Мы гарантировали, что сумеем взять Крайзе под контроль, а в конце попросили Москву подготовить вопросы, на который этот оборотень должен был дать четкие и недвусмысленные ответы».
Из воспоминаний Н. М. Трущева:
« …Вот сукины дети! Я подозревал что‑то подобное, однако не имея на руках твердых фактов, не стал выносить сор из избы и поставил перед Федотовым вопрос ребром – без помощников «близнецам» не обойтись.
Почему не Крайзе?»
« …На этот раз на Лубянке сумели избежать паники. Здравомыслие возобладало, и после бурного, на повышенных тонах, обсуждения заинтересованные стороны пришли к согласию – пусть Федотов берет оборотня под свою опеку и распоряжается им согласно представленного им плана.
— Главное, резултат, – подвел итог Берия. – Этого требует от нас партия и руководство страни. Этого требует от нас товарищ Сталин!»
В. И. Ленин. «Как нам реорганизовать Рабкрин?»
« …Я сделал вид, что клюнул на приманку насчет работы и как‑то, встретив Крайзе в коридоре, пообещал похлопотать за него.
— Но для этого, Густав, вы должны еще раз подробно рассказать, как вам удалось очутиться в Берлине живым и здоровым, да еще с легальными документами.
— Охотно, господин гауптман, – засмеялся ведьмак…»
Из рассказа Густава Крайзе:
« …трудно назвать вербовочной беседой. Скорее жестким допросом, во время которого сразу определялась мера наказания. Ошибись я хотя бы раз, и эти два похожих как две капли воды большевистских фанатика, не задумываясь, пристрелили бы меня. Впрочем, готовясь к худшему, я продумал пару вариантов, позволявших мне спасти жизнь.
Например, через окно в туалете. Не будет же аристократ сопровождать плебея до самого унитаза.
Впрочем, это нервное… Что‑то вроде недоумения или вопля, обращенного к судьбе, позволившей красным взять меня за горло не где‑нибудь, а в самом Берлине.
Куда идти, где искать спасения?»
« …я не спал всю ночь.
Меня никто не ждет, я никому не нужен, разве что для галочки в расстрельной ведомости. У нас в Германии очень любят ставить такие галочки – чем больше, тем лучше, – особенно в то бедовое время, когда на территории рейха уже приступили к формированию команд эсэсманов для борьбы с дезертирами, мародерами и фольксшедлинге.
Я не очень‑то опасался местных карателей. Куда больше мне досаждал укор и презрение, которыми Таня могла встретить меня на небесах. Эта боль была нестерпима, поэтому в присутствии комиссаров я повел себя бодро – охотно согласился, что в сторонке не отсидишься и долг каждого честного человека внести свой вклад в борьбу с фашизмом, затем подробно ответил на каждый вопрос и в конце подписал обязательство о сотрудничестве…»
«Мы сидели втроем. Пережидая бомбежку, беседовали в темноте.
Когда английские бомбардировщики, отбомбившись на севере Берлина, начали разворачиваться на обратный курс, раздвинули шторы.
Из окна были видны пожары. Ближе других полыхал сбитый «Ланкастер», рухнувший на другом берегу Шпрее.
Там было шумно, работали пожарные. Охранники из СС гнали колонну русских военнопленных для разборки завалов и спасения местных жителей.
Это был сущий ад. Было не до антимоний. Когда с вопросами было покончено, один из большевиков достал початую бутылку коньяка, разлил по рюмкам и провозгласил тост.
— За Таню Зайцеву!..
Мы выпили стоя.
Не чокаясь.
Скажи, приятель, когда и где случалась более быстрая вербовка?!»
* * *
Перебирая труды основоположников, я обнаружил, что наиболее насыщенным содержанием оказался первый том «Капитала». Оттуда ворохом посыпались материалы, относящиеся к самым мрачным моментам в истории Третьего Рейха.
Я поднял с пола первый попавшийся DVD–диск – и угадал!
* * *
Из воспоминаний Алекса–Еско фон Шееля:
« … – 28 июля 1944 года гестапо арестовало президента Германской академии по изучению и сохранению германизма, а также основателя Национального союза немцев Карла Хаусхофера. Его как потенциального заговорщика поместили в Дахау с приказом никого к профессору не допускать.
В ознаменовании ареста Ротте вернул мне бóльшую часть долга. Это была неслыханная щедрость, безусловно, санкционированная начальством. Отпраздновать День всех честных заемщиков мы решили в пансионе фрау Марты. Благо, боров сам напросился.
