В пятую седмицу Юэнян пригласила двенадцать монахинь во главе с настоятельницей Сюэ, матерью Ван и старшей наставницей отслужить панихиду и сопроводить душу новопреставленного на небо. Рядом с Юэнян были жена У Старшего и жена У Шуньчэня.
Надобно сказать, что еще во время похорон Симэня, у его могилы, Ли Гуйцзе и Ли Гуйцин долго шептались с Ли Цзяоэр.
— Мамаша вот что велела тебе передать, — говорили ей певицы. — Весу у тебя тут нет, драгоценностями ты не владеешь. Значит и незачем в этом доме оставаться. Тем более, у тебя нет ребенка, а потому нечего траур блюсти. Мамаша советует тебе устроить скандал и уйти. Вчера у нас был Ин Боцзюэ. Говорит, богач Чжан Второй с Большой улицы готов пятьсот лянов серебра выложить и взять тебя второй женой. Собирается хозяйкой дома сделать. Перед тобой открываются новые возможности. А тут так и будешь прозябать до самой смерти. Мы, певицы, должны без сожаления расставаться со старым и стремиться к новому, искать местечко потеплее да повыгоднее. Так что смотри, не упусти случай!
Ли Цзяоэр крепко запомнила, что ей сказали, а когда тлеет, то достаточно небольшого ветерка, чтобы вспыхнул пожар. И вот после пятой седмицы Цзиньлянь обратилась к Сюээ. — После похорон, — говорила Цзиньлянь, — Ли Цзяоэр па кладбище в беседке с шурином У Вторым любезничала. А Чуньмэй своими собственными глазами видала, как она за ширмой узелок припасла, потом Ли Мину передала, а тот его отнес к себе в вертеп.
Слухи дошли до Юэнян. Отчитав брата, она отправила его в лавку и запретила наведываться на женскую половину дома, а привратнику Пинъаню было запрещено пускать Ли Мина. Стыд Ли Цзяоэр сменился на гнев. Она только никак не находила повода. Но вот однажды, когда Юэнян угощала невестку У Старшую, она пригласила Мэн Юйлоу, но обошла Ли Цзяоэр. Тут-то разгневанная Цзяоэр и обрушилась с руганью на хозяйку. Она ударяла по столу, на котором стояла дщица Симэня, громко рыдала и кричала, а среди ночи, в третью стражу, собиралась было повеситься. Когда служанка доложила Юэнян, та испугалась и решила посоветоваться с невесткой. После совета пригласили хозяйку «Покрасней весны», чтобы вернуть Ли Цзяоэр на ее прежнее место.
Мамаша из опасения, что Ли Цзяоэр не отдадут ее наряды и украшения, начала торговаться.
— Натерпелась тут у вас моя дочка! — воскликнула старуха. — А где возмещение! Как легко вы хотите от нее отделаться! Несколько десятков лянов серебра вы дать обязаны, хотя бы от стыда.
Шурин У Старший, будучи лицом чиновным, не решился настаивать на своем и после долгих переговоров велел Юэнян отдать Ли Цзяоэр все, что у нее было: одежды и украшения, утварь, сундуки и кровать. На том и перешили. Правда, как того ни хотелось Ли Цзяоэр, горничных Юаньсяо и Сючунь с ней не отпустили. Тут решительно уперлась У Юэнян.
— Что, хочешь честных девушек обратить в продажных девок, да? — воскликнула Юэнян, чем сразу заставила хозяйку «Прекрасной весны» прикусить язык.
Старуха, расплывшись в улыбке, откланялась. Ли Цзяоэр отбыла в паланкине.
Да, дорогой читатель! Певички из домов веселья тем только и живут, что торгуют чарами и прелестями. Утром у них щеголь Чжан, под вечер гуляка Ли. В ворота к ним входит почтенный отец семейства, с заднего крыльца они впускают его сына. Бросают старого поклонника и заводят нового, от денег разгораются глаза, — такова уж их натура. Пока певица живет в доме веселья, она заманивает и хватает всякого, всякому курит фимиам и льстит, желая во что бы то ни стало выйти замуж. Тут она готова переродиться и следовать стезею добра. Однако, как бы ни почитал и ни любил ее муж, ему все равно нс завоевать навсегда ее привязанности, ибо непостоянство в самой ее природе. Она либо и при живом муже будет искать запретных услад, либо с его смертью учинит скандал и покинет дом. Так что рано или поздно она вернется в прежний котел.
Да,
Змея вползет в нору и тамвсе извиваться норовит;Из клетки вырвется своейи тотчас птица улетит.Тому свидетельством стихи:Увы. недолгий век цвеститебе красавица-цветок.Ночь настает и новый гостьвойти желает в твой черток.Прелестница. твой гибкий станвлечет любителей услад,Уж многим довелось познатьгуб увлажненных аромат.Такой пленительною тыи миловидной рождена,Но лицемерием, увы,душа твоя поражена.Тебя хоть замуж позови,хоть добродетелью мани, —Все будешь с грустью вспоминатьв пороке прожитые дни.
