взрывами дымным небом мне вспомнился тот самый день двухгодичной давности, когда мы
отмечали годовщину нашей свадьбы, и начал петь «Для меня и моей девочки», как мы с
Кларой пели в машине по дороге из Роли. Я голосил что есть мочи, будто мне все нипочем, поскольку знал: Клара обязательно услышит меня и поймет, что за меня волноваться не
стоит. Ведь я дал ей слово, и ничто, даже гибель є Тихом океане, не помешает мне его
сдержать.
Знаю, это невероятно, но я спасся. Затем меня назначили на транспортное судно,
доставлявшее к месту назначения войска, и уже весной я вез морпехов на І Іводзиму. А потом
война кончилась, и я вернулся домой. Дома я никогда не говорил о войне - не мог. Никогда ни
слова - очень было тяжело, больно было, и Клара меня понимала. Наша жизнь наконец вошла
в прежнее русло. В 1955-м мы начали своими силами строить здесь дом. Почти все я сделал
сам. Как-то к вечеру, закончив работу, я услышал, как Клара, которая вязала в тени, напевает
«Для меня и моей девочки».
Я замер на месте и сразу вспомнил тот бой. Я совсем позабыл об этой песне и никогда не
рассказывал Кларе, что случилось в тот день на плоту. Но она, должно быть, что-то прочитала
на моем лице, потому что, подняв на меня глаза, сказала:
- День годовщины нашей свадьбы. - И продолжила вязать. - Я тебе не говорила, но, когда ты
был на фронте, мне однажды ночью приснился сон, - прибавила она. - Будто меня окружает
море полевых цветов. II я слышу, как ты поешь мне эту песню, хотя я тебя не вижу.
Проснувшись, я почувствовала, что страх отпустил меня. Ведь я до тех пор никак не могла
избавиться от тревоги за тебя.
Я замер как громом пораженный.
- Это был не сон, - наконец выговорил я.
Она улыбнулась, и я понял, что она ждала именно этого ответа.
- Знаю. Я же сказала, что слышала тебя.
После этого меня ни на минуту не покидала мысль, что между мной и Кларой существует
что-то такое - какая-то мощная духовная связь. Вот таким образом я решил разбить здесь сад
и через несколько лет, в годовщину нашей свадьбы, привез сюда Клару, чтобы показать его
ей. Правда, тогда сад был совсем крошечный, не как сейчас, но Клара меня уверила, что это
самое прекрасное место на земле. Поэтому я на следующий год увеличил участок и, напевая
нашу песню, подсеял еще цветов. Потом в день нашей свадьбы, до тех самых пор, пока Клары
не стало, я проделывал это каждый год. Здесь, в месте, которое она так любила, я развеял ее
прах.
Однако после ее смерти я изменился не в лучшую сторону - обозлился на всех, начал пить, словом, погибал. Сад забросил, перестал сеять цветы, перестал петь, потому что не видел
больше в этом смысла - ведь Клара ушла. Я возненавидел весь свет, не хотел жить,
подумывал о самоубийстве. Но вот появился Доусон. Я был рад ему. Он возродил у меня
интерес к жизни, напомнил, что моя миссия здесь еще не окончена. Но вот ушел и Доусон. А
я приехал сюда и после долгих лет снова увидел это место. Лето было на исходе, но
некоторые цветы продолжали цвести, и, когда я запел нашу с Кларой песню, у меня на глазах
непроизвольно выступили слезы. Наверное, я оплакивал потерю Доусона, свою судьбу, но
главное, оплакивал Клару.
Именно тогда все и началось. Возвращаясь в тот вечер домой, в окне кухни я увидел Клару.
Это был некий неясный образ, но я слышал, как она пела нашу песню. Однако когда я вошел
в дом, она уже исчезла. Я снова вернулся в наш домик и продолжил заниматься садом - то
есть «готовить почву» - и тогда я снова увидел ее, на сей раз на веранде. Через несколько
недель, когда я посеял цветы, она начала приходить ко мне регулярно, где-то раз в неделю, и, прежде чем она исчезала, мне удавалось к ней приблизиться. Но вот сад зацвел, и я как-то
после очередной прогулки среди цветов, войдя в дом, отчетливо, как живую, увидел Клару.
Она стояла прямо здесь, на веранде, и ждала меня, слоено недоумевая, отчего это мне
потребовалось столько времени, чтобы разобраться, что к чему. С тех пор так все и было.
Дело в том, что Клара - часть этих цветов. Они выросли из ее праха, и чем больше они
разрастаются, тем живее становится Клара. Пока я ухаживал за цветами, у Клары был способ
приходить ко мне.
Именно поэтому вы здесь, именно поэтому я и попросил вас исполнить мою просьбу. Это
наше место, тот крошечный уголок земли, где любовь делает невозможное возможным.