Когда автомобиль подкатил к пансиону, оттуда выскочил Крайзе и помог Ротте с чемоданом. После небольшой дружеской пирушки мы собирались поездом отправиться в Мюнхен».
Осенью сорок четвертого в Мюнхен еще ходили поезда. Или я ошибаюсь, дружище? Ты не поленись, уточни».
« …как я не убеждал Ротте, что путешествие на поезде было за гранью разумного риска – того и гляди, угодишь под бомбежку – штурмбанфюрер стоял на своем. Он решительно отказывался ехать на машине.
Заметив Густава, Ротте даже глазом не моргнул, тем самым подтверждая наши самые худшие опасения – с этим карасем ухо следовало держать востро».
« …поговорили.
— Я недооценил твои возможности, Алекс. Это гипноз?
— О чем ты, Франц?
— О твоем двойнике.
— Каком двойнике?
— С которым я повстречался в парке. Может, ты прячешь его в этой комнате?
— Ты веришь в эту чепуху, Франц? Можешь заглянуть под кровать. Или в шкаф.
Ротте задумался, затем признался.
— То, во что я верю, трудно назвать чепухой.
— Как раз об этом я и хотел поговорить с тобой. Например, о предложении Майендорфа. Я не прочь поучаствовать в организованном тобой предприятии, но мне хотелось бы знать, чем ты занимаешься и можно ли на этом делать деньги. Другими словами, каковы коммерческие перспективы затеянного тобой дела?
— Ты рассуждаешь как стопроцентный янки. Я как‑то не задумывался о коммерческих перспективах.
— Этого не может быть, Франц! Прозит!..
— Прозит.
Мы чокнулись.
— Только не надо ссылаться на страсть к картам, женщинам и прочие порочные наклонности, а также на пристрастие к Толстому и Достоевскому. Твой информатор с набережной Тирпица много поведал о тебе. Если суммировать, ты пытаешься сделать гешефт на дьяволе, не так ли?
— Осторожнее в выражениях, Алекс. Нас могут услышать.
— Кто? Люцифер?..
— Он тоже. Но сейчас меня более волнует этот малый, встретивший нас у порога. Кто он?
— Племянник фрау Марты. Появился здесь с неделю назад, может, чуть больше.
— Он зарегистрировался?
— Да. Я сразу предупредил фрау Марту, что не потерплю, если у этого парня будут проблемы с документами. Почему это тебя так интересует?
— Хороший вопрос, Алекс. Я, кажется, знаю этого парня. Как его зовут?
— Густав.
— А полнее?
Я рассердился.
— Оставь свои глупые шутки, Франц! Мы договорились работать сообща, а ты вновь начинаешь играть в секреты. Откуда мне знать, как его фамилия!
— Не сердись, Алекс. Просто я знаю этого человека.
— И что? Он тоже стопроцентный янки? Давай доставим его в ближайший полицейский участок, пусть они разберутся.
Ротте некоторое время раздумывал, потом спросил.
— Что тебе известно о Ленине?
— А–а, так это он является воплощением дьявола?
Ротте помрачнел.
— Не надо шутить с такими вещами, Алекс. Так что тебе известно о Ленине?
— Это вождь большевистской революции. Он умер в 1924 году.
— Я имею в виду другого Ленина, точнее, другое. Ленин–Клостер – город неподалеку от Бранденбурга. Это моя родина. В бытность студентом я вел в местной гимназии радиокружок. Так вот, самым сметливым моим учеником был местная достопримечательность – Густав Крайзе.
— Чем же он был так достопримечателен?
— У него русская мать. Согласись, для тихого провинциального Ленина, это уже серьезный повод для сплетен. Старший Крайзе привез ее откуда из‑под Одессы. Я смотрю, Густав здорово пострадал на войне?
— У него другое мнение. Рука – это пустяк, лишь бы голова была цела.
— Он, кажется, учился на радиотехническом факультете?
— Я не знаю, Франц!! И давай больше не будем отвлекаться. Прозит!
— За твое здоровье, Алекс. Русские, кажется, так празднуют очередную порцию выпивки. Кстати, они очень торопливый народ, не успеешь выпить, снова наливают. Ты хочешь споить меня, Алекс? Не выйдет. Взгляни на мои габариты. Мне нужно ведро. Послушай, нельзя ли позвать сюда этого Крайзе? Я бы хотел расспросить его. Тебе тоже будет интересно. А насчет Люцифера поговорим позже.
Я пожал плечами, вышел в коридор и, отыскав племянника, попросил его зайти ко мне в номер.