Отпустив Ли Цзяоэр, Юзнян громко разрыдалась. Окружающие успокаивали хозяйку.
— Не расстраивайтесь, сестра, не надо! — говорила Цзиньлянь. — Как волка ни корми, он все в лес глядит. Шлюхой была, шлюхой и осталась. К прежнему своему ремеслу вернулась. Зря вы, сестрица, тужите.
Не успела Юэнян успокоиться, как пошел Пинъань. — Соляной инспектор его превосходительство Най пожаловали, — доложил он, — В зале ожидают. Я уведомил о кончине батюшки двадцать первого дня в первой луне. Они спросили о дщице. Я ответил, что дщица установлена в зале в дальних покоях. Они изъявили желание почтить покойного батюшку.
— Зятюшке скажи, пусть он примет, — распорядилась Юэнян. Немного погодя появился облаченный в траур Чэнь Цзинцзи и поклонился гостю. Когда убрали помещение, инспектора Цая пригласили в дальние покои, где он поклонился перед дщицей покойного. Вышла в глубоком трауре Юэнян и засвидетельствовала свое почтение гостю. Инспектор Цай не стал утруждать ее расспросами.
— Отдыхайте, сударыня, прошу вас, — вежливо предложил он Юэнян вернуться к себе и комнату и обернулся к Чэнь Цзинцзи. — В свое время мне приходилось не раз беспокоить вашего покойного хозяина, — продолжал гость. — И вот, когда истек срок службы, по дороге в столицу и почел за долг выразить мою благодарность. Я не мог себе представить, что его не стало. Каким же недугом страдал ваш почтенный господин, позвольте узнать, сударь.
— Мокротной лихорадкой, ваше превосходительство, — отвечал Цзинцзи.
— Прискорбно, очень прискорбно! — воскликнул Цай и вызвал сопровождающего. Тот принес два куска ханчжоуского шелку, пару шерстяных чулок, четыре вяленых окуня и четыре банки засахаренных фруктов. — Эти скромные дары я подношу в знак моего искреннего уважения, — продолжал инспектор и протянул полсотни ляпов серебра. — А это долг, взятый как-то у почтенною господина, который и возвращаю в знак нашей неизменной дружбы. Примите, пожалуйста, и уберите это серебро.
— О, вы так обязательны, ваше превосходительство! — проговорил Цзинцзи.
— Ваше превосходительство, — обратилась Юэнян. Прошу вас, пройдите, пожалуйста, в переднюю залу.
— Благодарю вас, не извольте беспокоиться, — отвечал гость. — Я мог бы и тут выпить чашку чаю.
Слуги подали чай. Цай выпил чашку и, быстро поднявшись, направился к паланкину.
Юэнян, конечно, приятно было получить пятьдесят ляпов, но в то же время и грустно стало на душе: «Бывало — подумала она, — разве отпустили бы ни с чем столь знатную особу! Какой прием бы устроили. Пировали бы допоздна. А теперь? Вот они богатства. Смотри на них! А высокого гостя принять некому»
Да,
Кто дружбой богат —луной насладится и ветром.Лишь бросит свой взглядувидит и выси и недра.Тому свидетельством стихи:Тихо в доме,дверь не скрипнетэтим долгим вешним днем.Только слезыбьют ключами,как подумаю о нем.Дух весеннийгрусть навеет,жизни ощущаю крах.Скорбны думы,сердцу больно,тени осени в очах.
Итак, Ли Цзяоэр вернулась в «Прекрасную весну». Как только И Боцзюэ прослышал эту новость, он не замедлил сообщить Чжану Второму, Тот выложил пять лянов серебра и провел с ней ночь.
Чжан Второй, надобно сказать, был годом моложе Симэнь Цина. Родился в год зайца и шел его тридцать второй год, а Ли Цзяоэр — тридцать четвертый,[1542] но мамаша обманула гостя, сказав, что ей всего двадцать восемь, и просила Ин Боцзюэ ее не выдавать. За три сотни лянов Чжан взял се в дом второй женой. А Чжу Жинянь и Сунь Молчун за компанию с Ваном Третьим стали по-прежнему частыми гостями Ли Гуйцзе из «Прекрасной весны», но не о том пойдет речь.
Боцзюэ, Ли Чжи и Хуан Четвертый заняли пять тысяч лянов серебра у дворцового смотрителя Стоя, такую же сумму выложил Чжан Второй, и они, войдя в сделку с областным управлением в Дунпине, взяли подряд на поставку старинной утвари двору. Несколько дней подряд пировали они в домах веселья, подъезжая на холеных конях с дорогою сбруей.
Воспользовавшись смертью Симэня, Чжан Второй подкупил тысячью лянов члена Высшего Тайного совета Чжана, императорского родственника. Тот замолвил слово перед главнокомандующим Его Величества гвардии Чжу Мянем, чтобы назначить Чжана на освободившийся пост главного надзирателя судебно-уголовной управы. Чжан Второй купил сад и начал возводить постройки. Дня не проходило, чтобы к нему не заглядывал Боцзюэ. Этот подхалим докладывал обо всем, что происходило в доме Симэня.
