эти мерзавцы попляшут в умелых руках дядюшки Мюллера. Он умеет обращаться с таким дерьмом. Твое поведение одобрил сам рейхсфюрер Гиммлер. Он объявил, что кровь всегда даст о себе знать. Германский дух только крепчает от испытаний, а тебе, как я убедился, его не занимать.
Теперь можно поговорить и о предложении Лееба насчет ревизии и оценки всего, что наработано в «Аненэрбе». Скоро ты получишь новое назначение. Как ты относишься к обязанностям офицера связи между вермахтом и нашей конторой на Пюклерштрассе?
Но прежде для расширения кругозора тебе придется отправиться в Мюнхен к профессору Хаусхоферу. В компании с Ротте.
Он объяснит, что к чему…»
Глава 3
На этом файл обрывался, но я уже был готов к этому. У меня появился опыт, и я знал к кому обратиться.
Тот же сад, та же избушка на курьих ножках – высокая крыша с крутыми шиферными скатами, под крышей бревенчатый короб, поставленный на бетонные столбы. В подвале знакомая груда социал–реалистической литературы, чуть поодаль стопки классиков в шоколадных обложках.
На этот раз помог Сталин. Кто бы мог подумать, что в его «Марксизме и национальном вопросе» найдется место для электронного носителя, на котором нацистское зазеркалье впервые обнажило свою неглупую и от того еще более зловещую реальность.
* * *
Николай Михайлович приветствовал меня с экрана.
Я не мог не ответить. Соскучился по ветерану, пусть даже эта очередная исповедь была, по–видимому, запрограммирована еще в его бытность на земле. Теперь он вещал «оттуда». Согласитесь, не каждому судьба отвешивает счастливую возможность пообщаться с тем светом.
Я рассказал о житье–бытье, поделился наработками по части Согласия, к которому склоняли меня все желающие вставить главку–другую в его воспоминания. Их было немало, и каждый с норовом. Каждый греб под себя, требовал место.
Николай Михайлович кивнул – и так бывает. Но ты не тушуйся, выдержки не теряй, а если станут напирать, не стесняйся, лупи их воспитательной работой…
— Впрочем, об этом после, а сейчас ближе к делу.
Он устроился в кресле поудобней…
« … – В Кремле очень заинтересовались приказом Майендорфа навестить профессора Хаусхофера.
По словам Федотова, Сталин отвел этой теме не менее получаса из общего времени, выделенного для отчета двух наркоматов узкому составу Политбюро. Петробыч потребовал от Берии и Меркулова, осуществлявших каждый по своей линии общее руководство операцией «Бабушкины сказки», детально осветить контакты буржуазного спеца Карла Хаусхофера с небезызвестным Рудольфом Гессом, который к тому моменту якобы сошел с ума в английском плену.
Петробыч пососал трубку, затем поинтересовался.
— Помнится, перед Тегераном аналитическую записку по Гессу готовил Трющев? Его выводы показались товарищам из Политбюро обоснованными. Не так ли, Вячеслав?
Молотов подтвердил – по главным пунктам выводы Трущева совпадают с выводами специалистов наркоминдела по Великобритании и США.
Сталин подхватил.
— Пусть Трющев еще раз займется этим делом. Подключите «близнецов». Их задача выжать из этого буржуазного геополитика все, что ему известно об этом полете, – и после нескольких затяжек из своей знаменитой трубки многозначительно добавил. – Нам еще придется столкнуться с союзниками в оценке этой авантюры».
Здесь Федотов вновь сделал многозначительную паузу, затем поставил вопрос ребром.
— Делай что хочешь, но выжми из этого буржуазного спеца все, что можно, и даже больше…»
Меркулов поддержал.
— Стучись в любые двери…
А Лаврентий Павлович уточнил.
— Жертвуй, кем хочешь…
К моему предложению привлечь к этому делу материалы, касавшиеся Альфреда–Еско фон Шееля, Федотов отнесся настороженно.
— Я этот вопрос не решаю. Придется обратиться к наркому, – после чего несколько минут утомительно выстукивал пальцами по столу.
Наконец заключил.
— А что, можно попробовать.
Берия, выслушав мою просьбу, тут же обвинил меня в склонности к волоките и политической слепоте.
— Пассивно себя ведешь, Трющев! – заявил Лаврентий. – За бумажками не видишь живое дело. Почему не настоял в сороковом, чтобы висшую меру барону заменили сроком? В следующий раз более активно отстаивай свою жизненную позицию. Сейчас у нас с этим Хаусховером проблем не било. А тепер что прикажешь делат? Ждат, пока ты будешь бумажки перебирать?..
Я благоразумно промолчал. Что я мог сказать в ту пору, когда все жаждали быстрых успехов. Не одним же воякам ордена за взятие городов «хватат».
Впрочем, нарком и не ждал ответа.
Он подошел к окну. Несколько минут, с высоты третьего этажа разглядывал небольшой, залитый солнечным светом переулок.