Думаю, вы это поймете лучше, чем кто бы то ни было.
Мне пришло время присоединиться к Кларе. Пора нам с ней спеть вместе. Настал мой час, и я
об этом не жалею. Я снова с Кларой, и это единственное место, где бы я хотел остаться
навсегда. Прошу развеять мой прах над цветами, и не нужно по мне плакать. Наоборот - я
хочу, чтобы вы радовались за нас. Улыбайтесь веселее для меня и моей девочки.
Так».
Подавшись вперед, Доусон положил руки на колени и попытался представить себе пишущего
это письмо Така. В авторе этого послания он никак не мог узнать приютившего его
немногословного, сурового человека. Такого Така Доусон не знал.
Глаза Аманды излучали тепло, она осторожно, чтобы не разорвать бумагу, сложила письмо.
- Я знаю песню, о которой он говорит, - сказала она, аккуратно спрятав письмо в сумку. - Я
однажды слышала, как он ее поет, сидя в кресле-качалке. Когда я спросила, что за песня, он
ничего толком не ответил, а просто включил мне пластинку.
- Дома?
Аманда кивнула.
- Помню, я подумала, что мотив какой-то запоминающийся, но Так закрыл глаза и будто...
растворился в музыке. Но вот песня закончилась, он встал и убрал пластинку, и я не знала, как это все воспринимать. Но теперь все встало на свои места. - Аманда повернулась к
Доусону. - Он звал Клару.
Доусон медленно вертел в руках бокал.
- Ты веришь? Веришь, что он видел Клару?
- Раньше не верила. Но теперь не знаю, что и думать.
Вдали послышались громовые раскаты. Они словно напоминали, зачем Аманда и Доусон
сюда приехали.
- Пожалуй, нам пора, - сказал Доусон.
Аманда встала, оправив на себе брюки, и они с Доусоном спустились в сад. Ветер уже дул, не
ослабевая, туман сгустился. Ясное утро сменилось днем, который словно олицетворял
темное, тяжелое прошлое.
Доусон достал шкатулку, и они подошли к ведущей в глубь сада тропинке. Волосы Аманды
трепал ветер, и она то и дело их приглаживала. Они дошли до середины сада и остановились.
Доусон застыл, ощущая в руках тяжесть шкатулки.
- Наверное, нужно что-нибудь сказать, - пробормотал он. Аманда кивнула, и Доусон, начав
первым, отдал дань приютившему его и подарившему ему СБОЮ дружбу человеку. Аманда, в
свою очередь, поблагодарила Така за то, что нашла в нем наперсника, к которому, как к отцу, прикипела душой. Едва прозвучали последние слова, ветер как по волшебству усилился, и
Доусон открыл крышку.
Пепел, взметнувшись, закружился над цветами, и Аманда подумала, что это Так ищет Клару, взывая к ней в последний раз.
Вернувшись в дом, они начали вспоминать Така, иногда просто сидели молча. Пошел дождь -
затяжной, но не сильный, а легкий, как благословение.
Проголодавшись, они, несмотря на дождь, вышли из дома и по извилистой дороге на
«стингрее» снова выехали на шоссе. Однако они направились не в Ориентал, а є Нью-Берн, в
ресторан «Челси», что недалеко от исторического центра города. Заведение оказалось
полупустым, но когда они уходили, все столики уже были заняты.
Дождь на время утих, и Аманда и Доусон воспользовались случаем, чтобы побродить по
тихим улочкам, посетить еще не закрывшиеся магазины. Пока Доусон рассматривал книги в
букинистической лавке, Аманда с улицы позвонила домой. Она поговорила с Джаредом и с
Линн, а потом и с Фрэнком. Набрав номер матери, она оставила на автоответчике сообщение, сказав, что, возможно, припозднится, а потому просила не запирать дверь. Доусон подошел к
ней в тот момент, когда она дала отбой. Ей стало очень грустно от того, что вечер почти
закончился. Кажется, он прочитал ее мысли. Он предложил ей свою руку, и они побрели к
машине.
Когда они выехали на шоссе, дождь возобновился. А едва они пересекли реку Ньюс, туман
сгустился еще сильнее. Ветви деревьев торчали, словно пальцы привидений. Тусклые лучи
автомобильных фар с трудом пробивались сквозь мглу и почти полностью тонули в густых
зарослях. Сбросив скорость, Доусон осторожно пробирался сквозь сырой мрак.
Дождь равномерно барабанил по крыше машины, напоминая далекий стук колес поезда, и
Аманда поймала себя на том, что постоянно прокручивает в голове прошедший день. За
обедом она не раз ловила на себе взгляд Доусона, но при этом не смущалась - наоборот, ей
хотелось, чтобы он продолжал на нее смотреть.
Она знала, что это неправильно, что подобные желания не одобряются обществом. II если бы
