Человек с неприветливой физиономией, но нежным именем подошел ближе.
— Сколько у вас сейчас человек? — спросил г-н Жакаль.
— Восемь, — отвечал Голубок.
— С вами вместе?
— Нет, со мной будет девять.
— Ребята крепкие?
— Мне под стать, — отозвался Голубок таким устрашающим баритональным басом, что сомневаться в его незаурядной силе и энергии не приходилось, если только о силе человека можно судить по голосу.
— Прикажите им подняться, — продолжал г-н Жакаль, — и все вместе ждите в коридоре за дверью.
— С оружием?
— Да. Как только услышите звонок, входите сюда без стука и прикажите человеку, который здесь окажется, следовать за вами. В коридоре вы передадите его четверым своим товарищам, пусть препроводят его в нашу тюрьму предварительного заключения. Когда арестованный окажется в надежном месте, пусть ваши люди снова поднимаются и ждут в коридоре на прежнем месте до тех пор, пока я снова не позвоню и не сдам другого арестанта. И так далее, пока я не отменю приказ. Вы меня поняли?
— Отлично понял! — отвечал Голубок. — Отлично! — повторил он, выпятив грудь, как человек, гордый собственной понятливостью.
— А теперь, — строго сказал г-н Жакаль, — должен вас предупредить: за арестованных вы отвечаете головой.
В эту минуту в дверь кабинета постучали.
— Это, вероятно, один из ваших будущих арестантов. Ступайте скорее за своими людьми.
— Бегу! — рявкнул Голубок, одним прыжком выскочив в коридор.
Господин Жакаль опустил за ним портьеру, уселся в кресло и сказал:
— Войдите!
Дежурный ввел Овсюга.
XXVII
РАСЧЕТ
Поклонник дамы, сдававшей внаем стулья в церкви святого Иакова, долговязый и бледный под стать Базилю, степенно вошел в кабинет, кланяясь г-ну Жакалю, словно главному алтарю в церкви.
— Вы меня вызывали, благороднейший хозяин? — спросил он скорбным голосом.
— Да, Овсюг, вызывал.
— Чем я могу иметь честь быть вам полезным? Вы знаете, что моя жизнь в вашем распоряжении.
— Это мы сейчас увидим, Овсюг. Прежде скажите, был ли у вас повод для недовольства мною с тех пор, как вы на службе?
— О Всевышний Господь! Никогда, достойнейший хозяин! — поспешил заверить елейным голосом любовник Барбетты.
— А я, Овсюг, имею веское основание быть вами недовольным.
— Дева Мария! Неужели это возможно, добрый мой хозяин?
— Более чем возможно, Овсюг: так оно и есть, и это доказывает, что вы оказались неблагодарным.
— Пусть Бог, который меня слышит, — медовым голосом возразил лицемер, — ниспошлет мне смерть, если я хоть раз забыл о ваших милостях.
— Вот именно, Овсюг, я боюсь, что вы их забыли. Напомните-ка мне о них, дабы я убедился, что у вас хорошая память.
— Добрейший мой хозяин! Неужели, по-вашему, я могу забыть, как меня арестовали на улице Святого Иакова-Высокий порог — у малой церковной двери, после того как я прихватил серебряный крест и золоченый потир; и быть бы мне на каторге, если бы не ваша отеческая забота, благодаря которой я выпутался из этой скверной истории.
— С того дня, — сказал г-н Жакаль, — я приобщил вас к службе. Как же вы отплатили за эту услугу?
— Однако, благороднейший хозяин… — перебил его Овсюг.
— Не прерывайте меня! — строго прикрикнул на него г-н Жакаль. — Я все знаю. Вот уже полгода вы работаете на отца Ронсена из Конгрегации.
— Я действую в интересах нашей святой Церкви! — набожно выговорил Овсюг, с блаженным видом устремив взгляд к потолку.
— Странно вы понимаете ее интересы, Овсюг! — с притворным возмущением воскликнул г-н Жакаль. — Ведь отец Ронсен и его Конгрегация утянули за собой в пропасть господина де Виллеля, а тот — кабинет министров! Таким образом, вы, несчастный человек, сами того не зная, — хотелось бы в это верить! — неизбежно стали возмутителем общественного порядка и, не подозревая того, пошатнули трон его величества.
— Возможно ли это? — растерялся Овсюг, уставившись на г-на Жакаля.
— Вы, разумеется, слышали, что кабинет министров сменился этим утром? Знайте же, несчастный, что вы явились одной из причин этой административной революции. Вас объявили опасным преступником, и я решил, пока в столице не утихнет шум, поместить вас в надежное место, где вы могли бы спокойно собраться с мыслями.
— Ах, добрейший мой хозяин! — вскричал Овсюг, бросаясь г-ну Жакалю в ноги. — Клянусь Богом Всемогущим, что ноги моей не будет в Монруже.
— Слишком поздно! — возразил г-н Жакаль, поднимаясь и нажимая кнопку звонка.
— Смилуйтесь, добрейший хозяин! Смилуйтесь! — взвыл Овсюг, заливаясь горькими слезами.
Вошел Голубок.
— Смилуйтесь! — повторил Овсюг, вздрогнув при виде непреклонного полицейского: он знал, в каких случаях начальник прибегал к помощи Голубка.
— Слишком поздно, — сурово проговорил г-н Жакаль. — Встаньте и следуйте за этим человеком.
Овсюг заглянул в недовольное лицо г-на де Жакаля и, понимая, что спорить бесполезно, последовал за полицейским, сложив руки, как и подобало мученику.
Когда Овсюг вышел, г-н Жакаль снова позвонил.
Вошел дежурный и доложил о Карманьоле.
— Пусть войдет, — кивнул г-н Жакаль.
Провансалец не вошел, а влетел в кабинет.
— Что вам угодно, патрон? — нежным, как флейта, голосом спросил он.
— Сущие пустяки, Карманьоль, — отвечал г-н Жакаль. — Сколько за вами числится обычных краж?
— Тридцать четыре: ровно столько, сколько мне лет, — весело сообщил Карманьоль.
— А сложных, я хочу сказать — со взломом?
— Двенадцать: сколько месяцев в году, — в том же тоне отвечал марселец.
— А покушений на убийство?
— Семь: сколько дней в неделе.
— Вы, стало быть, — подвел итог г-н Жакаль, — тридцать четыре раза заслужили тюрьму, двенадцать раз каторгу и семь раз Гревскую площадь. Итого — пятьдесят три более или менее неприятных приговора. Я правильно сосчитал?
— Все верно, — отвечал беззаботный Карманьоль.
— Вот что, мой добрый друг! О ваших приключениях начинают поговаривать в городе, и я решил на время отправить вас в ссылку.
— В какую часть света? — беспечно спросил Карманьоль.
— Я думаю, вам это должно быть безразлично.
— Да, лишь бы это было не на берегу моря, — отвечал провансалец, смутно начиная догадываться о том, что г-н Жакаль хочет ему предложить туманный Брест или солнечный Тулон.
— Ах, умница Карманьоль, вы, к сожалению, попали в точку: я выбрал для вас живописное местечко, хотя вам оно, кажется, не по душе.
